I’m not an early bird or a night owl. I’m more of a permanently exhausted pigeon.
Аннотация: Не всегда чудеса, которые мы видим, не имеют объяснения.
История первая. Швея.
читать дальшеСонный, пыльный город возвышался над выложенным камнями путем, извивавшимся между домами, устилавшим улицы и скверы, но при этом являвшимся единым целым – непрерывной дорогой. В нем не было ни одного тупика, все направления пересекались или соединялись между собой, образуя сложные переходы. Поговаривали, что в этом замкнутом дорожном кругу нельзя заблудиться, так как рано или поздно вернешься туда, откуда пришел. Это было лишь ложным предположением - правда была такова, что бродить кругами по зловещим, окутанным тенью, улочкам можно было хоть вечность. Это возведенное людьми место, своим видом напоминавшее огромный, попавший в тень, улей, было настолько старо, что призраки прошлого неустанно бродили в возведенном каменном лабиринте. Даже самый древний житель не мог сказать, сколько же лет оно существовало. Да и, если говорить напрямую, данное порождение человеческих умов и труда вовсе не являлось городом, а скорее огромной по своим размерам и сложно устроенной деревней. Уже несколько тысячелетий эта мрачная обитель давала пристанище всему живому и находившемуся по ту сторону существования. Несмелые бледные лучи солнца, только-только восставшего от ночного сна, ложились на крыши, как густой мед на блюдце, топя в своем всеобъемлющем свете холодные каменные дома. Гордая тень с остервенением до последнего пленила город в бархатной тьме и, признав, наконец, приход светлого времени суток, отправилась на покой, уютно свернувшись под мостами, на чердаках и в подвалах – в любом месте, куда солнце не заглядывало ни при каких обстоятельствах. Почерневшая от старости и сырости черепица будто поглощала солнечный свет, но тем не менее все новые и новые солнечные зайчики перепрыгивали с окна на окно, скользили по горшкам на витрине лавки с глиняными изделиями и стремились ослепить первых прохожих, сонно передвигающих ногами по торговому кварталу. По вымощенной отполированными тысячами ног камнями улице разливалась солнечная река, спускаясь по ступенькам и склонам города к самим воротам. Ворота представляли собой все так же каменную ограду, соединяющуюся в единую стену с крайними домами и образуя почти ровный круг. Самой заметной их частью была арка, разукрашенная узорами в готическом стиле. Гостей встречали уродливые горгульи, всегда готовые расправить свои крылья навстречу врагу. Если бы представилась возможность описать этот город одним словом, это слово было бы «химерный». Здешняя архитектура поражала своим обилием разнообразных монстров – они присутствовали в орнаменте, в украшениях, в статуях и во всем, к чему прикоснулась рука человека. Этот город буквально был построен на поверьях и легендах. Самым оккультным местом среди горожан считалась центральная улица, парадоксально пустующая и заполненная брошенными полуразвалившимися домами и сооружениями, единственными жителями которой были бродячие животные и птицы. Строгий и старый город, чьим дыханием был завывающий ветер, разносящий пыль и поднимающий из-под ног песок, медленно просыпался. Имея достаточное воображение, можно было представить раскатистый густой гул, издаваемый разминающим свои населенные части тела каменным гигантом. Башни, конечно же, хрустели бы затекшими костяшками, а религиозные сооружения, являвшиеся чем-то средним между церквушками и храмами, пыхтели бы от натуги. В этом городе поразительно гармонично уживались рядом несовместимые вещи – угнетающие и нагоняющие преисполненный уважения испуг старинные дома и теплые простодушные магазинчики. Это соседство само собой воплощало вечную борьбу человечества со своими старыми, как сам мир, страхами.
Тем временем солнце неумолимо поднималось все выше над противно поскрипывающими флюгерами. Постепенно весь город утоп, словно под огромной волной, в шуме, характерном только для живых. Высоко над крышами домов и в каждом жилом уголке из минуты в минуту все громче и отчетливее слышались гомон людей, звон, стук и прочие производные звуки человеческого труда. По влажным сырым камням отбивали ритм лошадиные копыта и стук колес, неразличимый человеческим ухом топот ног жителей города отбивался от стен, будто сердцебиение. Словно неслышимая никем в этом мире музыка, схожая с терзаемой неумелым музыкантом скрипкой, все громче становилось естество жизни. Торговый квартал, являвшийся единственным местом, где осуществлялись покупки и предшествующие им продажи, сосредоточивший торговля абсолютно всех областей, разделенную на сбившиеся в кучки лавки и магазины, объединенные своей специализацией, был богатейшим на запахи местом. Запах, источаемый холодным камнем и устаревшим, укоренившимся в воздухе страхом, смешался с идущим от свежей выпечки, с раздражающими нос пряно-острыми специями, с несравнимым ни с чем духом колбас и копчений. Из угла в угол метался аромат цветущих деревьев, которые, как некоторого рода реликвия, рассаживались в самых людных местах и парках, а иногда торчали из земли в самом неподходящем месте. Квартал пестрел радужной палитрой днем, еще ночью казавшийся мрачным и черно-белым. Яркие пятна разодетых людей превращали его в стихийное цветовое бедствие, поражающее глаз своим разнообразием. Люди двигались хаотично, сталкиваясь друг с другом или умело лавируя в потоке себе подобных, то и дело вспыхивали ссоры и перебранки, или же наоборот – неожиданная встреча развязывала дружественную беседу. Темными мутными пятнами среди живого столпотворения выделялись огромные лужи – дожди были частыми гостями в здешних местах. Целые цепочки образовывались вокруг них и стоящие в начале очереди неуклюже перепрыгивали их, обходили на цыпочках по мизерным участкам суши, упорно продвигаясь в нужном направлении. Квартал кипел, бурлил и захлебывался в повседневной активности человеческой жизни.
Из домов, вприпрыжку или сонно волочась, словно изгнанники, появлялись на свет дети и сбивались в стада, устремляясь к школе. Отдельные люди, незаинтересованные в опустошении своего кармана посредством закупки товаров и продовольствия, одиноко брели в раздумьях, теряясь в городских секторах. Стремясь систематизировать и разделить город, в нем было создано множество автономных частей: квартал знаний включал в себя все музеи, библиотеки, галереи, учебные заведения всех известных направлений, философские школы, разнообразные кружки и прочие, связанные с обучением, продукты человечества; рабочий, соответственно, был заполнен рабочими предприятиями. Имелись и Магический, битком набитый разнообразными ведьмами, гадалками и людьми, далекими от оккультизма и магии, но страстно желающими нагнать обман на простодушных горожан, и темный квартал, сконцентрировавший в себе всю преступность. По злой иронии оба последних соседствовали друг с другом. Все это было придумано для того, чтобы горожане не заблудились в витиеватом своем обиталище и благополучно вернулись домой. Для заезжих же классификация кварталов служила слабой помощью для ориентировки в городе – что с ней, что без, ни один чужак, не прибегнув к истинному везению, не определил бы верного направления для дальнейшего пути. Весь город, каждое сооружение в нем, были созданы для того, чтобы ревностно охранять тайны и напускать суеверное мистическое настроение.
Сопровождаемый свистом ветра под аркой ворот, раздался шлепок башмака по мелкой луже, являвшейся скорее скоплением малого количества воды и большого – слякоти, в одном месте. В город, словно тень, проскользнул чужак. В нашей жизни является обыкновением то, насколько может быть незаметен отдельный человек в мегаполисе. Невысокая, излучающая прямолинейность и строгость, фигура пересекала пустую площадку перед тесной стеной строений. Сложилось так, что отсутствие постоялых дворов, при наличии кабаков и забегаловок, было национальной особенностью местных аборигенов и каждый желающий мог остановиться у одного из множества гостеприимных владельцев домов.
Никто не мог бы сказать, сколько времени человек бродил в каменном лабиринте, и какие цели он преследовал, но лишь спустя множество часов после того, как он переступил черту городских ворот, в одном из домов раздался стук в дверь. Пышная немолодая женщина, воплотившая в себя всю красоту и нрав хозяюшки, отворила дверь, утирая перепачканные в муке руки, выглянула на улицу, перевешиваясь через порог.
- Добрый вечер, Хозяйка. – Стоявший за дверьми человек поклонился. Составить впечатление о нежданном госте можно было лишь посредством его мягкого, немного скрипучего голоса, так как с ног до головы он был скрыт плащом с высоким воротником, лицо же его скрывал низко надвинутый капюшон. Из-под одежд выглядывали, чуждые в его скрытном образе, пепельно-седые волосы, едва достающие до уровня плеч. На плече чужестранца висел походный «узелок» с личными вещами и лекарствами. – Не разрешите ли мне остаться в вашем доме на ночлег?
Хозяйка с интересом вгляделась в незнакомца, видимо понадеявшись разглядеть в его облике хоть единственную черту, что-нибудь хоть отдаленно напоминающие о понятии «внешность», и потерпев неудачу, посторонилась, возвращаясь вглубь своего дома и давая человеку возможность войти.
- В нашем доме всегда рады гостям.
Половицы заскрипели, приветствуя ступившего на них. Выбранный Странником дом был не богат, но и не беден. Комнату, являвшуюся центром жилища, освещал камин. Поленья потрескивали в предсмертном крике, погибая под напором огня и их души высвобождались томным теплом, окутавшим комнату. Солнце уже садилось и лишь слабо освещало мир, больше подчеркивая надвигающуюся темноту, тем даря свет. Темные углы комнаты окрасились ярким оранжевым свечением, исходившим от огня. Комната была почти пустой, но, тем не менее, домашней, не испытывавшей недостатка в убранстве. Под окном, словно само собой, мерно покачивалось кресло-качалка, в котором, уютно устроившись на брошенном пледе, устроился огромный черный кот. Напротив камина, придавив своим весом немалых размеров полосатый ковер, стоял стол и несколько кресел с маленьким кругленьким диванчиком во главе. Стол украшала вязаная салфетка, являвшая, судя по ее размерам, накрывшим почти всю поверхность стола, плод работы трудолюбивых и увлекающихся рук, а так же давно остывший глиняный чайник. Гость, словно неподвижная тень, застыл у входной двери, осматривая внутреннее убранство дома лишь взглядом. Голос женщины, проявившей гостеприимность и впустившей его к очагу, окутывал его словно покрывало. Незнакомый человек отвечал односложно, не привечая откровенных разговоров, но признавая знакомство необходимостью. Суетливая хозяйка щебетала вокруг гостя, проявляя всю возможную заботу. И вот уже незаметный доселе позабытый чайник вновь испускал ароматный пар из носика, словно напыщенный командир в окружении чашек. Уставшего с дороги гостя, снабдив на ночь расспросом о его происхождении и цели посещения города, расположили в кресле. Незамедлительно его окружили все жители дома – двое детишек восьми лет, глава дома и сама хозяйка. Гости всегда были в почете и считались поводом для гордости. Было очевидно, что группа людей, связанных родственными узами, ожидает от пришельца будоражащих сознание рассказов о далеких странах. В данном случае далекими странами мог оказаться любой населенный пункт, находившийся в достаточном отдалении от города. Прошу прощения, Города – определение данного места являлось и его названием по совместительству, что не придавало Городу подобающего шарма. Но еще ни один человек не был смущен столь скупым воображением давшего городу имя – напротив, все были благодарны, что хотя бы название этого вобравшего в себя всю злобность и устрашающий вид, которые только можно было, не содержало в себе коэффициент угрозы жизни.
Создавшийся благородный образ Странника был развеян в тот миг, когда он, ничуть не смущаясь, вытянул ноги перед собой, откинувшись в кресле, и закурил трубку. Благородность уступила место Восхищению. Кожа на руках незнакомца была почти мертвенно бледной. Под тонкой, словно готовой лопнуть от слабейшего прикосновения, кожей были видны разветвления вен. В тонких длинных пальцах с некоторое время нестрижеными ногтями, что не мешало им быть ухоженными, незнакомца появилась курительная трубка из бриара. Изящная и строгая, подобающая своему хозяину. Ее мундштук был необычно тонким и изогнутым, вся поверхность трубки была усеяна мелкими узорами, больше походившими на таинственные символы. В вязкой тишине комнаты раздалось чирканье спички. Из-под капюшона стремительно взвилась струйка сизого табачного дыма. Скрутившись в клубок из неосязаемых колечек и бархата, дым на некоторое время повис в воздухе, постепенно растворяясь. Голос главы семейства, пожилого плечистого и плотного человека, небольшим громовым раскатом раздался в повисшей тишине:
- Я не хотел бы показаться Вам невеждой, господин…
- Тогда Вам сначала стоило бы представиться. – Голос незнакомца больше был похож на тот утробный звук, что издает разгневанный кот, а шипящие звуки придавали ему сходство со змеей. Подобный голос был способен пощекотать морозными мурашками позвоночник даже самого бесстрашного создания. Но в его интонациях не было никакой угрозы, лишь легкий смиренный укор.
- О, простите меня. Мое имя Осгуд. А это, - рукой, больше похожей на дубовое бревно, мужчина обвел остальных собравшихся, - моя жена Ида, ее отец Лагуд и наши дети – Мигуэль и Осанна.
Особо примечательной чертой представшего перед взором Странника семейства были светлые волосы. За исключением сморщенного и скрюченного старика Лагуда, чье тело напоминало высохший сук, а густые брови, видимо, стремились восполнить утрату, вследствие которой образовалась лысина. Именно лысина была единственным местом без морщин на теле этого человека. Осанна - маленькая девочка, находившаяся еще в том возрасте, когда словарный запас еще слишком мал, позволяя окружающим заботиться о дитяте, воплощала в своем личике все черты детской красоты и нежности. Мигуэль не старше своей сестры, но притом был на порядок серьезнее и строже, душевно старше. Странник едва склонил голову в кивке. Вопреки ожиданиям Осгуда, странный собеседник не представился в ответ, но что-то мешало мужчине намекнуть на подобную несправедливость. Молчание сгущалось под потолком, вроде оно выходило вместе с дымом из легких Странника. За окном бесповоротно темнело, помещение окуналось в жаркий, излучаемый огнем в камине, свет. Комната становилась красно-огненного цвета, преисполняясь домашним сонным уютом. Жар от огня призрачными, сотканными из тепла, руками обнимал человеческие тела. Вязкое тепло поселялось в сердцах, окрашивая душу в глубокий оранжевый цвет. За окном стало настолько темно, что казалось, будто мир заканчивается за пределами досягаемости света и весь мир, находившийся по ту сторону стекла, сгинул. Лишь свист ветра, заблудившегося в переулках и скованного их теснотой, напоминал о том, как хрупка человеческая беспечность.
- Пожалуй, Вы ждете от меня сказок о прекрасных далеких королевствах? – Возможно, устав держать руку на весу, а может быть сочтя данное занятие не интересным более, Странник нагнулся к самой топке и вытрусил сожженный табак из трубки. Более она не появлялась за весь вечер, будучи спрятанной где-то в недрах одежд под плащом.
Ответом на заданный вопрос были исполненные ожидания детские глаза. Своеобразной традицией были долгие повести подобными вечерами, что приносили с собой заезжие в город. Нерушимой уже многие века привычкой. Глубоких вздох, толи вызванный усталостью и неизбежностью собственной участи, толи предназначенный для ознаменования начала рассказа, не столь слышимо, сколько осязаемо всколыхнул воздух. Странник начал свой рассказ. Сопровождаемые его странным голосом и непривычными обывателю речевыми оборотами, картинками события его рассказов оживали в сознании слушателей. Но только сам лишь рассказчик знал, что речь его призвана выудить на свет воспоминания. Воспоминания, что помогут определить ему ту цель, что столько миль подряд упорно вела его к этому дому. Замаскированные чудными подвигами, которые поражали своей вычурной новизной, слова лились и шуршали, подобно книгам, с чьих листов они были почерпнуты. Его рассказ длился до тех пор, пока сами слушатели не пожелали его окончить. Часы или минуты он длился, но не пострадал бы ни в одном из случаев. Как только голос гостя постепенно стих, оставив за собой лишь след былого, хозяйка поднялась с дивана, разгладив ладонями передник и подталкивая детей в спину, повела их укладывать в кровати. Спустя короткий промежуток времени Странник остался в одиночестве, дожидаясь Иду. Осторожные шаркающие шаги со стороны лестницы заставили его повернуть голову. Жестом Ида пригласила пришельца следовать за ней и вела его за собой до самой двери предназначенной для подобных ему спаленки. Так провел странный человек первую ночь на новом месте.
Утро встретило всех домочадцев неожиданным визитом. Заплаканная и бледная от горя женщина сокрушалась в рыданиях, ища утешения в объятиях хозяйки дома. Она была частым гостем в этих стенах и лучшей подругой Иды. Тихо подкравшийся, словно кошка, Странник, следил за монологом. Его просили о помощи, так как подобные ему пользовались репутацией мудрецов, повидавших если не все, то только потому, что каждую секунду мир полнится новыми событиями. Сквозь всхлипывания и срывающийся голос можно было лишь частично понять речь бедняги. С трудом удалось уловить из потока слов описание тех, о ком шла речь, но и того было достаточно.
-… Мы лишь утром обнаружили пропажу. Соседи говорят, что сыновей моих видели возле того проклятого дома, будь он неладен. Муж, вместе с соседскими мужиками, обыскал каждый угол, но так и нашел ни следов, ни самих пропавших. А если она забрала их? – Плечи той, что говорила, вздрогнули, а бледный, промокший от слез, дамский платок прошелся по щекам.
- О какой женщине Вы говорите? – Впервые за долгое время сам Странник вступил в разговор. Время печали было исчерпано, пришла пора действий – плачем горю не поможешь. На заданный вопрос стала отвечать Хозяйка, поглаживая безутешную соседку по спине.
- Около двух сотен лет назад, когда людей в этих местах было значительно меньше, в городе поселилась девушка. Никто не знал ее прежде. Она была таинственной особой, никто так и не разузнал ее имени. Неизвестная вскоре обосновалась и открыла одежную лавку, продавая там собственноручно сшитые наряды. Шли годы и вот владельцы соседних лавок прознали, что один молодой человек все же подобрался довольно близко к незнакомке, и их связала любовь. Дело шло к свадьбе. Лишь одно портило их союз – возлюбленный был безволен и боязлив. Тот все не решался сделать предложение своей милой. Несмотря на это, будущая невеста души не чаяла в своем друге и лишь встретившись с ним чувствовала себя живущей. Долго ли коротко пара была счастлива, но однажды юноша покинул город вместе со своей семьей, ни словечком не обмолвившись о причине своего исчезновения. Девушка, не в силах пережить разлуки, постепенно чахла, а затем и вовсе исчезла. Говорят, она высохла настолько, что превратилась в пыль прямо у окна, выглядывая, не вернулся ли суженый за ней. С тех пор в окне ее спальни каждый вечер появляется силуэт в платье и до самого рассвета стоит у окна, выжидая возлюбленного. Недобрые слухи ходят про эту лавку. Если вдруг кто мужского рода зайдет внутрь, его душа не найдет выхода во век и будет вынуждена стать швее женихом.
- Так Вы говорите, оба мальчика пропали в этом доме?
- Никто не знает, но были люди, что видели их неподалеку.
На том расспросы и закончились. Плачь не умолкал длительное время, давая выход переживаниям. Две женщины еще больше сплотились на основании приключившегося несчастья и вдвоем причитали – хозяюшка утешительно, а мать пропавших мальчиков – с горечью и раскаянием. Слова иссякли прежде слез, и комната погрузилась в тишину, прерываемую надрывными стонами рыдающей и успокаивающим шиканьем сопереживающей. Третий присутствовавший в комнате оставался безучастен, внимательно изучая взглядом новую знакомую. Мужчина в какой-то момент быстрым, отлаженным движением достал из неизвестно откуда взявшегося «узелка» завернутые в бумагу приторно пахнущие травы. Безутешной гостье был предложен чай с их добавлением, чудно успокаивавший за довольно короткое время всякого рода негативные эмоции. Даривший спокойствие и крепкий сон. Между хозяйкой и гостем состоялся долгий разговор, в ходе которого последний ловко выуживал необходимую для себя информацию, обличив ее в живой интерес, смешанный с жалостью. Собеседница его так и не догадалась о скрытом смысле задаваемых вопросов, честно отвечая.
Дав указания по присмотру за приспанной товаркой Иде, Странник ушел из временного своего пристанища. Он держал путь к известному по рассказам сплетниц недоброму дому, в котором находилась лавка швеи. Ум его занимали оправданные догадки, но любые домыслы требуют доказательств. Время пролетело незаметно, припорошенное заполонившими голову мыслями. Путь его занял не больше получаса. Перед взором скрытых под капюшоном глаз явилось ничем не примечательное на фоне других строение. Прямоугольная дыра в нижнем этаже – единственный вход в здание, была заколочена выеденными термитами и высохшими от старости досками. За этим своего рода воспрещающим знаком зияла чернота дверного проема, не скрытого дверью по той причине, что сама дверь покорно лежала на полу и часть ее была видна под лучами частично проникающего вглубь отверстия света. Дальше естественное освещение проникнуть не могло, пересекаемое абсолютным мраком. Из дыры был слышен запах сырости и гнили. Лишь небольшой поклон при проходе под досочной преградой потребовался, чтобы проникнуть в заброшенную лавку. В темном помещении шаги казались лишь громче, неприятно отдаваясь в голове затяжным эхом. Столп пылинок, сверкающих на солнце, сомкнулся за спиной. Глазам, не привыкшим к темноте, понадобилось время, чтобы обрести способность видеть перед собой. По мере того, как взор смирился с наступившей темнотой, по левую сторону из мрака начали появляться очертания чудом уцелевшей через столько лет деревянной лестницы, но время не пощадило и ее. Большинства ступеней недоставало, а обломки рухнувших под тяжестью прошедших лет перил в хаотичном порядке были разбросаны по всему залу. Перескочив в несколько шагов лестницу, можно было увидеть некогда жилое помещение – маленькую комнатку, в которой только и была кровать да табурет с стоящей на нем обгоревшей свечкой, весь воск который, бесформенной кучей застывшей прямо на деревянной поверхности, служил опорой для жалкого остатка фитиля. Окна были скрыты за обрывками ткани, некогда являвшейся самодельным подобием штор. Там же стоял одиноко манекен, изображавший женщину, судя по выцветшему, покрытому слоем пыли, платью и дамской шляпке, надетой на голову. Лишь бегло осмотрев комнату, из чьего окна и виднелся суеверным людям силуэт давно покинувшей эту комнатушку девушки, Странник разрешил половину проблемы. За тем он, как можно старательнее избегая внимания случайных прохожих, покинул проклятую территорию. Напротив покидаемой забытой лавки его встретили взглядом две девицы с полными покупок корзинками, повешенных на согнутые в локтях руки. Их неодобрительные взгляды устремились в сторону чужака и внешний вид его предался жесточайшей критике. Их щебетание лишь подобием слов донеслось до ушей незнакомца. Его появление здесь сулило зарождение свежих сплетен, которые к вечеру облетят каждого человека в этом городе. Одна из девушек, смутившись перед будто осуждающе обернувшимся «взглядом» впадины под капюшоном, смеясь подбежала и одернула за рукав подозрительный субъект в черных одеждах. Приняв из ее рук дарственное яблоко, Странник завернул за угол, устремившись прочь. Подошвы его обуви где только не побывали в этот день. Следуя за своим владельцем, им пришлось немало стереться и испачкаться в грязи. Они повидали и лесную чащу, густой, непроницаемой для солнца стеной, разросшуюся в паре миль от городских стен. Вековые деревья с огромными в обхват и высоту стволами неожиданно дружелюбно встретили желавшего забрести вглубь леса. Желтоватый небесный диск клонился к земле, когда наконец в чаще были найдены Странником пропавшие дети. Он подобно мареву появился за их спинами, не промолвив ни слова. Один из заблудившихся братьев с испуганным взвизгом отпрянул в сторону, вызвав идентичную реакцию у второго заблудившегося.
- Что в такой глуши могли забыть дети? – Строгий голос заставил товарищей потупить взгляды. Старший мальчик дернул за рубаху открывшего было рот младшего, запрещая говорить. Пусть и не к месту сейчас, он помнил о наставлении матери не говорить с незнакомцами. – Ваша мать переживает о вашем здоровье. – Слова о матери заставили меньшего испытать доверие к своему спасителю и сбивчивым, запинающимся голосом, он начал оправдываться:
- Мы всего лишь играли в лесу. Мы всегда играем здесь. Но наш пес, который выводил нас прежде из лесу, сбежал, а без него нам никак не было найти дороги.
Стало известно, что братья бродили всю ночь среди деревьев, пока не были обнаружены и спасены. Перепуганные, они немедля бросились домой, изредка и вовсе подгоняя своего проводника. Когда пропавшие накануне показались матери на глаза, та весь вечер не давала им и шагу ступить от себя. Дом, в котором остановился пришелец в черных одеждах, был полон пиршества и радости, все как-то и позабыли о своем ценном госте.
Забытый приютившей его семьей путешественник вернулся к проклятой лавке и, пока никто не видел, проник в спаленку на чердаке. Только одно незавершенное дело еще не позволяло ему продолжить свои кругосветные странствия. Оказавшись на месте и убедившись, что помыслы его не раскрыты, зажег обгоревший века назад фитиль. Тут же сырые стены впитали запах нагретого воска и едкий режущий привкус серы от чиркнувшей спички. Не успевшие еще покинуть свои магазины люди увидели, как в окне с дурной славой зажегся свет. Отчетливо вырисовался силуэт девушки, стоявшей у окна. Она была грустна и полна отчаяния. Голова ее была опущена. Некоторым особо впечатлительным мерещилось, будто тень у окна раздосадовано вздыхает. Перепуганная толпа, скопившаяся в переулке, так и ахнула. Через долю секунды к девушке приблизилась мужская тень. Новая волна удивления прокатилась над головами зрителей, среди людских тел послышалось перешептывание. Юноша, тем временем, обнял свою брошенную невесту, склонил голову к ее лицу и в ту же секунду свет погас, оставив историю незавершенной, сокрыв от зрителей самый интимный момент.
В ту ночь единственному актеру оконного театра пришлось заночевать на истлевших простынях кровати в старинной спальне. С первыми же петухами след его простыл, а легенда о швее обрела свой счастливый конец. С тех пор Странник и в этом городе обрел славу чародея. Так же, как и в множестве других, посещенных им раньше. Люди, не желая видеть практической стороны вещей, обрамляют события сказками.
Есть в мире люди, которые в эти сказки верят, есть те, которые их сочиняют и только один знает, что происходило на самом деле – создатель.
История первая. Швея.
читать дальшеСонный, пыльный город возвышался над выложенным камнями путем, извивавшимся между домами, устилавшим улицы и скверы, но при этом являвшимся единым целым – непрерывной дорогой. В нем не было ни одного тупика, все направления пересекались или соединялись между собой, образуя сложные переходы. Поговаривали, что в этом замкнутом дорожном кругу нельзя заблудиться, так как рано или поздно вернешься туда, откуда пришел. Это было лишь ложным предположением - правда была такова, что бродить кругами по зловещим, окутанным тенью, улочкам можно было хоть вечность. Это возведенное людьми место, своим видом напоминавшее огромный, попавший в тень, улей, было настолько старо, что призраки прошлого неустанно бродили в возведенном каменном лабиринте. Даже самый древний житель не мог сказать, сколько же лет оно существовало. Да и, если говорить напрямую, данное порождение человеческих умов и труда вовсе не являлось городом, а скорее огромной по своим размерам и сложно устроенной деревней. Уже несколько тысячелетий эта мрачная обитель давала пристанище всему живому и находившемуся по ту сторону существования. Несмелые бледные лучи солнца, только-только восставшего от ночного сна, ложились на крыши, как густой мед на блюдце, топя в своем всеобъемлющем свете холодные каменные дома. Гордая тень с остервенением до последнего пленила город в бархатной тьме и, признав, наконец, приход светлого времени суток, отправилась на покой, уютно свернувшись под мостами, на чердаках и в подвалах – в любом месте, куда солнце не заглядывало ни при каких обстоятельствах. Почерневшая от старости и сырости черепица будто поглощала солнечный свет, но тем не менее все новые и новые солнечные зайчики перепрыгивали с окна на окно, скользили по горшкам на витрине лавки с глиняными изделиями и стремились ослепить первых прохожих, сонно передвигающих ногами по торговому кварталу. По вымощенной отполированными тысячами ног камнями улице разливалась солнечная река, спускаясь по ступенькам и склонам города к самим воротам. Ворота представляли собой все так же каменную ограду, соединяющуюся в единую стену с крайними домами и образуя почти ровный круг. Самой заметной их частью была арка, разукрашенная узорами в готическом стиле. Гостей встречали уродливые горгульи, всегда готовые расправить свои крылья навстречу врагу. Если бы представилась возможность описать этот город одним словом, это слово было бы «химерный». Здешняя архитектура поражала своим обилием разнообразных монстров – они присутствовали в орнаменте, в украшениях, в статуях и во всем, к чему прикоснулась рука человека. Этот город буквально был построен на поверьях и легендах. Самым оккультным местом среди горожан считалась центральная улица, парадоксально пустующая и заполненная брошенными полуразвалившимися домами и сооружениями, единственными жителями которой были бродячие животные и птицы. Строгий и старый город, чьим дыханием был завывающий ветер, разносящий пыль и поднимающий из-под ног песок, медленно просыпался. Имея достаточное воображение, можно было представить раскатистый густой гул, издаваемый разминающим свои населенные части тела каменным гигантом. Башни, конечно же, хрустели бы затекшими костяшками, а религиозные сооружения, являвшиеся чем-то средним между церквушками и храмами, пыхтели бы от натуги. В этом городе поразительно гармонично уживались рядом несовместимые вещи – угнетающие и нагоняющие преисполненный уважения испуг старинные дома и теплые простодушные магазинчики. Это соседство само собой воплощало вечную борьбу человечества со своими старыми, как сам мир, страхами.
Тем временем солнце неумолимо поднималось все выше над противно поскрипывающими флюгерами. Постепенно весь город утоп, словно под огромной волной, в шуме, характерном только для живых. Высоко над крышами домов и в каждом жилом уголке из минуты в минуту все громче и отчетливее слышались гомон людей, звон, стук и прочие производные звуки человеческого труда. По влажным сырым камням отбивали ритм лошадиные копыта и стук колес, неразличимый человеческим ухом топот ног жителей города отбивался от стен, будто сердцебиение. Словно неслышимая никем в этом мире музыка, схожая с терзаемой неумелым музыкантом скрипкой, все громче становилось естество жизни. Торговый квартал, являвшийся единственным местом, где осуществлялись покупки и предшествующие им продажи, сосредоточивший торговля абсолютно всех областей, разделенную на сбившиеся в кучки лавки и магазины, объединенные своей специализацией, был богатейшим на запахи местом. Запах, источаемый холодным камнем и устаревшим, укоренившимся в воздухе страхом, смешался с идущим от свежей выпечки, с раздражающими нос пряно-острыми специями, с несравнимым ни с чем духом колбас и копчений. Из угла в угол метался аромат цветущих деревьев, которые, как некоторого рода реликвия, рассаживались в самых людных местах и парках, а иногда торчали из земли в самом неподходящем месте. Квартал пестрел радужной палитрой днем, еще ночью казавшийся мрачным и черно-белым. Яркие пятна разодетых людей превращали его в стихийное цветовое бедствие, поражающее глаз своим разнообразием. Люди двигались хаотично, сталкиваясь друг с другом или умело лавируя в потоке себе подобных, то и дело вспыхивали ссоры и перебранки, или же наоборот – неожиданная встреча развязывала дружественную беседу. Темными мутными пятнами среди живого столпотворения выделялись огромные лужи – дожди были частыми гостями в здешних местах. Целые цепочки образовывались вокруг них и стоящие в начале очереди неуклюже перепрыгивали их, обходили на цыпочках по мизерным участкам суши, упорно продвигаясь в нужном направлении. Квартал кипел, бурлил и захлебывался в повседневной активности человеческой жизни.
Из домов, вприпрыжку или сонно волочась, словно изгнанники, появлялись на свет дети и сбивались в стада, устремляясь к школе. Отдельные люди, незаинтересованные в опустошении своего кармана посредством закупки товаров и продовольствия, одиноко брели в раздумьях, теряясь в городских секторах. Стремясь систематизировать и разделить город, в нем было создано множество автономных частей: квартал знаний включал в себя все музеи, библиотеки, галереи, учебные заведения всех известных направлений, философские школы, разнообразные кружки и прочие, связанные с обучением, продукты человечества; рабочий, соответственно, был заполнен рабочими предприятиями. Имелись и Магический, битком набитый разнообразными ведьмами, гадалками и людьми, далекими от оккультизма и магии, но страстно желающими нагнать обман на простодушных горожан, и темный квартал, сконцентрировавший в себе всю преступность. По злой иронии оба последних соседствовали друг с другом. Все это было придумано для того, чтобы горожане не заблудились в витиеватом своем обиталище и благополучно вернулись домой. Для заезжих же классификация кварталов служила слабой помощью для ориентировки в городе – что с ней, что без, ни один чужак, не прибегнув к истинному везению, не определил бы верного направления для дальнейшего пути. Весь город, каждое сооружение в нем, были созданы для того, чтобы ревностно охранять тайны и напускать суеверное мистическое настроение.
Сопровождаемый свистом ветра под аркой ворот, раздался шлепок башмака по мелкой луже, являвшейся скорее скоплением малого количества воды и большого – слякоти, в одном месте. В город, словно тень, проскользнул чужак. В нашей жизни является обыкновением то, насколько может быть незаметен отдельный человек в мегаполисе. Невысокая, излучающая прямолинейность и строгость, фигура пересекала пустую площадку перед тесной стеной строений. Сложилось так, что отсутствие постоялых дворов, при наличии кабаков и забегаловок, было национальной особенностью местных аборигенов и каждый желающий мог остановиться у одного из множества гостеприимных владельцев домов.
Никто не мог бы сказать, сколько времени человек бродил в каменном лабиринте, и какие цели он преследовал, но лишь спустя множество часов после того, как он переступил черту городских ворот, в одном из домов раздался стук в дверь. Пышная немолодая женщина, воплотившая в себя всю красоту и нрав хозяюшки, отворила дверь, утирая перепачканные в муке руки, выглянула на улицу, перевешиваясь через порог.
- Добрый вечер, Хозяйка. – Стоявший за дверьми человек поклонился. Составить впечатление о нежданном госте можно было лишь посредством его мягкого, немного скрипучего голоса, так как с ног до головы он был скрыт плащом с высоким воротником, лицо же его скрывал низко надвинутый капюшон. Из-под одежд выглядывали, чуждые в его скрытном образе, пепельно-седые волосы, едва достающие до уровня плеч. На плече чужестранца висел походный «узелок» с личными вещами и лекарствами. – Не разрешите ли мне остаться в вашем доме на ночлег?
Хозяйка с интересом вгляделась в незнакомца, видимо понадеявшись разглядеть в его облике хоть единственную черту, что-нибудь хоть отдаленно напоминающие о понятии «внешность», и потерпев неудачу, посторонилась, возвращаясь вглубь своего дома и давая человеку возможность войти.
- В нашем доме всегда рады гостям.
Половицы заскрипели, приветствуя ступившего на них. Выбранный Странником дом был не богат, но и не беден. Комнату, являвшуюся центром жилища, освещал камин. Поленья потрескивали в предсмертном крике, погибая под напором огня и их души высвобождались томным теплом, окутавшим комнату. Солнце уже садилось и лишь слабо освещало мир, больше подчеркивая надвигающуюся темноту, тем даря свет. Темные углы комнаты окрасились ярким оранжевым свечением, исходившим от огня. Комната была почти пустой, но, тем не менее, домашней, не испытывавшей недостатка в убранстве. Под окном, словно само собой, мерно покачивалось кресло-качалка, в котором, уютно устроившись на брошенном пледе, устроился огромный черный кот. Напротив камина, придавив своим весом немалых размеров полосатый ковер, стоял стол и несколько кресел с маленьким кругленьким диванчиком во главе. Стол украшала вязаная салфетка, являвшая, судя по ее размерам, накрывшим почти всю поверхность стола, плод работы трудолюбивых и увлекающихся рук, а так же давно остывший глиняный чайник. Гость, словно неподвижная тень, застыл у входной двери, осматривая внутреннее убранство дома лишь взглядом. Голос женщины, проявившей гостеприимность и впустившей его к очагу, окутывал его словно покрывало. Незнакомый человек отвечал односложно, не привечая откровенных разговоров, но признавая знакомство необходимостью. Суетливая хозяйка щебетала вокруг гостя, проявляя всю возможную заботу. И вот уже незаметный доселе позабытый чайник вновь испускал ароматный пар из носика, словно напыщенный командир в окружении чашек. Уставшего с дороги гостя, снабдив на ночь расспросом о его происхождении и цели посещения города, расположили в кресле. Незамедлительно его окружили все жители дома – двое детишек восьми лет, глава дома и сама хозяйка. Гости всегда были в почете и считались поводом для гордости. Было очевидно, что группа людей, связанных родственными узами, ожидает от пришельца будоражащих сознание рассказов о далеких странах. В данном случае далекими странами мог оказаться любой населенный пункт, находившийся в достаточном отдалении от города. Прошу прощения, Города – определение данного места являлось и его названием по совместительству, что не придавало Городу подобающего шарма. Но еще ни один человек не был смущен столь скупым воображением давшего городу имя – напротив, все были благодарны, что хотя бы название этого вобравшего в себя всю злобность и устрашающий вид, которые только можно было, не содержало в себе коэффициент угрозы жизни.
Создавшийся благородный образ Странника был развеян в тот миг, когда он, ничуть не смущаясь, вытянул ноги перед собой, откинувшись в кресле, и закурил трубку. Благородность уступила место Восхищению. Кожа на руках незнакомца была почти мертвенно бледной. Под тонкой, словно готовой лопнуть от слабейшего прикосновения, кожей были видны разветвления вен. В тонких длинных пальцах с некоторое время нестрижеными ногтями, что не мешало им быть ухоженными, незнакомца появилась курительная трубка из бриара. Изящная и строгая, подобающая своему хозяину. Ее мундштук был необычно тонким и изогнутым, вся поверхность трубки была усеяна мелкими узорами, больше походившими на таинственные символы. В вязкой тишине комнаты раздалось чирканье спички. Из-под капюшона стремительно взвилась струйка сизого табачного дыма. Скрутившись в клубок из неосязаемых колечек и бархата, дым на некоторое время повис в воздухе, постепенно растворяясь. Голос главы семейства, пожилого плечистого и плотного человека, небольшим громовым раскатом раздался в повисшей тишине:
- Я не хотел бы показаться Вам невеждой, господин…
- Тогда Вам сначала стоило бы представиться. – Голос незнакомца больше был похож на тот утробный звук, что издает разгневанный кот, а шипящие звуки придавали ему сходство со змеей. Подобный голос был способен пощекотать морозными мурашками позвоночник даже самого бесстрашного создания. Но в его интонациях не было никакой угрозы, лишь легкий смиренный укор.
- О, простите меня. Мое имя Осгуд. А это, - рукой, больше похожей на дубовое бревно, мужчина обвел остальных собравшихся, - моя жена Ида, ее отец Лагуд и наши дети – Мигуэль и Осанна.
Особо примечательной чертой представшего перед взором Странника семейства были светлые волосы. За исключением сморщенного и скрюченного старика Лагуда, чье тело напоминало высохший сук, а густые брови, видимо, стремились восполнить утрату, вследствие которой образовалась лысина. Именно лысина была единственным местом без морщин на теле этого человека. Осанна - маленькая девочка, находившаяся еще в том возрасте, когда словарный запас еще слишком мал, позволяя окружающим заботиться о дитяте, воплощала в своем личике все черты детской красоты и нежности. Мигуэль не старше своей сестры, но притом был на порядок серьезнее и строже, душевно старше. Странник едва склонил голову в кивке. Вопреки ожиданиям Осгуда, странный собеседник не представился в ответ, но что-то мешало мужчине намекнуть на подобную несправедливость. Молчание сгущалось под потолком, вроде оно выходило вместе с дымом из легких Странника. За окном бесповоротно темнело, помещение окуналось в жаркий, излучаемый огнем в камине, свет. Комната становилась красно-огненного цвета, преисполняясь домашним сонным уютом. Жар от огня призрачными, сотканными из тепла, руками обнимал человеческие тела. Вязкое тепло поселялось в сердцах, окрашивая душу в глубокий оранжевый цвет. За окном стало настолько темно, что казалось, будто мир заканчивается за пределами досягаемости света и весь мир, находившийся по ту сторону стекла, сгинул. Лишь свист ветра, заблудившегося в переулках и скованного их теснотой, напоминал о том, как хрупка человеческая беспечность.
- Пожалуй, Вы ждете от меня сказок о прекрасных далеких королевствах? – Возможно, устав держать руку на весу, а может быть сочтя данное занятие не интересным более, Странник нагнулся к самой топке и вытрусил сожженный табак из трубки. Более она не появлялась за весь вечер, будучи спрятанной где-то в недрах одежд под плащом.
Ответом на заданный вопрос были исполненные ожидания детские глаза. Своеобразной традицией были долгие повести подобными вечерами, что приносили с собой заезжие в город. Нерушимой уже многие века привычкой. Глубоких вздох, толи вызванный усталостью и неизбежностью собственной участи, толи предназначенный для ознаменования начала рассказа, не столь слышимо, сколько осязаемо всколыхнул воздух. Странник начал свой рассказ. Сопровождаемые его странным голосом и непривычными обывателю речевыми оборотами, картинками события его рассказов оживали в сознании слушателей. Но только сам лишь рассказчик знал, что речь его призвана выудить на свет воспоминания. Воспоминания, что помогут определить ему ту цель, что столько миль подряд упорно вела его к этому дому. Замаскированные чудными подвигами, которые поражали своей вычурной новизной, слова лились и шуршали, подобно книгам, с чьих листов они были почерпнуты. Его рассказ длился до тех пор, пока сами слушатели не пожелали его окончить. Часы или минуты он длился, но не пострадал бы ни в одном из случаев. Как только голос гостя постепенно стих, оставив за собой лишь след былого, хозяйка поднялась с дивана, разгладив ладонями передник и подталкивая детей в спину, повела их укладывать в кровати. Спустя короткий промежуток времени Странник остался в одиночестве, дожидаясь Иду. Осторожные шаркающие шаги со стороны лестницы заставили его повернуть голову. Жестом Ида пригласила пришельца следовать за ней и вела его за собой до самой двери предназначенной для подобных ему спаленки. Так провел странный человек первую ночь на новом месте.
Утро встретило всех домочадцев неожиданным визитом. Заплаканная и бледная от горя женщина сокрушалась в рыданиях, ища утешения в объятиях хозяйки дома. Она была частым гостем в этих стенах и лучшей подругой Иды. Тихо подкравшийся, словно кошка, Странник, следил за монологом. Его просили о помощи, так как подобные ему пользовались репутацией мудрецов, повидавших если не все, то только потому, что каждую секунду мир полнится новыми событиями. Сквозь всхлипывания и срывающийся голос можно было лишь частично понять речь бедняги. С трудом удалось уловить из потока слов описание тех, о ком шла речь, но и того было достаточно.
-… Мы лишь утром обнаружили пропажу. Соседи говорят, что сыновей моих видели возле того проклятого дома, будь он неладен. Муж, вместе с соседскими мужиками, обыскал каждый угол, но так и нашел ни следов, ни самих пропавших. А если она забрала их? – Плечи той, что говорила, вздрогнули, а бледный, промокший от слез, дамский платок прошелся по щекам.
- О какой женщине Вы говорите? – Впервые за долгое время сам Странник вступил в разговор. Время печали было исчерпано, пришла пора действий – плачем горю не поможешь. На заданный вопрос стала отвечать Хозяйка, поглаживая безутешную соседку по спине.
- Около двух сотен лет назад, когда людей в этих местах было значительно меньше, в городе поселилась девушка. Никто не знал ее прежде. Она была таинственной особой, никто так и не разузнал ее имени. Неизвестная вскоре обосновалась и открыла одежную лавку, продавая там собственноручно сшитые наряды. Шли годы и вот владельцы соседних лавок прознали, что один молодой человек все же подобрался довольно близко к незнакомке, и их связала любовь. Дело шло к свадьбе. Лишь одно портило их союз – возлюбленный был безволен и боязлив. Тот все не решался сделать предложение своей милой. Несмотря на это, будущая невеста души не чаяла в своем друге и лишь встретившись с ним чувствовала себя живущей. Долго ли коротко пара была счастлива, но однажды юноша покинул город вместе со своей семьей, ни словечком не обмолвившись о причине своего исчезновения. Девушка, не в силах пережить разлуки, постепенно чахла, а затем и вовсе исчезла. Говорят, она высохла настолько, что превратилась в пыль прямо у окна, выглядывая, не вернулся ли суженый за ней. С тех пор в окне ее спальни каждый вечер появляется силуэт в платье и до самого рассвета стоит у окна, выжидая возлюбленного. Недобрые слухи ходят про эту лавку. Если вдруг кто мужского рода зайдет внутрь, его душа не найдет выхода во век и будет вынуждена стать швее женихом.
- Так Вы говорите, оба мальчика пропали в этом доме?
- Никто не знает, но были люди, что видели их неподалеку.
На том расспросы и закончились. Плачь не умолкал длительное время, давая выход переживаниям. Две женщины еще больше сплотились на основании приключившегося несчастья и вдвоем причитали – хозяюшка утешительно, а мать пропавших мальчиков – с горечью и раскаянием. Слова иссякли прежде слез, и комната погрузилась в тишину, прерываемую надрывными стонами рыдающей и успокаивающим шиканьем сопереживающей. Третий присутствовавший в комнате оставался безучастен, внимательно изучая взглядом новую знакомую. Мужчина в какой-то момент быстрым, отлаженным движением достал из неизвестно откуда взявшегося «узелка» завернутые в бумагу приторно пахнущие травы. Безутешной гостье был предложен чай с их добавлением, чудно успокаивавший за довольно короткое время всякого рода негативные эмоции. Даривший спокойствие и крепкий сон. Между хозяйкой и гостем состоялся долгий разговор, в ходе которого последний ловко выуживал необходимую для себя информацию, обличив ее в живой интерес, смешанный с жалостью. Собеседница его так и не догадалась о скрытом смысле задаваемых вопросов, честно отвечая.
Дав указания по присмотру за приспанной товаркой Иде, Странник ушел из временного своего пристанища. Он держал путь к известному по рассказам сплетниц недоброму дому, в котором находилась лавка швеи. Ум его занимали оправданные догадки, но любые домыслы требуют доказательств. Время пролетело незаметно, припорошенное заполонившими голову мыслями. Путь его занял не больше получаса. Перед взором скрытых под капюшоном глаз явилось ничем не примечательное на фоне других строение. Прямоугольная дыра в нижнем этаже – единственный вход в здание, была заколочена выеденными термитами и высохшими от старости досками. За этим своего рода воспрещающим знаком зияла чернота дверного проема, не скрытого дверью по той причине, что сама дверь покорно лежала на полу и часть ее была видна под лучами частично проникающего вглубь отверстия света. Дальше естественное освещение проникнуть не могло, пересекаемое абсолютным мраком. Из дыры был слышен запах сырости и гнили. Лишь небольшой поклон при проходе под досочной преградой потребовался, чтобы проникнуть в заброшенную лавку. В темном помещении шаги казались лишь громче, неприятно отдаваясь в голове затяжным эхом. Столп пылинок, сверкающих на солнце, сомкнулся за спиной. Глазам, не привыкшим к темноте, понадобилось время, чтобы обрести способность видеть перед собой. По мере того, как взор смирился с наступившей темнотой, по левую сторону из мрака начали появляться очертания чудом уцелевшей через столько лет деревянной лестницы, но время не пощадило и ее. Большинства ступеней недоставало, а обломки рухнувших под тяжестью прошедших лет перил в хаотичном порядке были разбросаны по всему залу. Перескочив в несколько шагов лестницу, можно было увидеть некогда жилое помещение – маленькую комнатку, в которой только и была кровать да табурет с стоящей на нем обгоревшей свечкой, весь воск который, бесформенной кучей застывшей прямо на деревянной поверхности, служил опорой для жалкого остатка фитиля. Окна были скрыты за обрывками ткани, некогда являвшейся самодельным подобием штор. Там же стоял одиноко манекен, изображавший женщину, судя по выцветшему, покрытому слоем пыли, платью и дамской шляпке, надетой на голову. Лишь бегло осмотрев комнату, из чьего окна и виднелся суеверным людям силуэт давно покинувшей эту комнатушку девушки, Странник разрешил половину проблемы. За тем он, как можно старательнее избегая внимания случайных прохожих, покинул проклятую территорию. Напротив покидаемой забытой лавки его встретили взглядом две девицы с полными покупок корзинками, повешенных на согнутые в локтях руки. Их неодобрительные взгляды устремились в сторону чужака и внешний вид его предался жесточайшей критике. Их щебетание лишь подобием слов донеслось до ушей незнакомца. Его появление здесь сулило зарождение свежих сплетен, которые к вечеру облетят каждого человека в этом городе. Одна из девушек, смутившись перед будто осуждающе обернувшимся «взглядом» впадины под капюшоном, смеясь подбежала и одернула за рукав подозрительный субъект в черных одеждах. Приняв из ее рук дарственное яблоко, Странник завернул за угол, устремившись прочь. Подошвы его обуви где только не побывали в этот день. Следуя за своим владельцем, им пришлось немало стереться и испачкаться в грязи. Они повидали и лесную чащу, густой, непроницаемой для солнца стеной, разросшуюся в паре миль от городских стен. Вековые деревья с огромными в обхват и высоту стволами неожиданно дружелюбно встретили желавшего забрести вглубь леса. Желтоватый небесный диск клонился к земле, когда наконец в чаще были найдены Странником пропавшие дети. Он подобно мареву появился за их спинами, не промолвив ни слова. Один из заблудившихся братьев с испуганным взвизгом отпрянул в сторону, вызвав идентичную реакцию у второго заблудившегося.
- Что в такой глуши могли забыть дети? – Строгий голос заставил товарищей потупить взгляды. Старший мальчик дернул за рубаху открывшего было рот младшего, запрещая говорить. Пусть и не к месту сейчас, он помнил о наставлении матери не говорить с незнакомцами. – Ваша мать переживает о вашем здоровье. – Слова о матери заставили меньшего испытать доверие к своему спасителю и сбивчивым, запинающимся голосом, он начал оправдываться:
- Мы всего лишь играли в лесу. Мы всегда играем здесь. Но наш пес, который выводил нас прежде из лесу, сбежал, а без него нам никак не было найти дороги.
Стало известно, что братья бродили всю ночь среди деревьев, пока не были обнаружены и спасены. Перепуганные, они немедля бросились домой, изредка и вовсе подгоняя своего проводника. Когда пропавшие накануне показались матери на глаза, та весь вечер не давала им и шагу ступить от себя. Дом, в котором остановился пришелец в черных одеждах, был полон пиршества и радости, все как-то и позабыли о своем ценном госте.
Забытый приютившей его семьей путешественник вернулся к проклятой лавке и, пока никто не видел, проник в спаленку на чердаке. Только одно незавершенное дело еще не позволяло ему продолжить свои кругосветные странствия. Оказавшись на месте и убедившись, что помыслы его не раскрыты, зажег обгоревший века назад фитиль. Тут же сырые стены впитали запах нагретого воска и едкий режущий привкус серы от чиркнувшей спички. Не успевшие еще покинуть свои магазины люди увидели, как в окне с дурной славой зажегся свет. Отчетливо вырисовался силуэт девушки, стоявшей у окна. Она была грустна и полна отчаяния. Голова ее была опущена. Некоторым особо впечатлительным мерещилось, будто тень у окна раздосадовано вздыхает. Перепуганная толпа, скопившаяся в переулке, так и ахнула. Через долю секунды к девушке приблизилась мужская тень. Новая волна удивления прокатилась над головами зрителей, среди людских тел послышалось перешептывание. Юноша, тем временем, обнял свою брошенную невесту, склонил голову к ее лицу и в ту же секунду свет погас, оставив историю незавершенной, сокрыв от зрителей самый интимный момент.
В ту ночь единственному актеру оконного театра пришлось заночевать на истлевших простынях кровати в старинной спальне. С первыми же петухами след его простыл, а легенда о швее обрела свой счастливый конец. С тех пор Странник и в этом городе обрел славу чародея. Так же, как и в множестве других, посещенных им раньше. Люди, не желая видеть практической стороны вещей, обрамляют события сказками.
Есть в мире люди, которые в эти сказки верят, есть те, которые их сочиняют и только один знает, что происходило на самом деле – создатель.
@темы: сериал, проза, приключения
