[Ticky]

Сообщество "Литературная Ныра" приглашает желающих принять участие в конкурсе прозы "Анархия!".

Итак,
Тема
- АНАРХИЯ!
Дополнительные темы для тех, кому не понравилась основная
- Власть и ответственность
- Случайность
Примечание. Да, можно использовать любую из трёх тем, а можно хоть все три сразу.

Требования к тексту:
Принимается проза
Объем - до 20 000 символов. Если у вас получается больше - пишите мне, обсудим в индивидуальном порядке
Жанр - любой

Общие правила конкурса:
До 10 июня вы пишете текст и отправляете его мне в личку либо на почту: [email protected] (и для верности стучите в личку, чтобы я проверила почту).

1 тур. Когда все работы собраны, я отправляю участникам следующую информацию:
- все тексты, пронумерованные
- бланк для выставления оценок
Оценки будут выставляться по десятибалльной шкале всем работам (одна оценка, от 1 до 10), кроме своей, и до 20 июня отправляться мне. После этого я суммирую результаты и 21 июня выкладываю отчёт.
Участники также могут писать маленькие рецензии к чужим текстам, объясняя свои оценки. А могут не писать, на этом этапе рецензии - дело добровольное.
Зрители в это время читают тексты, но общего голосования не будет (тексты будут выкладываться в Ныре, но я могу дублировать выкладку здесь, на дневниках, если будут желающие читать и следить). Для каждого текста будет возможность поставить "мне нравится" (реализованная с помощью голосований). Варианта "мне не нравится" не будет.

2 тур. Финал. Количество текстов, которые пройдут во второй тур, будет зависеть от общего количества присланных работ, но не менее 3-4 текстов (в среднем - где-то 30-50% от общего числа, в зависимости от числа присланных работ).
Это самый интересный тур. Каждому финалисту рандомно выдаётся два текста-конкурента, на которые он должен написать отзывы. Для одного произведения участник становится адвокатом (и он должен написать максимально хвалебный отзыв), для другого - прокурором (он должен написать максимально ругательный отзыв). При этом может получиться так, что ругать придётся понравившийся текст, а хвалить - несимпатичный. Это нормально.
До 30 июня участники отправляют мне рецензии.
1 июля я выкладываю рецензии и создаю темы для голосования. Рецензии адвоката и прокурора выкладываются неанонимно
После того, как все рецензии выложены, проходит сразу три зрительских голосования
- зрители читают рецензии адвоката и прокурора и выбирают лучший текст из вышедших в финал
- зрители выбирают лучшего прокурора
- зрители выбирают лучшего адвоката
Зрительское голосование проходит до 10 июля.

Движуха для зрителей. Номинация "Самый внимательный читатель".
Читатели пытаются угадать авторов, выкладывая свои варианты в отдельной теме. После завершения конкурса и деанона будет определен самый внимательный читатель (наибольший % угаданного)
Участники конкурса могут писать свои варианты в этой ветке. Они даже могут путать окружающих и приписывать свой текст другому автору. По результатам конкурса они также могут получить приз "самый внимательный читатель", ведь личности остальных участников для них остаются загадкой.
Движуха в этой теме завершается 1 июля.

Деанон и подведение результатов.
11 июля проходит деанон. Называются 5 победителей:
- Лучший текст
- Лучший прокурор
- Лучший адвокат
- Самый внимательный читатель
- Приз зрительских симпатий. Да-да-да, несмотря ни на что Текст, собравший больше всего "лайков" (голосов "мне нравится") получает приз зрительских симпатий.
Победители получат символические призы, а также славу и почёт ^^

Ссылка на тему конкурса

@темы: полезная информация, проза

---

[Тедди-Ло]

С конкурса на тему Мир без тебя: (предпоследнее место)

Я проснулся в краю неведомом,
Где тебя никогда не было.
За окном всё стояло белое,
И казалось, что ты есть.

Я встал и вышел из комнаты,
Я хотел убедиться – помнят ли
Другие вещи хоть что-нибудь,
Хоть что-нибудь, о тебе.

Над столом стойко пахло плесенью,
В холодильнике мышь повесилась,
Радио было весело
С календарём на стене.

Никто не подал мне знака:
И нож, и огонь, и бумага
Молчали упрямо и нагло,
Считали, что дело во мне.

Боже, скажи на милость,
Как же так получилось?
Если она мне приснилась,
Куда мне теперь идти?

Я пил молоко из пакета.
Вдруг это меня нету?
В окне всё белело от света
Как в самом конце пути.

Вопрос: ?

1. +		2	(28.57%)
2. -		5	(71.43%)
Всего:		7

@темы: поэзия

---

Конкурс!

[Тедди-Ло]

Дамы и господа!
Рады сообщить, что с 2.04 стартует конкурс Прозы и Поэзии "Человек в космосе", приуроченный ко Дню Космонавтики.
Проходит он здесь: rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=348#p17688
На конкурс принимаются ранее нигде не публиковавшиеся произведения в стихах и прозе. Объём ограничен 15 000 зн без пробелов. От одного автора может поступить одна работа в прозе и до двух в поэзии.
Работы принимаются с 2.04 до 9.04 включительно, работы присылайте в личку куратору, то есть мне.
10.04 по 12.04 оценка работ и голосование. 12.04 подведение итогов.
Жанры не ограничиваются! Велкам!

@темы: Административное, реклама

---

[Тедди-Ло]

Дуэльный рассказ на тему Невидимое, доп условие - не использовать однокоренные слова от видеть, глядеть, смотреть, глаз.
В пронизанной солнцем светлой комнате, ты наклоняешься к полу, чтобы поднять упавшую книгу и твоя рука беспрепятственно проходит сквозь меня. Раньше я с трудом сдерживалась, чтобы не отскочить. Но теперь привыкла. Я прихожу сюда каждый день, потому что это нужно мне для работы. И ещё, потому что это интересно. Но ты об этом не знаешь. В этом весь смысл. Такие вещи в вашем измерении и времени ещё не изобрели. А у нас они стоят бешеных денег. Кто бы мог подумать, что вуайеризм окажется таким распространённым извращением. Впрочем, за меня платит университет. И он мне платит за работу, а не за развлечение.
Ты вздыхаешь и остервенело чешешь голову. Да, пора бы помыться. Ты уходишь в душ, я было делаю шаг за тобой, но сдерживаюсь и остаюсь на месте. Однажды из любопытства я присутствовала при твоём омовении. Это было смешно и неловко. Когда ты лёг в ванную и неожиданно начал делать это, я не смогла отвернуться. Как будто меня приковали цепями, приклеили к движению твоих рук, к выражению твоего лица, к подрагивающим опущенным векам. Твоё тело почти полностью было скрыто под пенной водой и всё же... В тот раз я была уверена, что ты меня обнаружишь. Сердце грохотало в ушах, оно звучало на всю твою квартиру, на весь город. Но ты вылез из воды, вытерся полотенцем и снова прошёл сквозь меня. Но нет, даже и не думай, на самом деле меня не волнует твой секс и твоё обнажённое тело. Это была случайность. Меня волнует совсем иное.
Ты знаешь, как мы все меняемся, когда остаёмся в одиночестве? Когда даже не подозреваем, что за нами могут следить? Конечно, не знаешь. Догадываешься, может быть, – а мы знаем точно. Знал бы ты, какой простор для учёных и писателей открыл проекционный луч! Проекцию вроде меня не остановят запертые двери. Мы пройдём всюду – бесплотные, полностью проницаемые для света и звука, для любого типа волн. Неуловимые ни одним из твоих органов чувств. А я – я улавливаю всё и наслаждаюсь этим. Я знаю о тебе всё: как ты меняешься, общаясь с разными людьми, как ты лжёшь друзьям, родителям, коллегам. Как ты лжёшь себе – даже ты не знаешь о себе правды. Ты ведь не можешь оказаться на моём месте – со стороны от себя. Даже когда ты проходишь мимо зеркала, ты меняешься – выражение лица, поза. У тебя расправляются плечи, выравнивается осанка. Я бы выбросила все зеркала в твоём доме, их слишком много. Слишком много того, что меняет твоё восприятие себя, твоё поведение, мимику. Единственное, о чём я жалею – я не слышу твоих мыслей. Наверняка они тоже меняются. Благодаря тебе я смогу защитить свою кандидатскую. К счастью, использование иномирцев без их информирования и согласия – вполне этично. Слава пакту о неразглашении. Вы ничего не должны знать, пока сами не докопаетесь до других миров.
***
Большую часть времени ты лежишь на кровати. Ты ничего не делаешь, не приводишь к себе гостей, ты почти перестал есть, а твой бар наполовину опустел. Ты даже не читаешь больше, а ведь ты любишь читать больше всего на свете. Ты только работаешь или бездельничаешь. У меня такое впечатление, что ты медленно гаснешь, как древняя лампа накаливания, на которую не подают достаточно напряжения.
Что с тобой творится, моя подопытная свинка? Когда ты общаешься с коллегами, родителями и друзьями ты совсем другой. У тебя всё в порядке. Они ни о чём не догадываются. Ты шутишь, болтаешь, говоришь впопад и умно. И ты потухаешь в одиночестве. Ты сам-то осознаёшь, что с тобой что-то происходит, м?
Что же случилось? Мне казалось, я не пропустила ни малейшего эпизода твоей жизни. Я даже читаю твою переписку в телефоне и соц-сетях. Ничего. Просто теряешь волю к жизни? У нас такое бывает. Наши врачи давно научились такое лечить, физико-моральные параметры измеряются как температура, таблетки от всех проблем давно изобретены. Но я не могу их тебе принести.
Зачем ты притащил все эти справочники по фармакологии и физиологии, хотела бы я знать? Ведь ты историк по образованию. Что ты задумал?
***
Вести наблюдения становится всё тяжелее. Интуиция ненаучна. Моя интуиция вопит об опасности. Больше всего меня пугает твоё спокойное угасание, ты словно бы стоишь на кочке, которая медленно погружается в болото. И ты знаешь об этом, но ты не шевельнёшь и мускулом. Ты просто ждёшь. Или не просто. Я перечитала все закладки и карандашные заметки, которые ты оставил на полях.
Действие препаратов на сердечную мышцу, потенциирование действия антиартимиков. Высшие разовые дозы, токсические дозы, рвотный рефлекс, обратимое время смерти...
Я доложу об этом руководителю, обещаю, мы вместе что-нибудь придумаем. Ты ведь славный, я-то знаю. Немного стесняешься своей доброты, если приходится помогать постороннему человеку, но никогда не отказываешь. И ты красивый, правда. И умный. У тебя много друзей. Я не понимаю, зачем тебе пришло в голову убить себя.
***
Ты сидишь на полу в окружении всех этих мерзких книг с закладками. Я знаю, что ты считаешь книги друзьями, но эти книги – предатели. Они хотят научить тебя, как умереть. Я бы сожгла их, если бы могла. Перед тобой банка со слабым алкоголем, две коробочки с таблетками и кружка с горячим питьём от простуды. Но это обман, ты ведь не болеешь! Здоровому человеку не нужны лекарства. Это всё, что тебе помогает умереть. Я слежу за тобой уже год, я знаю тебя лучше, чем любое существо во всех мирах, но я не знаю, почему ты решил это сделать. Я ненавижу проекции за то, что они бесплотны, я ненавижу их за то, что ты не можешь меня услышать, что я не могу вырвать у этих книг страницы и выбросить эти доисторические смертельные таблетки. Я могу только следить. Я встану прямо между тобой и ними.
– Остановись!
Ты протягиваешь руку сквозь меня и берёшь кружку с горячим питьём. Звонит телефон. Неужели, шанс? Ты берёшь трубку, это твоя подруга, ты шутишь и смеёшься с ней, вы договариваетесь встретиться на неделе. Она ни о чём не догадывается! Она не хочет приехать!
– Знаешь, научрук отнял у меня этот проект, когда узнал, что ты – самоубийца. Он сказал, что помогать тебе неэтично. Мы не должны вмешиваться, но я всё равно прихожу к тебе. Уже две недели, как меня сняли. Я пользуюсь проектором незаконно. Ну и пусть.
Наверное, я плачу.
Ты допил горячее и берёшь таблетки. Ты пишешь смс. Прощаешься с друзьями. Может быть, кто-то сможет приехать, может быть, кто-то успеет? Мне хочется уйти, но как и тогда, в ванной, я прикована. Я не могу даже отвернуться. Ты глотаешь маленькие таблетки и запиваешь их алкоголем. Я знаю, ты делаешь это, чтобы подавить рвотный рефлекс. Чтобы они успели всосаться в желудке, ты пытаешься обмануть организм, который хочет жить. Ведь тебе всего двадцать шесть лет!
Мне кажется, что это у меня в желудке растворяются таблетки, что они попадают в мою кровь и движутся к сердцу. Я чувствую, как оно замирает и дёргается не в ритме.
Банка выпадает из твоей руки и газированная гадость, разлившись, шипит на ковре.
Никто не едет. Я опускаюсь на колени и прикасаюсь к тебе – мои руки точно также проходят сквозь. Я не могу даже попытаться найти пульс. А потом ковёр под тобой намокает – физиология смерти.
Я остаюсь с тобой до тех самых пор, пока не приезжает твой лучший друг. Он выломал дверь. Он врач, он бы мог тебе помочь. Но он опоздал на четверть часа.
Когда санитары труповозки уносят тебя из комнаты, я остаюсь одна – два пятна на ковре и отвратительные книги. И больше тебя нет.
***
Я ушла из университета. Меня отправили в долгие каникулы, на реабилитацию. И, конечно, наказали. Если бы я ушла сразу, как только сняли проект, мне бы реабилитация не понадобилась. Иногда мне кажется, что мы поменялись местами, что теперь ты всё знаешь и сам следишь за мной. Я в этом почти уверена, когда протягиваю руку в пустоту и вспоминаю твоё лицо с опущенными, подрагивающими веками. Не там, не на ковре. В ванной.

Вопрос: Нравится?

1. Да		1	(33.33%)
2. Нет		2	(66.67%)
Всего:		3

@темы: рассказ, драма, фантастика

---

[Тедди-Ло]

12.03.2016 в 15:23

Пишет  Лоторо:

Десятки и однострочники!
Дамы и господа, имеем удовольствие объявить о конкурсе десяток и однострочников!
Суть: написать в десяти предложениях (не более и не менее) рассказ на заданную тему. Не более двух рассказов от одного автора.
Или же, написать однострочник на ту же тему -- не более десяти однострочников с автора.
Готовые работы слать мне в личку.
Время написания: с 12.03 по 15.03; Голосование зрителей - с 15.03 по 16.03. Оценки - 20.03.
Тема: Внезапность

rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=301#p13909

@темы: полезная информация, Административное, реклама

---

[Тедди-Ло]

12.03.2016 в 15:23

Пишет  Лоторо:

Десятки и однострочники!
Дамы и господа, имеем удовольствие объявить о конкурсе десяток и однострочников!
Суть: написать в десяти предложениях (не более и не менее) рассказ на заданную тему. Не более двух рассказов от одного автора.
Или же, написать однострочник на ту же тему -- не более десяти однострочников с автора.
Готовые работы слать мне в личку.
Время написания: с 12.03 по 15.03; Голосование зрителей - с 15.03 по 16.03. Оценки - 20.03.
Тема: Внезапность

rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=301#p13909

@темы: полезная информация, Административное, реклама

---

[Тедди-Ло]

26.02.2016 в 17:19

Пишет  Лоторо:

у нас там игра Литературная кароч. Захойдите, кто что.
rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=273

@темы: Административное, реклама

---

[Тедди-Ло]

15.02.2016 в 19:25

Пишет  Лоторо:
ОГЛАШЕНЫ РЕЗУЛЬТАТЫ ПО ПРОЗЕ!
rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=247
rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=248

ОТКРЫТО ГОЛОСОВАНИЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ!
rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=240 - напряжённая борьба трёх лидеров в стихах
rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=239 - а это просто проза

rabbithole.7bb.ru/viewforum.php?id=9



Небольшая информация к сведению читателей и авторов.
Всего нам было прислано 9 рассказов и 8 стихотворений, которые сейчас оценивают жюри
Чтобы сохранить интригу, мы решили выкладывать стихи и рассказы не сразу, а постепенно, по 2-3 в день.
Расписание конкурсной недели.
С 15 по 18 февраля - выкладка рассказов и стихов, по 2-3 в день. Тексты распределены так, чтобы объём выкладываемого был примерно одинаковым во все дни (нормально сформулировано?)
19 и 20 февраля - зрительское голосование. Правила зрительского голосования будут оглашены позднее
21 февраля в 12:00 по Москве (правильное время?) - оглашение оценок жюри и результатов зрительского голосования. Определение победителя.
Самое главное правило.
Авторы! Конкурс - анонимный, поэтому запрещено выдавать своё авторство или на него намекать. Если чьи-то комментарии под вашим текстом вызывают у вас бурю эмоций (неважно, положительных или отрицательных) - лучше промолчите, чтобы не выдать себя! В случае нарушения анонимности ваша работа будет снята.
Тексты можно обсуждать, комментировать, пытаться определить победителя и так далее. (с) Ticky

запись создана: 16.02.2016 в 18:06

@темы: полезная информация, Административное, реклама

---

[Тедди-Ло]

Ну что же, зайчики, мы решили не тянуть и объявить ещё и конкурс прозы.
Тема - тоже ПРО ЛЮБОВЬ, ограничение 10 000 знаков, не больше двух произведений от одного автора. Ваши работы присылайте мне в личку до 14 февраля.

rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=157#p7038

Оценщики:
1. Тедди-Ло.
2. Ensen
3. Ticky

21 февраля прошу никого ничего не планировать, будем отмечать. Победителю достанется наше восхищение. (с) Эмили

---

[Тедди-Ло]

Внимание!
Объявляется просто Конкурс. Стихи, не больше 2 произведений от одного автора, ранее не представленные на форуме, пожалуйста, присылайте мне в личку до 14 февраля.
По поводу даты тема будет - Про любовь. Мур. :-)

rabbithole.7bb.ru/viewtopic.php?id=156#p6980

Желающие оценивать приглашаются в тему. Требуются три оценщика.
21 февраля - торжественное оглашение победителя и банкет.(с) Эмили

---

Карты, кости и иллюзии

[Ticky]

Попробую ещё раз текст старый, и я не очень знаю, как к нему относиться

Название: Карты, кости и иллюзии
Жанр: фэнтези и немного ужасов
Возрастные ограничения: PG-13

Мало кто в городе знает сумасшедшую Шанли. Тихая и неприметная, она боится выходить на улицу, и коротает свои деньки в маленьком чайном домике на окраине столицы.

Каждому, кто решится зайти в ее обитель, наполненную запахом чая и сухофруктов, она, не таясь, поведает о своей беде. Шанли расскажет, как год за годом рисовала свою волшебную колоду, для каждой из карт подбирая день и час, как сама мешала краски, как вытачивала из костей крошечные каркасы и натягивала на них сшитые из кожи чехольчики.

Работа ее близилась к завершению, и тогда...
- Он пришел, когда я делала последнюю карту, - скрипучим голосом расскажет Шанли. - Он владел магией, и, кажется мне, то был изгнанник, что предал устои мира и пользовался своей силой, чтобы разрушать чужие жизни. Он ступил на порог, и все деревянное в моем доме стало прорастать. Стулья и тумбы, статуэтки и рамы картин - все покрылось зелеными листьями. Я схватила карты, но лоза обвила мне ноги и руки, и я не могла пошевелиться. Он подошел ко мне, посмотрел в глаза и сказал: "Спасибо, что сделала их для меня". Он забрал колоду, усмехнулся и ушел...
Слушатель покачает головой, посочувствует из вежливости и поспешит покинуть Шанли, как и неизвестный вор; а женщина примется ждать нового посетителя.

Порой, сидя в одиночестве, Шанли заваривает чай и достает две кружки. Одну ставит себе, другую - незримому гостю. Она открывает дверь и замирает на пороге, бормоча:
- Заходи, Ялис, заходи. Думаешь, если ты пришел невидимым, я тебя не узнаю? Садись, я налью тебе чаю. Ты его не пьешь, но я все равно налью...
И она отодвигает для гостя стул, разливает заварку по кружкам, садится напротив и начинает тасовать колоду, приговаривая:
- Давай опять сыграем, Ялис. Если ты победишь, я отпущу тебя, как всегда, но если я одержу победу, ты поговоришь со мной.
И Шанли радостно улыбается, открывая свои карты. Но у незримого гостя расклад всегда лучше.

***

За пару лет до...

Маленький домик гадалки притаился в резной тени кленов и рябин. Шанли жила в нем так долго, что успела позабыть свой возраст. Ее не волновали ни годы, проведенные в лесу, ни редкие посетители, желавшие узнать свое будущее. Она гадала по ладони и на картах, и пророчества ее непременно сбывались, но Шанли не заботило будущее незнакомцев. Она говорила, что видела, будь то любовь или смерть, и искренне изумлялась, когда просители оставались недовольны. Ей лишь хотелось, чтобы они поскорее ушли и оставили ее в покое, наедине с колодой карт.

Каждую ночь, едва небо на западе становилось таким же темным, как на востоке, Шанли выходила из дома и забиралась на крышу. Там женщина ложилась, устремив взгляд в ночное небо, и стороннему наблюдателю могло показаться, что она просто смотрит на звёзды. Но перед глазами гадалки в такие минуты была темнота. Она проваливалась в тягучее ничто, лишенное мыслей и эмоций, и зависала в нем, вне пространства и времени, ощущая, как сплетаются и разбегаются нити человеческих жизней в ткани реальности.

Она пробегала по своей нити минуту за минутой и узнавала о каждом из будущих посетителей. Завтра придет смертельно больной мальчик, потом - девочка, которой еще рано замуж, а дальше... Шанли мечтательно улыбалась, ловя и впитывая мельчайшие оттенки предсказаний.
Через несколько дней придет тот, кто поможет ей изготовить следующую карту. Шанли вглядывалась в нить, мысленно приближалась к ней, почти сливалась. Она слышала, как скрипит песок под ногами путника, как шелестит листва над его головой. Его щеки ласкал теплый утренний ветер - и Шанли становилось теплее. Она чувствовала своей старой кожей грубую ткань его льняной одежды, ощущала зуд от прорастающей щетины на его щеках и тяжесть лямок рюкзака на плечах.

Еще мгновение - и его кожа становилась ее кожей, его тело - ее телом. Их мысли начинали сливаться... Он шел к гадалке, и уже видел ее дом...

Вскочив, Шанли судорожно глотала холодный ночной воздух, не в силах унять колотящееся сердце. Каждое погружение в ничто было пленительно сладким и мучительным одновременно. Не в силах вытерпеть больше, Шанли обрывала связь и еще долго жалела об этом...

А потом, спустившись с крыши, она начинала готовиться. Спускалась в подвал и вычищала его от пыли, толкла добавки для чая, собирала лесные травы, точила ножи и готовила краски.
Все дни до прихода долгожданного гостя она ничего не брала в рот, и пила лишь особые отвары.
А потом, когда гость приходил, Шанли встречала его на пороге. Она узнавала его по одежде, по щетине и рюкзаку, и улыбалась ему, как родному. Ведь несколько дней назад она испытала все то, что он пережил за пару минут до прихода.

- Этот камень в ботинке, наверное, набил вам изрядную мозоль, - говорила гадалка. - Почему же вы его не выкинули?

- Я не хотел останавливаться, - отвечал странник. - Жена ждет меня домой и очень волнуется.

Шанли улыбалась и отмечала про себя: "Эта карта будет называться Целеустремленность".

Она приглашала гостя в дом и наливала ему чаю. Через несколько минут, когда он, усыпленный отваром, падал головой на стол, связывала его покрепче и спускала в подвал.
День за днем Шанли готовила ему еду, кормила с ложечки и пропускала мимо ушей речи про жену и детей.
Великая сила требует жертв. А колода Шанли непременно станет великой.
Спустя несколько дней гадалка сдирала полоску кожи с тела своего гостя и вырезала из его кистей пястные кости. Шанли перевязывала его раны и принималась за работу. Из тонких косточек изготавливала каркас, обтягивала его кожей, а потом наносила на поверхность будущей карты рисунок красками, перемешанными с травами и кровью жертвы. А после принималась ждать. Пока сохли краски, гость утихал, повисал безжизненно на веревках и с последним выдохом передавал свою жизнь карте.
Шанли хоронила его в лесу, вдали от дороги, там, где такая густая трава и такая сладкая земляника.

***

Колода... Шанли не вспомнит уже, когда эта мысль родилась в ее голове. Наверное, в одну из тех бессонных ночей, когда она лежала на крыше, глядя в небо, и погружалась в ничто.

Год за годом люди приходили к Шанли за знаниями, и она предсказывала им будущее, но, как любая гадалка, знала, что не только видит, но и творит. Извлекая карту из колоды, выкладывая ее на стол, произнося слова предсказания, она заклинает человека идти по указанной дороге, крадет остальные пути, отрезает, словно спутанные нити, и выкидывает прочь.

"Вам осталось жить совсем недолго", - говорит Шанли и почти слышит, как с металлическим лязгом разрезается линия жизни.

"Этот человек вас очень любит", - приговаривает Шанли, и чувствует, как раскрывается сердце незнакомца, далекого, невидимого ей. Он и не знал, что так сильно влюблён, но в этот миг вдруг испытал всю силу страсти. Потому что гадалка в десятках миль лишила его выбора.

И однажды Шанли спросила себя: если можно, предсказывая, выбирать будущее, то почему бы не создать колоду, которая будет творить судьбы?

И Шанли принялась за работу. Ответы на любые вопросы она искала, погружаясь в ничто. Она голодала, чтобы достичь прозрения, она сама вырыла глубокий подвал и скрыла подземную комнату за тремя крепкими дверьми, чтобы наверх не доносилось ни звука. Никто не должен был знать о картах.

Когда очередной холмик земли вырастал на поляне, давно ставшей тайным кладбищем, гадалка доставала свои карты и проводила по ним кончиками пальцев, дрожа всем телом от прикосновения к силе.
Шанли знала: однажды самому императору потребуется ее помощь.
А потом, обходя свой домик, Шанли расписывала стены рунами и бормотала слова силы, чтобы оградить свой сон от посягательств мертвецов. Труднее всего приходилось в подвале. Мятежные духи часто не желали покидать место смерти, и Шанли кричала на них, размахивая пучками трав, а потом, изгнав, запирала подвал крепко-накрепко и ложилась спать, выпив успокоительных трав.

***

В тот день Шанли ждала последнего гостя. Тридцать две карты, описывающие явления, события, людей - и одна-единственная, чтобы объединить их все и управлять их силой. Шанли выслеживала последнего гостя день за днем, вглядываясь в нити вероятностей, погружаясь в тело то одного, то другого путника.
Она знала, как будет выглядеть гость, и о чем он будет думать, знала имя его первой возлюбленной и его возраст. Совсем юный, почти мальчишка, со странным, светлым и резким именем - Ялис.
Шанли встретила его на пороге, как остальных гостей, необходимых для колоды. Она улыбнулась широко и радушно:
- Здравствуйте, странник, вы пришли за предсказанием?

На щеках Ялиса появились ямочки.

- Здравствуйте, уважаемая гадалка.

- Зови меня Шанли, сынок. И заходи, я напою тебя чаем.

Она отошла от двери, и руки ее дрожали. Труд стольких лет подходил к концу. Скоро упадет, усыпленный травами, последний из важных гостей, а позже откричит свое в подвале. И можно будет покинуть это место, от которого уже мороз по коже, и отправиться с колодой прямо в столицу.

Ялис замер на пороге, провел пальцами по косяку.
- Спасибо, хозяйка, но я не хочу чай.

- Обижаешь, сынок, у меня так редко бывают гости.

- Та пожилая дама была у вас только вчера, - улыбнулся мальчишка, прикрывая глаза, - а позавчера были мужчина и девушка. Но они не подошли, не так ли?

Шанли замерла с кружкой в руке.

- Они не подошли для колоды?

Он говорил и улыбался, и гадалка поняла: он видит. Видит прошлое этого дома, видит смерти ее гостей.

- Осталась последняя карта, - пробормотал Ялис. - Последняя, самая сильная.
Как пропустила она его дар, как проглядела? Ну да неважно это, неважно... Собраться с силами, броситься вперед, поймать его.
- Да я не против умереть, - вдруг сказал мальчишка. - Ведь для хорошего дела не жалко.
И вот спустя пару минут они сидели за столом, и Шанли, польщенная и порозовевшая, раскладывала карты, одну за другой, а Ялис прикасался к ним, осторожно и бережно.
- Ты подбирала людей, руководствуясь чутьем, а не разумом, - говорил он изумленно, - ты сотворила все это, не пытаясь ничего вычислять или рассчитывать. Ты собрала удивительные судьбы и необыкновенную мощь... Ее жизнь была очень тяжелой, - сказал гость про карту "Война". - А этот юноша был безнадежно влюблен... - он прикоснулся к карте "Страсть".
И, улыбаясь гадалке, Ялис добавил:
- Последнюю карту и правда сложно сделать. Чтобы объединить все силы, нужен дар. Как ваш. Или мой.
- И все заработает, правда? - обрадовано спросила Шанли.
- Конечно, заработает. Я помогу вам. Что от меня требуется? Выпить чай?
- Да-да, - сказала гадалка, вскакивая, и бросилась к очагу. - Я сейчас, секундочку.

Но секунды гостю было достаточно. Схватив карту "Война", он бросился к двери и выскочил наружу. Он побежал, не разбирая дороги, в лес, через бурелом. Перескакивал через трухлявые стволы, уворачивался от веток.

Старой Шанли было не догнать быстроногого мальчишку. Запнувшись о корень, она упала и потеряла его из виду. До темноты бродила гадалка в лесу, разыскивая следы своего гостя. Но когда за многие мили оттуда Ялис бросил карту в огонь, Шанли почувствовала это -- и что-то в ней оборвалось.

***

Мало кто знает сумасшедшую Шанли, и слова ее не воспринимаются всерьез. Ее история вылетает из головы, стоит только покинуть чайный домик. Может, потому никто не удивляется, что история всякий раз разная?
- Он был вооружен мечом, - рассказывает гадалка. - Он угрожал, что отрубит мне голову, если я не отдам ему карты. Но я не отдала, и тогда он разнес на клочки мой стол, а потом принялся крошить мебель... А я стояла перед ним на коленях и молила оставить мне мои карты. Пожалуйста, найдите его и отберите колоду! Я все для вас сделаю! Не бойтесь, колода не завершена, в ней нет полной силы!
Посетители чайного домика приходят и уходят. Шанли вглядывается в лицо каждого, мечтая узнать Ялиса, а по вечерам смотрит в небо, но не может больше погрузиться в ничто.
А потом наливает чай в кружки, открывает дверь и говорит:
- Проходи, сынок, проходи, Ялис. Ты, как всегда, невидимый и молчаливый. Но мы поиграем, и в этот раз я одержу победу.
Да только - тщетно. Удача все еще на стороне невидимки.

А старый домик гадалки порастает мхом. Зеленые побеги пробиваются через ступеньки крыльца, через доски пола. И на старом столе, небрежно разложенные, лежат карты незаконченной колоды Шанли...

Вопрос: Понравилось?

1. Да		7	(100%)
2. Нет		0	(0%)
Всего:		7

---

Брат-Мороз

[Тедди-Ло]

Стараясь одновременно удержать в руках пакеты с продуктами, подарками, сумку и ключи, Ленка с большим трудом открыла дверь. Серёжа первым юркнул внутрь.
– Привет, кот! Мам, я ничего не видю!
– Ещё бы ты что-то видел, – пробубнила Ленка, складывая пакеты у порога и шагая в тёмный коридор к выключателю. Пока они возились с раздеванием и перетаскиванием продуктовых пакетов в кухню, чему как мог мешал вертящийся под ногами кот, Ленка лихорадочно прокручивала в голове, что она забыла. Она точно что-то забыла, всегда забывает. Но что на этот раз?
– Мам, – сказал вдруг Серёжа, деликатно шурша очередным пакетом с подарками. – А как же ёлочка?
Ленка похолодела. Без пятнадцати семь вечера (работу никто не отменял). Тридцать первое декабря. Гости приедут к десяти, не готово ничего. И она забыла ёлку. Ёлку! Что за Новый год без ёлки? Как вообще про неё можно было забыть? Ленка помнила про неё весь этот день и даже всю прошлую неделю – только всё откладывала покупку, ёлки же дешевеют ближе к Новому году! Вот, доэкономилась!
И снова они, к разочарованию кота, оделись и спустились на улицу к неостывшей ещё машине и поехали искать ёлку. Как назло все до единого ёлочные базары свернули торговлю. На пятом известном ей месте, Ленка вылезла из машины, насобирала валяющихся на земле бывшего базара ёловых лап, злясь на безголовую себя всё больше, и они поехали домой. Времени было уже начало девятого.
– Гринписа на них нет, – рычала Ленка уже дома, разматывая шарф на очень грустном Серёже.
– Ёлочки не будет, кот, – уныло объяснил он ластящемуся зверю.
Стоило им раздеться, как завибрировал Ленкин телефон.
– Тётя Галя с Веником не приедут, – похоронным тоном известила она Серёжу, – можешь съесть подарок Веника.
– А дядя Рома? – с надеждой спросил Серёжа.
– Дядя Рома в Москве, работает, сто раз говорено, – огрызнулась Ленка.
Младший брат Ленки – Роман – опять на Новый год приехать не смог, дело было не только в его работе, но и в появившейся серьёзной личной жизни в виде девушки Нины, кореннее всех коренных москвичей, которая готова была падать в обморок при одном упоминании о том, чтобы отмечать Новый год в Питере.
Серёжку, впрочем, с суровой действительностью несколько примирил дополнительный сладкий подарок.
Через четверть часа один за другим позвонили ещё трое гостей и с прискорбием отменили визиты – у кого-то заболел ребёнок, кто-то отравился, кого-то позвали в более интересное место. Праздничное настроение, и без того неважное, угрожающе устремилось к нулю и даже к минусу.
Серёжка мирно играл с одним загодя выданным подарком, а Ленка, уместившись с телефоном на подоконнике, в эпицентре кухонного предпраздничного бардака – с недорезанными на правом фланге салатами и не засунутым в духовку на левом фланге мясом, мрачно делилась с братом дурным настроением:
– Копец, блин, – говорила она. – Прикинь, да? Они все отказались. Вообще все! Жратва не готова! Даже ёлки нет. Ёлки! Ребёнок в расстройстве, я вообще в заднице. И мандаринов, кстати, тоже нет... Ром, ты там?
– Угу, – в очередной раз подал признак дежурного внимания брат.
– Ладно, – сдалась Ленка, уяснив, что её не слушают. – Давай, с наступающим, Надьке привет.
Она нажала отбой.
– Мало, что друзья олени, так ещё и брат – мудак, – недовольно пробурчала она.
– Чево? – спросил Серёжа, забежавший в кухню за соком. – Кто брат?
– Дет Пихто, – отрезала Ленка. – Ты хоть под ногами не путайся.
И она бросила на него такой свирепый взгляд, что Серёжа безмолвно и быстро ретировался в комнату. Ленка с остервенением принялась нарезать салат, хотя в таком его количестве нужды больше не было. И настроения тоже больше не было никакого.
Даже кот ушёл в шкаф и не выпрашивал обрезки мяса и колбасы. Ленка доделала салаты, поставила мясо в духовку и пришла в зал к Серёжке. Серёжка на неё смотрел испуганно. Ленка устыдилась.
– Мам, – заискивающе начал он. – Я вот чево придумал, я нарисовал для Деда Мороза ёлочку, чтобы он нам принёс.
И он робко протянул ей корявый рисунок.
Тут-то Ленку и накрыло каким-то ожесточённым отчаянием:
– Нет никакого Деда Мороза, ясно? – прошипела она, склоняясь над сыном. – Никто нам ёлочку не принесёт, никому мы нахрен не нужны, понял?
Серёжины глаза увлажнились, нижняя губа задрожала.
– И не смей ныть! – рыкнула Ленка. – Поедим и спать. Всё!
Серёжка быстро пошёл в свою комнату, чтобы беззвучно поплакать там. Этому фокусу он научился ещё в два года, когда понял, в какое бешенство приводит мать его хныканье.
Утром они словом не обмолвились о ёлках и дедморозах. В одиннадцать у Серёжи была городская ёлка по приглашению, они наскоро позавтракали, оделись в семь шуб и понеслись по новогоднему солнечному морозу на праздник.
Когда, к обеду, они вернулись домой, Ленку уколола тревога – в квартире что-то было не так. Что-то неуловимо изменилось. Их не встретил кот.
– Серёж, – предостерегающе начала она, пытаясь поймать сына за шарф. Но Серёжка уже убежал в зал с подарком в руках, скинув валенки. Ленка закрыла глаза, сердце заколотилось: она была почти уверена, что в квартиру проник кто-то чужой, пока их не было. Что, если он до сих пор здесь?
– Мам! – завопил Серёжа, и Ленка сорвалась с места, не разувшись и сжимая связку ключей как кастет.
Серёжа стоял в центре комнаты и с восторгом таращился в угол, скрытый от Ленкиного взгляда полуоткрытой дверью. Хотя по лицу Серёжи было понятно, что ничего страшного в том углу быть просто не могло, Ленку почему-то всю перетряхнуло.
В углу стояла пушистая, наряженная ёлочка. Ленка только глазами захлопала, бестолково прокручивая в голове варианты её здесь появления.
– Мама, это же Дед Мороз! – с торжествующе-благоговейно выдохнул Серёжа. – Ты меня извини, я сегодня в ящик ему ёлочку отдал, пока ты не видела!
Под ёлкой стояла сетка мандаринов и два небольших упакованных подарка.
Ленка опустилась на диван. Постепенно, до неё начинало доходить. Или... Да не могло же такого быть? Восемь часов в один конец... На Сапсане – четыре. Но первого января? Серёжа деловито распаковывал подарок, а Ленка, чувствуя себя последней свиньёй набирала номер в телефоне:
– Хо-хо-хо! – раздалось в трубке Ромкиным голосом.
– Ну спасибо, брат-Мороз, блин, – сказала Ленка, борясь со внезапно подступившим к горлу комом.
– Не за что, – весело ответила трубка. – Извини, остаться никак не мог. Ешьте мандарины, Серёжку целуй. С Новым Годом.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		7	(70%)
2. Нет		3	(30%)
Всего:		10

@темы: проза, рассказ

---

Салки

[Тедди-Ло]

Писано на соавторскую дуэль

- Да что б ему пусто было! – процедила сквозь зубы Пророчица Клара, стискивая мундштук вишнёвой трубки. Старый господин Карл снова оставил открытой заднюю дверь, и пронырливые гуси уже важно расхаживали по всему дому в поисках съестного.
– Трухлявый пень! – возмущалась Клара, энергично разгоняя птиц метлой. – Памяти, как у устрицы, а гонору-то! Все фасонить пытается, перечник старый.
Её сосед, снимавший вторую половину дома – господин Карл, любил приодеться. Каждое утро он расчесывал и подстригал бороду, полировал штиблеты и до свиста утюжил стрелки на старомодных брюках. Клара за это время успевала не только подняться и привести себя в порядок, но и позавтракать, а господин Карл ещё вертелся перед зеркалом, цепляя цветок в петлицу пиджака. Из дому он выходил намного позже Клары, помахивая щеголеватой тросточкой. И не удосуживаясь запереть за собой дверь.
Выдворив непрошеных гостей, Клара оценила ущерб: гуси густо загадили пол в коридоре и ковёр в гостиной. Рассудив, что пару часов работа может подождать, она принялась за уборку.
Профессия у Клары была необычной: провидица помогала людям вспомнить близких - тех близких, которые потерялись в прошлых жизнях. В каждом городе находились те, кто нуждался в её услугах. Но как только поток желающих истончался, Клара снималась с места и переезжала:
«Еще дня два… или три, - мстительно размышляла она, стирая со стола птичий помет, - и господин Карл будет мыть это сам».
***
С уборкой Клара провозилась дольше, чем рассчитывала, но возвращалась в лавку все равно медленно. Полуденная жара разогнала прохожих по прохладным гостиным, и улицы были безлюдны. Иногда Клару посещали мысли, что и жизнь её так же пуста, и бесконечная перемена места всего лишь попытка найти кого-то, кого она никогда не знала, но никогда не забывала по-настоящему.
К её удивлению, у порога лавки ожидал клиент. Да не просто клиент, а господин Карл, собственной персоной. На секунду Кларе показалось, что это не он, а другой, давно знакомый ей человек. Но господин Карл остался господином Карлом:
- Где вы ходите? – поинтересовался он, нетерпеливо вертя трость в костлявых пальцах . - Я вынужден ждать на этом солнце почти семь минут!
На это Клара только фыркнула, наваждение исчезло. Она достала из сумки ключ и завозилась с замком. Карл секунду помолчал, потом спросил со странной интонацией:
- Вам пришлось пасти гусей?
- Ваших любимых, – не удержалась Клара от ехидства.
- Ну и память, - тихо пробормотал Карл и добавил громче: - Я потерял кое-что ценное и хотел бы найти. Вы поможете?
Клара отперла замок и распахнула дверь :
– Вещь, человека, душу? – осведомилась она, пропуская гостя. Её взгляд невольно остановился на цветке шиповника в петлице старика. И снова что-то смутно шевельнулось в её памяти.
Карл прошел внутрь крошечного помещения и уселся на стул для посетителей:
- Когда-то давно, – заговорил он, – я жил в горах Ирландии и влюбился в прехорошенькую девушку, которая жила по соседству и пасла гусей. На мои чувства она ответила взаимностью, и перед солнцем и луной мы дали клятву, что будем ждать друг друга по ту сторону.
Карл выжидательно смотрел на Клару: провидица заняла место за конторкой и внимательно слушала. Он кашлянул и продолжил:
- Я вырезал для возлюбленной оберег из вишни, подарил ей и… гм, умер. В следующем воплощении я оказался бедной служанкой, а моя пастушка - богатым дворянином. И хотя дворянин подарил служанке цветок белого шиповника, грешно было портить его выгодный брак.
Карл снова замолчал и искоса глянул на Клару. Та рассеянно достала и принялась набивать свою вишневую трубку. Карл усмехнулся и продолжил:
- В третий раз я родился намного позже, и я подозреваю, она избегала меня. Наверное, не хотела, чтобы я видел её немощной старухой. Во всяком случае, она заявила, что не будет иметь дела с безбородым юнцом. Ну, а в этот раз я прожил свою жизнь почти до конца и уже начинаю беспокоиться - ведь мы так и не встретились.
Он развернулся и взглянул прямо. Встретившись с ним взглядом, Клара почувствовала, как начинают пылать щеки.
Гуси! Шиповник! Оберег из вишни! И даже эта проклятая борода!
- Так, это... ты?
- Я все думал, вспомнишь или нет, - проворчал Карл, пряча улыбку. - Вернее, когда ты уже вспомнишь!
Краска залила лицо Клары: вот вам и прорицательница!
- Сперва я не хотел показываться на глаза, – признался Карл, – такой старик.
Он покачал головой и чуть пожал плечами:
- Но ты собралась уезжать, и тут я подумал - ну и что с того, что мы в этот раз не сможем быть вместе? И я решился сказать, что ты не одна и у тебя есть… друг.
– Ты узнал меня по вишнёвой трубке? – спросила Клара, не поднимая взгляд.
- Нет, - ответил Карл, глаза его смеялись. - Пророческого дара я лишён, но есть другой: всегда, в каждой жизни, в любом обличье видеть тебя.
Он вдруг и сам потупился и отвернулся, рассматривая начищенные мысы своих штиблет. В лавке стало тихо.
- Карл...
Он поднял голову.
- Я не хочу, чтобы ты был моим другом - сказала она, и тут же увидела, как потухли его глаза.
– Будь моим мужем!
Карл выронил тросточку, и она звонко ударилась о пол.
- Вообще-то, это я должен был тебе сказать, - проворчал он.
- Вообще-то, - передразнила его Клара, - должен. Жизни три назад! И нечего было вертеться передо мной два месяца кряду! Знаешь, как это непросто - делать предложение?
- Не поверишь, но я так и не сделал… ни одного.
- Тогда у тебя есть шанс! Кольцо, букет и отглаженный смокинг. И да, вот этот кошмар, - она указала на бороду Карла, - не нужно понимать слова девушек так буквально! Чтобы к завтрашнему утру, ты был безбородым, пусть и не юнцом. В девять! Не опаздывай!
- Да! - Карл поднялся.
- Что да? - насторожилась Клара.
- Я буду твоим мужем.
- Кольцо, цветы, смокинг - погрозила ему пальцем Клара. - И больше никаких отговорок! (с) PlushBear и я.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		4	(66.67%)
2. Нет		2	(33.33%)
Всего:		6

@темы: мистика, сказка, история о любви, проза, рассказ

---

[hohengron]

Дорогие поклонники Макса Фрая и просто творческие люди!
Добро пожаловать в нашу обитель Ветров и Закатов. Там будет собрано и уже собирается всё, что касается хохенгрона: стихи, музыка, картинки. Хохенгрон - это такой специальный язык для описания снов, погоды и смерти.
Будем рады если вы зайдёте и поделитесь с нами своим или чужим творчеством, созвучным нашему настроению.

Пост согласован с администрацией сообщества.

@темы: реклама

---

Аукцион твоей-моей щедрости

[Ани Виволь]

Название: Аукцион твоей-моей щедрости
Автор: Ани Виволь
Жанр: повседневность
Возрастные ограничения: 12+
Аннотация: двадцатишестилетняя кассирша Верочка заведомо устала от работы и людей - ей бы неисчерпаемые запасы сигарет и еды, тогда жизнь казалась бы и вовсе идеальной. Неожиданное потрясение заставило ее задуматься: стоит ли помогать матери. Готова ли Вера променять свой комфорт на небольшой подвиг?

На старом потертом панасонике Верочка уже битый час пыталась настроить антенну, чтобы досмотреть последнюю серию «Любовь со всеми вытекающими». Ее покорил огромный мускулистый персонаж, и дело было даже не в том, что звали его то ли Альберт, то ли Альфред - имя она, к сожалению, запамятовала, - а в том, что он был таким, как надо. В меру поджарый, без тривиальных фразочек таких, как «я не могу без тебя», человек сразу переходил к делу: с кем хотел и когда хотел.
Вере было двадцать шесть, и как в сериале – возраст со всеми вытекающими на то последствиями. Верочка любила хорошо поесть и зефир в шоколаде, однако это было не одно и то же. Существовали абсолютно безгранично два разных понятия – еда и зефир. К сожалению, зарплата редко баловала Верочку такой роскошью, как нормально поесть, а зефир и вовсе покупался раз в году под Новый год.
После тяжелого рабочего дня оставался только старый добрый панасоник : он не задавал лишних вопросов, не просил есть, и что более существенно – не оставлял вонючие «сюрпризы» в тапках.
Когда складки теней уже начали медленно пробираться сквозь маленькое окно ее комнатки, Верочка с ужасом вспомнила – у нее закончились сигареты. Выбегая из квартиры, в ее голове стучало – только бы успеть, только бы успеть до закрытия ближайшего магазина.
-Вот это я понимаю неделя мод! – Жора, сосед сверху, а по совместительству алкоголик и тунеядец с неприкрытым интересом наблюдал за попытками Веры впопыхах воткнуть ключ в дверной замок. – Это ж, едрить твою кочерыжку, прям мода пошла на бабушкины кальсоны да штаны.
Вера опешила и не ожидала, что ходячий переносчик болезней всего подъезда умеет не только открывать рот, но еще и разговаривать:
-Что? – эта фраза была брошена для того, чтобы вспомнить, что она нацепила и куда она нацепила на себя одежду перед выходом, ведь это тоже как-никак немаловажно. Старый потрепанный спортивный костюм, ну кто ж мог подумать, что ее разоблачат в таком виде.
-Не что, а кто. Я Жора, - мягко поправил ее новоиспеченный собеседник, облокотившись плечом об дверной косяк.
-Хорошо, Жора, дайте-ка мне пройти по срочному делу, я, - но у нее язык так и не повернулся сказать, что опаздывает она никак не за продуктами, и что если она таки не успеет вбежать в последние пять минут в магазин, то куковать ей всю ночь без сигарет.
-Да, Верочка, мне рублей бы двести на похмелиться, - Жора хитренько прищурившись, вглядывался в ее лицо. Вера знала, что если отморозится – ему ничего не стоит парой-тройкой раз ее уложить. То ли нависшая над ней в ожидании физиономия Жоры, то ли бог весть знает еще какая мысль сподвигла Верочку все же подать бедняге на промывку мозгов. Всучив деньги, она пулей вылетела из подъезда, оглядываясь, не идет ли за ней ее преследователь.
В ту ночь Вера все же осталась без сигарет.
***
На следующий день, Верочке предстояла сложная миссия по довольно таки запутанному делу. Позавчера ей позвонили из коллекторской службы, так как ее мать задолжала немалую сумму компании Буклинг, купив четыре книги в рассрочку. И в связи с тем, что долг непомерно вырос за последние полгода, дальше, по словам оператора коллекторской службы, оттягивать было нельзя.
- Ты думаешь, это действительно серьезно? – Вера стояла на курилке вместе с Маргаритой, сотрудницей супермаркета Ашан, - я просто не готова снова поехать в Омск к матери, я вообще не готова с ней общаться и меня терзают сомнения на счет…
-Дорогая, я конечно могла бы сделать вид, что мне до опупения интересны эти твои «терзания», но чтобы разговор не затягивался, а ты не надеялась на мои чувства взаимопонимания – мне пофиг.
Марго резко кинула недокуренную сигарету мимо мусорного бачка и, не дожидаясь Верочку, нырнула в дверь с надписью «служебный вход». Вера не обижалась на подобное, за два года кассиршей в супермаркете Ашан, она повидала многое: и пьяные, не соображающие тела около входа по вечерам, и хамовитых покупателей, не любящих ждать, и постоянные сокращения персонала, которые раздают по старинке перед новогодними праздниками. Пришла беда, так будь добра – решай ее сама.
Хотя с какой стати, она должна ехать за столько километров и помогать – это так утомительно. Но пересилив себя вечером после тяжелой смены, Вера решилась все же набрать мамин номер:
- Верочка, ало! Я просто не представляю, что мне делать, - голос мамы дрожал, - сегодня приехали какие-то люди и требуют деньги за книги, которых я не покупала – это так ужасно! Я старый пожилой человек, я гражданка России, в конце концов, и требую, чтобы это безобразие немедленно закончилось. Сколько же можно издеваться, - мама плакала, поэтому трубка трещала. Вера знала, это мама достает платок из халата, это она сдерживает слёзы на исказившемся от страха лица.
Так что же она делает? В самом деле, почему она лежит на диване без пружин и ждет новой серии «Любви со всеми вытекающими»? Ответ был единственным правильным и, пожалуй, адекватным:
- Я еду, - сказала Вера, бегом спускаясь по ступенькам. Она и не заметила, как споткнулась об что-то вытянутое и огромное возле входа:
- Ну, я же сижу! – взревел Жора, - неужели я настолько прозрачный?!
Верочка кивнула в знак приветствия и, не особо церемонясь начала двигать своего давнишнего друга в бок.
- И куда это ты так бежишь?
-В Омск, мне нужно в Омск, - Вера улыбнулась, и аккуратно переступив через Жору, выбежала на темную улицу.
Оставшись наедине со своими грезами, и ступеньками вместо перины, Жора никак не мог улечься - он все переворачивался с боку на бок, бормоча:
-Ишь какая, ехать куда собралась она. Омск это хорошо, да Омск это правильно.

Вопрос: Вам понравилось?

1. Да		1	(33.33%)
2. Нет		2	(66.67%)
3. Ответ в комментариях		0	(0%)
Всего:		3

---

Мой странный друг. Глава 1

[kalip]

Описание:
История любви длиной в жизнь.
Но его любовь - греховна. Разве может быть истинная любовь грехом? Сможет ли Кай перешагнуть через свои принципы ради любви?
Тоями прекрасно знает, что его победа - сломанная жизнь Кая. Готов ли он достигнуть желаемого, разрушив судьбу любимого человека?
Действительно ли ему нужна эта любовь, или это просто расчетливое соперничество и желание победить? Победить, чтобы сломить…

Жанр: Слэш, боевик, фантастика.

Глава 1

В гарнизоне было тихо. Относительное спокойствие на фронтах вносило размеренность в жизнь военных.

Кай вот уже вторые сутки проводил в палатке Варфоломея.
Он полулежал на солдатской койке, подложив под спину подушку. На нем была защитная военная форма, небрежно застегнутая на несколько нижних пуговиц. В распахнутом вырезе можно было увидеть нательную майку и поблескивающий на цепочке крест. Камуфляжные брюки были заправлены в грубые армейские ботинки. Одну ногу Кай поставил на кровать, чтобы удобнее было играть на гитаре.

Вот уже вторые сутки они пили, пользуясь моментом затишья. Такое бывало редко. Им повезло.
Кай в очередной раз провел пальцами по струнам. Ребята, сидевшие за столом, посмотрели в его сторону.

- Давай, нашу забацай, – сказал Перец. – Что тянешь?

В палатке, помимо знакомых Кая, было много офицеров - те, кто был допущен сюда из других частей.
Известие, что Кай тоже находится у Варфоломея, всех порадовало: он всегда рассказывал новости, о которых они даже и не слышали, да и поговорить с Каем было интересно, поэтому все чуть ли не с дарами приходили к Варфоломею, чтобы только он пустил и разрешил остаться.

Шли вторые сутки таких посиделок. Одни люди приходили, другие уходили.
Сейчас, под утро, в палатке было меньше народу. Кто-то лежал на кроватях, кто-то сидели за столом, на котором еще осталось море закуски и выпивки. Под ногами катались пустые бутылки, которые самые сознательные подбирали и уносили в мусор.

В целом картина не соответствовала армейской дисциплине. Все были одеты не по уставу: расстегнутые кители, многие в одних майках. Курили здесь же. Полог палатки был откинут, чтобы впустить утреннюю свежесть и немного избавиться от дыма.

Кай затянулся и потушил сигарету. Еще раз провел рукой по струнам. Вспомнил, что давно не играл на гитаре. Полуприкрыл глаза и чуть склонил голову к струнам, из-за чего непокорный локон упал на его красивое лицо; низким, невероятно красивым голосом он запел:


Пришел приказ - и по тревоге мы встаем.
Взяв автомат, садимся молча в самолет.
В рассветный час, когда земля еще спала,
В Афганистан приказа воля занесла.
Афганистан, красивый, дикий горный край,
Приказ простой: иди вперед и умирай.
Но как же так, ведь на дворе весна давно,
А сердце лишь тоской и горечью полно.
Афганистан - грохочет где-то пулемет,
Афганистан... Вчера погиб мальчишек взвод.
Их командир с свинцом в груди на землю пал,
"Россия, Мать", - он перед смертью прошептал.

Голос его чуть дрогнул. Он замолчал, перестав играть. Повисла тишина. Все тоже молчали; те, кто первый раз слышали, как он поет, были поражены таким голосом.

- Тебе налить? - Варфоломей понял, что Кай вспомнил что-то свое, задумался. А вспоминать ему было что: столько лет на войне.

- Перец, передай ему стакан. Закусить дать?

Кай залпом выпил уже теплую водку.

– Нет, - сказал он, затем согнулся над гитарой, как бы сжимая ее, потом опять откинулся на подушку. Так же с полуприкрытыми глазами продолжил:


Афганистан, красивый, дикий горный край,
Приказ простой: иди вперед и умирай.
Но как же так, ведь на дворе весна давно,
А сердце лишь тоской и горечью полно.
Мой друг упал, лицо красивое в крови,
Он умирал вдали от матери-земли.
Последний раз смотрел в чужие небеса
Он мне сказал: "Свободным будь, Афганистан!".
Афганистан, красивый, дикий горный край,
Приказ простой: иди вперед и умирай.
Но как же так, ведь на дворе весна давно,
А сердце лишь тоской и горечью полно.
"Кто молод был, тот за минуту постарел" -
Сказал отец, когда на сына посмотрел.
Все тот же он, лишь с сединою на висках,
Тоска и грусть в его, как шар земной, глазах.
Афганистан, проклятый, дикий горный край,
Приказ простой: иди вперед и умирай.
Но как же так, ведь на дворе весна давно,
А сердце лишь тоской и горечью полно.

- Здорово! Аж мурашки по коже! – Перец был всегда несдержан и выражал свои эмоции бурно.

- Зачем такое поешь? Нравится себе душу рвать воспоминаниями? – Варфоломей пристально смотрел на Кая, который все так же полулежал на кровати.

- Мне все равно. Нет никаких воспоминаний! Давно уже ничего нет.

- Крутого из себя корчишь? Ты, конечно, крут, мы тебе и в подметки не годимся, у тебя даже воспоминаний нет! Сила воли великая! А у нас есть, мы-то не ровня тебе, о великий Кай, наш супергерой! – окончательно выйдя из себя, прокричал взбешенный словами Кая Фрол, опять найдя повод сцепиться.

Кай вскочил с постели, отшвырнув гитару. Фрол с грохотом встал из-за стола, резко вскинув вверх руку, ударил Кая в солнечное сплетение. Удар получился слабым: Фрол был пьян и плохо координировал свои движения. Кай схватился за стол, но сразу пришел в себя, восстановив дыхание.

Между ними, моментально оценив ситуацию, возник Варфоломей.

- Отставить, господа офицеры! - командным голосом сказал Варфоломей. – Ты чего? Совсем допился? - он посмотрел на кипящего от гнева Фрола.

- Зачем ты так, Фрол? Мне жаль, если ты действительно считаешь меня не ровней себе. Ты мой друг! - в голосе Кая не было обиды за удар. Он хотел, очень хотел, чтобы между ними воцарился мир. Как жаль, что Фрол постоянно к чему-то придирается.

Чтобы не раздражать Фрола своим присутствием, Кай пошел к выходу из палатки.

- Стой, ты куда? – спросил Варфоломей.

- К себе.

- Торпедо, выход перекрой, верни этого супергероя на место, – распорядился Варфоломей.

Огромный Торпедо полностью заслонил своей могучей фигурой выход из их палатки. Военная майка не скрывала его мощные бицепсы, которые сейчас вздулись от напряжения.
За спиной у Кая стоял Перец, он был чуть ниже Торпедо, но тоже еще тот шкаф. Два дюжих десантника, а между ними Кай, который выглядел как невысокий, худой подросток.

Драться он с ними точно не хотел, хотя мог положить их в доли секунды. Сейчас ему хотелось уйти: его задели слова Фрола и его поведение. Ему всегда было неприятно осознавать, что все считают его другим, особенным. Но он-то в чем виноват? Он просто выполняет свою работу - воюет и все.

Воспользовавшись секундным замешательством Кая, Торпедо и Перец накинулись на него и практически на руках вернули его на место.

- Сиди здесь, – сказал, улыбаясь, Торпедо, – нехрен фигней страдать! Фрол перепил, с кем не бывает.

Кай, понимая, что сопротивляться глупо, остался сидеть на кровати.
В платке повисла тишина, никто больше не вмешивался в эту разборку.

У входа появился Майор Батулин.

- Ну что тут у вас происходит? Допились до драки? – майор успел застать окончание разборки меду Каем и Фролом.

Все находившиеся в палатке вскочили по стойке смирно.

- Вольно, – майор обвел взором присутствующих. – Ну и вид у вас, господа офицеры. Прямо сброд какой-то, – он вздохнул. - Варфоломей, Кай, срочно в штаб, там уже все собрались, есть задание. В порядок себя приведите. Жду в машине.

- Что случилось, что его ни свет ни заря принесло? - говорил Торпедо, смотря, как Кай и Варфоломей приводят в порядок форму.

- Вот сейчас и узнаем, - сказал Варфоломей, выходя из палатки.

Когда они вошли в штаб, там действительно уже все собрались. Кроме полковника и его помощников присутствовал капитан разведки роты Давыдов Денис Владимирович по кличке Гусар с двумя офицерами и комбат Петренко Сидор Иванович по клички Сидр со своими людьми.

- Присаживайтесь, господа офицеры, - полковник жестом пригласил всех садиться за стол.

– Что-то основные герои выглядят не свежо? – он с укором посмотрел на Кая и Варфоломея.

О том, что в палатке Варфоломея уже второй день стоит кутеж, он слышал, а теперь видел по их лицам и внешнему виду, что отдыхали ребята хорошо.

Кай по привычке полез за сигаретами.

- Курить запрещаю, - строго сказал полковник.

- Минералочки бы сейчас или пивка ребятам, а то на них жалко смотреть, - пошутил всегда веселый Сидр.

Полковник пропустил шутку мимо ушей и перешел к сути их сбора. Оказалось, банда духов спустилась в долину и начала кошмарить мирный кишлак. Задача группы Варфоломея: скоординировав действия с разведкой и пехотой в лице комбата Петренко, оттеснить духов из кишлаков в долине и погнать их в горы. Банда большая, но, почуяв на себя охоту, уйдет в горы. Уничтожать их не было приказа, только попугать, пусть убираются.

План простой, разведка даст точные данные, в каком они кишлаке, комбат устраивает шумное нападение, а Кай и Варфоломей со своими ребятами берут три БТР и гонят отступающих до гор.

Действовать нужно было незамедлительно. БТР должны быть на контрольной точке к десяти часам утра. Утром духи не ждут нападения, они расслаблены, поэтому нужно не упустить время для сюрприза.

Кай успел заскочить к себе переодеться. Он надел бронежилет, каску, обвесился оружием и сверху намотал арабский шарф, зная, как пыльно будет на дороге и в долине. Если дышать через шарф, песка наешься намного меньше.
О, этот песок! Как он его ненавидел! Он везде, а вдобавок к нему еще и палящее солнце!

За ним заехал БТР. Варфоломей и Фрол были в одном БТРе, Торпедо и Иван - в другом, а в третьем ехали Кай и Перец. Кай взял управление на себя. Перец держал связь по рации и координировал его движения.

Они были уже близки к точки прибытия. Вдруг впереди они увидели бронированный Мерседес и джип, дорогу которым преградили с двух сторон машины боевиков, и дерущихся людей.

- Кай, как слышишь? - зашипела рация. Это был Варфоломей.

- Слышу тебя!

- Впереди духи япошек мочат. Мы вроде сейчас с япошками дружим. Может, помочь косоглазым?

- Давай поможем, а то они попали, - Кай тоже понял, что бронированная машина принадлежит японцам, по флагу.

БТР Торпедо, на полном ходу врезался в машину боевиков и столкнул ее в пропасть. Кай тоже самое сделал со второй машиной. БТР Варфоломея поливал огнем убегающих в горы бандитов.
Чтобы удобнее обстреливать бегущих в гору людей, Кай и ребята вылезли из БТРов и залезли на броню машин. Автоматными очередями они стреляли по отступающим духам, те отстревались, но шквальный огонь и фактор неожиданности сыграл решающую роль в сражении, противник отступал. Перец и Торпедо “поливал” их длинными очередями, зная что в толпе пули достигнут цели.
Кай стрелял прицеливаясь, при этом держа под контролем все происходящие. Он краем глаза заметил направленный на Фрола прицел ружья. Выстрелил первым, увидел как дух падает с камня на котором стоял.
Вскоре выстрелы стихли. Варфоломей контрольно добил несколько корчившихся тел на склоне. Суда по разбросанным трупам, вряд ли кому удалось скрыться.

Варфоломей обернулся к японцам, которые стояли у мерседеса, глядя на своих спасителей. Для них все произошедшее было полной неожиданностью.

На неплохом английском Варфоломей сказал:

- Рад, что мы успели вовремя. Надеюсь, у вас серьезно никто не пострадал. Вы можете ехать. Здесь не стоит задерживаться.

БТР Кая стоял практически напротив дверей бронированного мерседеса. Кай сел на броню, отложил автомат, роясь в карманах в поисках сигарет.

Один из японцев открыл заднюю дверь Мерседеса, остальные почтительно склонились. Из машины вышел высокий молодой человек с не совсем японской внешностью, но чуть более, чем у европейца раскосые глаза выдавали в нем принадлежность к этой нации. На вид ему было около тридцати, а может меньше. Одет он был как с японской гравюры: шаровары, заправленные в сапоги, кимоно, шелковый пояс, мечи на талии. Он был красив загадочной восточной красотой.

Окинув всех присутствующих внимательным взором, он обратился к Варфоломею на практически чистом английском со словами благодарности.

Выслушав его, Кай ответил на идеальном японском языке:

- Аккуратнее нужно быть! Не стоит здесь ездить с такой немногочисленной охраной.

Все обернулись к Каю, который, проговорив это, наконец нашел сигареты и закурил.

Высокий японец, не отрываясь, смотрел на Кая, затем ответил тоже на японском:

- Вы прекрасно говорите на моем языке. Я учту ваши советы. Спасибо за помощь. Меня зовут Тоями Такеру, - он поклонился и пристально посмотрел в глаза Каю.

"Серые глаза, удивительно для японца", - подумал Кай.

Лежащая рядом рация зашипела.

- Ребята, Сидр гонит их, вы где? – донеслось из нее.

Кай ответил:

- Будем через двадцать минут!

– Слышали? Там уже началась заварушка! Нас только не хватало, – крикнул он ребятам.

Уже залезая в машину, он обернулся к Тоями и так же на японском произнес:

– Было приятно познакомиться, но поболтать не могу: нас ждет веселье в другом месте.

Его БТР рванул с места.
Тоями так и остался стоять, провожая взглядом уходящие вдаль по дороге машины.

Он был поражен. Услышать от русского - да, он определённо русский:
такое идеальное произношение! Этот юноша поразил его. Такие аристократические черты лица и такие глаза - они как драгоценные изумруды, завораживали, вспыхивая зелеными огоньками.

«Он совсем молодой, намного моложе меня. Я даже не знаю его имени».

Как бы прочтя его мысли, Изоа, стоящий с ним рядом, произнес:

- Это Кай.

«Ах да, многие рассказывали какие-то мифические истории о его военных подвигах», - подумал он. Хотя, теперь он был готов поверить в их правдоподобность, увидев, как тот лихо отстреливал убегающих бандитов. Но он и предположить не мог, что Кай так выглядит и такой молодой.

Тоями дал приказ ехать: задерживаться здесь было действительно опасно.
Всю дорогу мысли об этом юноше не покидали его.

«Да, точно! Я столько о нем слышал, но никогда не придавал этому значения. Говорят, Кай прекрасно владеет мечом, ему нет в этом равных. А эти истории о его героизме! Вроде он здесь давно. Но почему? Что его здесь держит? Ему это все нравится? Сколько сразу вопросов. Я бы хотел ему их задать».

Тоями улыбнулся: «Хотел бы задать - глядя в эти зеленые глаза…»

Он прислушался к себе: странное чувство, давно он это не ощущал - желание увидеть еще раз кого-то.
Ему стали все безразличны. Он многое познал и испытал за свои годы, постепенно теряя интерес ко всему. Вернее, он просто жил: хорошо выполнял свою работу, в свободное время встречался с друзьями и позволял себе развлекаться так, как ему хочется.
Откуда теперь в нем это желание встретится еще раз?

Тоями отвернулся к окну, смотря на мелькающий пыльный пейзаж.

«Мы еще увидимся с тобой, Кай!»

Вопрос: Понравилось

1. Да		0	(0%)
2. Нет		0	(0%)
3. Еще не понял		0	(0%)
Всего:		0

@темы: история о любви, эротика, слеш, приключения, фантастика, насилие

---

Искупление

[Ticky]

А попробую-ка и я...

Предупреждение: сцены убийств и война
Краткое описание: Уже семь лет прошло с тех пор, как был стерт с лица земли город Гершем, но Шаор, потерявший во время бойни всю свою семью, не желает забывать и прощать. Путешествуя по стране врага, он вершит свою месть, и дело его еще далеко от завершения...

Искупление

Все изменилось в тот день, когда толпа подняла старца и поставила его на постамент рядом с давно умершей Королевой-матерью, которую почитали в народе как богиню. Подняла — и замерла, как море в штиль, не шевелясь, и ловила каждое слово. Старец стоял, опираясь на клюку, вырезанную из узловатого, кривого деревца, и ветер трепал его одежды и отросшие седые волосы. Казалось, старик даже покачивался на ветру, и губы его подрагивали, но когда он заговорил, его голос зазвучал внезапно ясно и громко и полетел над толпой.
— У входа в город меня остановили стражники, — сказал старик, и на губах его заиграла тонкая улыбка. — Они узнали меня. Спросили: «Это ты тот проповедник, что находит хорошее в каждом?» И я ответил: «Да, это я». Тогда они показали мне пьянчугу, что валялся в грязи. Он лежал в луже, смертельно пьяный, и успел испачкать свои штаны, — люди засмеялась, но старец поднял руку — и смешки застряли у слушателей в горле, и вновь стало тихо — только ветер свистел. — Стражники спросили меня: «Что, и в этом пьянице ты найдёшь что-то хорошее?» И я сказал: «Найду».
Старик выдержал паузу — всего пару мгновений — и продолжил:
— Тогда они повели меня к колодкам. Там стоял мужчина, богохульник, безбожник, что оскорблял членов Совета и кричал в их адрес непристойности. И они снова спросили меня: «Скажи, и в нем ты найдешь что-то хорошее?» — и я ответил: «Найду».
Ветер трепал стариковский балахон, и казалось порой, что он треплет одинаково одежду святейшей Королевы-матери — и одежду седого бродяги.
— Тогда они показали на виселицу, где болталось тело, поклёванное воронами. Разбойник, грабивший и убивавший путников. И спросили меня в третий раз: «Что насчёт этого человека?» — «Он мёртв, — ответил я. — Но будь он жив, в нём тоже нашлось бы что-нибудь хорошее».
Люди засвистели, захлопали в ладоши, закричали что-то одобрительное. Старец вновь поднял руку — и толпа стихла, и наступила тишина.
— И они выставили меня из города, словно хотели что-то доказать. Но я всё равно здесь. Потому что правду не удержит ни один засов. И правда всегда найдет вас, где бы вы ни прятались.


«Противная страна, и люди тут тоже противные», — думал Шаор, отхлёбывая из кружки сидр. Сидр кислил, но еда была сытной. Ячменная каша с фасолью и ржаные лепёшки — что еще нужно путнику, чтобы утолить голод? Шаору повезло: когда он нашел постоялый двор, там как раз подавали обед. За пару монет трактирщик дал страннику тарелку каши, кружку сидра и указал на соломенный тюфяк в углу:
— Можешь там спать. Или на скамье.
Длинные скамьи были привинчены к полу, и на каждой могли вытянуться в полный рост два человека. Общая комната была огромной и, наверное, заполнялась целиком только во время паломничеств. Единственные постояльцы — трое хойсов в центре комнаты — спорили, громко смеялись и сперва не обратили на нового посетителя никакого внимания.
Шаор терпеть не мог хойсов, и потому сел в стороне, но так, чтобы видеть всех троих.
Он успел съесть половину тарелки прежде, чем к нему обратились.
— Эй, мужик! Ты шедд? — крикнул самый крепкий из всех, тот, что сидел лицом к Шаору.
— Тебе какое дело? — не очень вежливо спросил мужчина.
— Да рожа мне твоя не нравится. Аппетит портит.
Все хойсы таковы, сколько бы лет им ни было: чуть что — сразу нарываются на драку. Можно встать и уйти, но кем он тогда будет?
Шаору стало жаль недоеденную кашу.
— А я вот хойсов терпеть не могу, — ответил он. — Вас что-то слишком много развелось.
— Подраться хочешь?
— Какая драка, малыши, да я вас просто размажу…
Они вскочили на ноги, все трое. Ближайший рванул к Шаору, и тот швырнул ему в лицо тарелку с кашей, ещё горячей. Перемахнул через стол, потом через стойку, за которой прятался испуганный трактирщик. Хойсам пришлось обегать преграду по одному, давая Шаору возможность разбираться с каждым по отдельности.
Крепкий парень, тот, что заговорил первым, попытался пырнуть его. Шаор перехватил его руку за запястье, дернул на себя — и ударил ножом в горло. Второй ненадолго замешкался, увидев смерть товарища, — и в этом была его ошибка. Нож шедда нашел его прежде, чем он успел защититься.
Тут подбежал третий, весь в каше. В одной руке он держал нож, а в другой — кочергу, которой пытался достать шедда на расстоянии. Пару раз Шаор увернулся, а потом перехватил кочергу и дёрнул на себя. Хойс мог отпустить её, но вместо этого вцепился изо всех сил — и полетел на пол, где и получил удар ножом в спину.
Владелец постоялого двора тем временем пытался уползти в дальнюю комнату. Шаор догнал его, схватил за шиворот и поставил на ноги.
Если люди узнают, кто устроил резню, — будут большие неприятности.
— Кто мог нас слышать? — спросил он, прижимая нож к шее мужчины.
— Никто, никто…
— Врёшь же, ты не один тут живешь.
— Жена с детьми в город пошла, на ярмарку. Я один тут, один, — в его глазах был страх — и в то же время облегчение, словно и вправду он радовался, что семья его далеко и в безопасности.
— Не врёшь?
— Не вру, не вру, — захныкал тот. — Пощадите.
Шаор перерезал ему горло, и пока трактирщик сползал по стене, хватая воздух ртом и захлёбываясь кровью, произнёс:
— Прости, мужик. Ты видел мое лицо.
Он обошёл всех хойсов, проверяя, что они мертвы. А потом обследовал на всякий случай дом, от всей души надеясь, что трактирщик не врал. То ли домочадцы и правда уехали в город, то ли сбежали, услышав шум, но дом был пуст.
Шаор вернулся в общую комнату, завернул в тряпку несколько лепёшек и сунул их себе за пазуху. А потом вновь обошёл убитых, срезая кошельки и складывая каждому за щеку по медной монетке. Хоть нападавшие и были подонками, он не мог отнять у них права пройти в Янтарные ворота. Пусть боги судят их на том свете. Он им — не судья.
— Расплата за Гершем всё равно нашла вас, — сказал Шаор, обращаясь к мертвецам, которые не могли ему ответить. А потом, не оглядываясь, покинул постоялый двор.

— Когда десять лет назад я вот так вышел перед толпой, — произнес старик, присаживаясь на край постамента и опуская вниз босые ноги, — меня закидали гнилыми яблоками.
Он тихо засмеялся. Мужчины и женщины в простой крестьянской одежде, пара господ в ярких туниках с нашитыми на груди и рукавах узорами, купцы в зелёных рубахах, торговцы с цепкими взглядами — все они смотрели на старика с восторгом и понять не могли, как можно было оскорблять проповедника.
— Да, гнилыми яблоками! Как хорошо, что я был ещё молод и крепок, — и старик вновь рассмеялся. — Но вы знаете, я не испугался, и на следующий день я вновь проповедовал на площади. И меня вновь закидали, в тот раз уже помидорами. Но только меня было не остановить! Хотите знать, что вело меня каждый день на площадь, что заставляло раз за разом, глядя в глаза людям, повторять им одно и то же…
— Что? — крикнул кто-то из толпы.
— Любовь, — спокойно ответил старик. Удивлённые возгласы прокатились по толпе, а проповедник только улыбнулся. — Да, любовь. Любовь к вам. Когда я говорю о том, что в каждом есть добро, что в каждом есть свет, люди тут же ведут меня к виселице, или к колодкам, рассказывают об убийцах и насильниках, а потом спрашивают, поджимая губы: и что, в них тоже есть что-то хорошее? Вы неправы, люди. Не туда вы меня ведёте. Возьмите меня за руку, и поведите меня к колодцу. Или к бочке с водой. Или к зеркалу. А потом, ткнув пальцем в собственное отражение, задайте единственный вопрос, который имеет значение. Спросите меня, глядя себе в глаза: «А что хорошего есть во мне?» Вот главный вопрос, который должен вас волновать.
Людей на площади все прибавлялось. Они вставали на цыпочки, чтобы разглядеть проповедника, они смотрели на него во все глаза, некоторые даже рты приоткрыли от изумления.
— «Зачем мне творить добро?» — спросите вы. Ведь за добро не дадут кусок хлеба. Но я скажу вам: ваша душа просит добра.
Кто-то засмеялся в толпе, а старец хитро улыбнулся.
— Не верите мне? И зря. Скажите, вы знаете хоть одного хорошего человека, который оправдывался бы за свои дела? Который говорил бы: я совершил добро, потому что меня вынудили? Все люди плохие, у меня не было выхода, пришлось поступить хорошо?.. О нет. Хороший человек спит спокойно, он знает, что его совесть чиста.
Старец обвел глазами толпу и продолжил.
— А что же злодеи? Они ищут оправданий. Не могут уснуть. Называют всех вокруг подонками и скотинами. Злятся. Кривятся. Они вечно недовольны, их лица исполнены презрения. Вы ненавидите их, но их нужно пожалеть.
Услышав удивленные возгласы, старик повторил:
— Да-да, пожалеть! Зло — это страдание. Это боль. Зло разрушает вашу душу. Оно разрушает нас. Вы ведь понимаете это, не так ли? — проповедник сделал паузу. — В конечном счёте, нам всем придется платить за зло, которое мы сотворили. И эта расплата не будет сладкой.
Люди хлопали в ладоши и восторженно кричали. И лишь один путник недовольно проворчал себе что-то под нос и сплюнул, но его голос потонул в общем гуле.


Неделю Шаор провел в лесах, избегая людей. Пережидал, чтобы никто не связал трех мертвых хойсов и одинокого путешественника-шедда.
Когда он наконец вышел на дорогу, был вечер, и закат окрасил далёкую реку в золотые цвета. Стражники на воротах окинули Шаора недовольным взглядом с ног до головы, от хойских ботинок до хойского же башлыка.
Шаор всё ждал, когда кто-нибудь спросит: «Ты шедд?» Но стражники не спросили. Война между их странами закончилась семь лет назад. Никто уже не помнил Гершем, и мало кто видел опасность в одиноком путнике из чужой страны.
— Плати и проходи, — только и сказал стражник.
Шаор отсчитал два медяка, положил их в протянутую ладонь и пошёл по городу среди купеческих подворий. По улицам спешили жители, недалеко от порта крутились шлюхи, чьи потрёпанные лица в закатных лучах казались румяными и почти красивыми. Там же разгружался корабль, и рослые мужчины носили тюки по скрипучим мосткам. Бродили животные: собаки, козы, один раз Шаору попалась свинья. Он все брёл, оглядываясь по сторонам, бросая иногда взгляды в сторону реки. Река влажно поблёскивала и манила его, словно русалка. Уж не Гарла ли это была?
Трактир нашёлся быстро, и Шаор расплатился деньгами убитых хойсов за еду и ночлег.
— Лицо у тебя не хойское, — с подозрением сказал трактирщик. В общей комнате было многолюдно, и кто-то даже голову повернул, услышав эти слова.
— Я полукровка, — соврал Шаор. В былые времена — а Шаор родился в те самые «былые» времена — смешанные браки между хойсами и шеддами не были диковинкой.
— Бастард? — недоверчиво спросил тот.
— Законнорожденный. Просто мать моя была из шеддов.
— А я знал, что хойсы всегда имели шеддов! — заржал мужчина.
В трактире было многолюдно: не лучшее место, чтобы лезть в драку, и потому Шаор лишь криво ухмыльнулся, делая вид, что оценил шутку. Он погрузил ложку в непонятное варево, что называлось здесь едой, и услышал за спиной чей-то голос:
— Эй, полукровка, иди сюда! Расскажи, откуда идёшь?
Он пересел на длинную скамью к двум хойсам: рослому, сурового вида мужчине и юноше, на чьём лице уже пробивалась первая борода. «Солдаты», — подумал почему-то Шаор. Оказалось — кузнецы. Он рассказал им вымышленную историю, которую всегда рассказывал в трактирах. Они поведали свою. Выпили сидра, поругали местную несъедобную стряпню. Шаор вспомнил о трактирщике и снова стал злиться. «Подкараулю мерзавца», — поклялся он себе, вспоминая дурацкую и обидную шутку. — «Подкараулю — и в реке утоплю».
Разговор угас. Кузнец завёл разговор о жене и детях, но быстро умолк, увидев, как изменилось лицо шедда.
— У тебя есть семья?
— Умерли, — коротко ответил Шаор.
— Соболезную, — произнес кузнец. И снова умолк.
Шедд скреб ложкой тарелку и всё гадал, как же можно будет достать трактирщика в городе, полном народа. Он не раз проворачивал подобные дела, но каждый раз ходил по краю.
Кузнец говорил о чём-то со своим спутником, и отвлёкшийся Шаор услышал его речь с середины.
— …дьявольская река, — произнёс мужчина. — В прошлом году десять человек в ней утонуло. На севере люди умнее, там вдоль берега никто не селится, и корабли там не ходят, а здесь?
— Этот город стоит на Гарле? — спросил Шаор, поднимая голову.
— Не знал? — удивился кузнец.— На ней самой.
— На севере люди верят, что по берегу Гарлы ночью бродят души утонувших и скитаются демоны, — непонятно почему сказал шедд. — Они потому и боятся реки. Даже за водой к ней не ходят, предпочитают грязные, глинистые ручейки, колодцы, ключи. Что угодно, лишь бы не встретить злых духов...
Кузнец лишь головой покачал.
— А был там кто?
— Я был, — усмехнулся Шаор. — Ночью.
— Ночью?! — ужаснулся кузнец.
Шедд улыбнулся. Самым дьявольским местом дьявольской реки считали её северную излучину. Шаор из любопытства сходил как-то в те края: ни одного корабля на воде, ни одной деревни на берегу, лишь река, извивающаяся между лесами и полями, словно юная чаровница в объятьях мужчины. Странник не удержался и окунулся. Вода блестела, как серебро, и была ледяной. Он провел в тех местах несколько дней, но не встретил ни одного демона, и позже понял, что влюбился в эту реку. Сколько раз он потом ночевал на берегу Гарлы — не сосчитать. И ни разу его покой не потревожили: ни злые силы, ни злые хойсы — а последнее было гораздо важнее первого.
— Я провёл там три ночи, — сказал Шаор. — Никого там не было, ни демонов, ни духов. Всё это сказки.


Проповедь закончилась, но люди не спешили расходиться. Они выстроились в очередь, и каждый желал лично поговорить со старцем. Богатые и бедные, крестьяне и купцы, мужчины и женщины — все стояли вместе, и если кто-то пытался пройти без очереди, старец вежливо, но настойчиво разворачивал наглеца и просил ждать, ведь «перед богами мы все равны».
Слушатели помогли проповеднику слезть с постамента и посадили его под памятником. Он выслушивал людей по одному, отвечал на их вопросы, каждому давал совет и каждого вдохновлял.
Недовольный путник, что ворчал и плевал себе под ноги, хотел уйти — но почему-то остался. Он стоял в стороне, слушая обрывки фраз, которые доносил ветер, и думал о хойсах и Гершеме. О Гершеме, уничтоженном, сожжённом дотла, стёртом с лица земли. Если бы жители вышли к захватчикам с хлебом и солью и нежными речами: «Нужно творить добро, в каждом из нас есть что-то хорошее», — что сделали бы хойсы? О, хойсы посмеялись бы. Съели хлеб. И принялись насиловать, убивать и жечь.
Шаор — а это был именно он, — лишь качал головой и недоверчиво улыбался, слушая, как старик рассуждает о добре и страданиях, которые неизменно переносит злодей. Хойсы сожгли Гершем, но разве страдают они из-за этого? О нет, они пьют, и радуются, и бьют жён. Страдают лишь шедды — те, что потеряли свою семью и свой дом. Такие, как Шаор.
И все же путник не уходил. Ругался про себя — но почему-то стоял в общей очереди и прислушивался к чужим разговорам. Многие, подходя к старцу, спрашивали: «Что хорошего есть во мне?» — и проповедник отвечал. Каким-то чудом он умудрялся попадать в точку, он рассказывал людям истории из их собственной жизни, и люди удивлённо восклицали: «Откуда вы это знаете?» Но проповедник лишь улыбался и продолжал говорить.
Шаор ждал до вечера, пока не разошлась большая часть толпы, а потом, подойдя к старцу, спросил:
— Скажите, я могу с вами поговорить наедине?
Проповедник окинул его внимательным взглядом и кивнул:
— Конечно, можете. Не ждите, — сказал он своим слушателям. — Этот добрый человек проводит меня.
— То есть, я добрый? — поинтересовался шедд, усаживаясь рядом со стариком.
— Как вас зовут, юноша?
— Шаор, — ответил мужчина. — И я давно уже не юноша.
— Для меня вы все юноши, — хрипло засмеялся проповедник. — Все, кто может ходить без клюки.
Мужчина улыбнулся.
— Ты спросил меня, Шаор, добрый ли ты, — проговорил старец. — И я вынужден ответить: нет. В тебе нет добра. И нет света. Только злоба, печаль, разочарование и бесконечная тоска по прошлому. И тьма… Если ты спросишь меня так же, как меня спрашивали все эти люди, если спросишь, что в тебе хорошего, я вынужден буду ответить «ничего», но мне будет очень жаль так говорить.
Шаор молчал, глядя на старика. Он знал всё это, знал давно — и всё равно не мог поверить, что слышит эти слова.
— Ты хочешь меня спросить: «Потому что я шедд?» Нет, Шаор, не поэтому. Хойсы совершали ужасные вещи, и я очень соболезную твоей утрате. Я соболезную всему, что с тобой случилось. Ты был чудесным человеком. Но знаешь, какое слово тут главное? Был.
— Значит, в хойсах, что сожгли Гершем, доброго больше, чем во мне?
— Ты делаешь ту же ошибку, что и многие, — мягко сказал старик. — Ты смотришь на других. Но ты не в силах изменить других. Ты можешь изменить только себя.
— Они убийцы. Насильники. Живодёры, — прошипел Шаор сквозь зубы. — И я могу их изменить. Я могу превратить их в мертвецов.
— Не стоит. Они заплатят за то, что сделали. И ты — ты тоже заплатишь. За все свои грехи. Страшную цену.
Шаору показалось, что воздух похолодел. Он оглянулся, но площадь была пуста, никто не подслушивал их, никто не таился за постаментом. И всё же, он сказал слишком много. Больше, чем собирался.


Он до сих пор помнит тот день. Земля пахла копотью и смертью, и над обгоревшими остовами домов кружили вороны.
Гершем долго не сдавался врагу, много месяцев держал осаду, но хойсы сделали подкоп под стеной крепости — и стена рухнула. Король отдал приказ: устроить такую резню, чтобы прочие города боялись и сдавались сразу. И хойсы устроили.
Ворвавшись в брешь в стене, они кромсали всех, кто попадался им на пути. Ослабевшая от осады армия была разбита, и хойсы бросились грабить и убивать. Они убивали детей; насиловали женщин, а потом перерезали им горло. Даже дети и старики не избежали страшной участи. Отрубленные головы мирных жителей насадили на пики, и расставили эти пики по периметру вокруг Гершема. А сам город подожгли, и все, кто спрятался в подвалах или потайных комнатах, сгорели или задохнулись в дыму.
В тот день уцелели единицы: несколько красивых девушек армия утащила с собой. Кого-то из них потом прирезали: надоели; других же сдали в бордель. Вот и всё, что осталось от прекрасного города Гершема.
Шаор брёл по сожжённой земле, силясь найти хоть кого-то живого, но живыми в городе были только вороны. Следом за ним шёл Дахан и опасливо оглядывался. Другие мужчины и вовсе предпочли не заходить в город. Но Шаор не осуждал их: он один в отряде был из Гершема.
Он нашёл свой дом, такой же сожжённый, как и все остальные, и долго стоял среди пепелища, не в силах поверить, что всё это — реальность, а не сон. В золе и грязи валялись черепки посуды, ложки. Шаор поводил ногой по земле и наткнулся на железный поднос и костяной гребешок для волос. В золе не было костей — но стоило ли этому радоваться?
— Пойдём, — сказал Дахан. — Им уже не поможешь. А хойсы могут вернуться.
Пока шла война хойсов и шеддов, Дахан и Шаор были далеко. Они охраняли купеческий караван. Шаор вёз с собой домой истории о дальних странах, куклу для младшей дочери, изогнутую варварскую саблю для сына и украшения для жены.
— Пойдём, — повторил Дахан, положив Шаору руку на плечо. Мужчина помотал головой и пошёл дальше — в храм и в форт. Крыша и перекрытия в храме были деревянными, так что стоять остались лишь закопчённые стены. Внутри лежали обгоревшие кости, только не понять, до пожара умерли эти люди или во время.
Шаор увидел раздавленный череп младенца и отвернулся. Он пошел быстрее, то и дело натыкаясь на мертвые тела. Дахан, не отставая, шел за ним.
Каменные стены форта уцелели, но всё внутри было усеяно трупами. До некоторых мест огонь не добрался, и вокруг тел суетились крысы и вороны.
— Пойдём, — ещё раз сказал Дахан, глядя на мертвецов.
— Я им отомщу, — пробормотал Шаор.
— Кому?
— Хойсам.
— Каким хойсам?
— Если потребуется, то всем.
Дахан лишь покачал головой — и не сказал ничего. А через пару дней они расстались: Шаор надел хойский костюм и отправился на запад, в страну врага. Красивую куклу и украшения он подарил бедной женщине, что подвернулась на дороге, и побрёл прочь, отмахнувшись от благодарностей. Изогнутую саблю отдал оружейнику с добрыми глазами. Эти вещи он не мог продать — но и выбросить тоже не мог.


Шаор не вернулся в трактир. Он покинул город, когда ворота уже собирались закрывать. Стражники выпустили его без лишних слов. Дорога, свернув от городской стены, устремилась в лес. Шаор думал, что путь поможет ему забыться и развеяться, но мысли о старике против воли лезли в голову. Слишком умным он был. Слишком всеведущим. Но Шаор не верил в чудеса — так же, как не верил в злых духов и демонов.
Он брёл, пока не стемнело, не в силах привести свои мысли в порядок. Ночь провёл без костра, вглядываясь в звезды. Всё надеялся, что сон придет, но сон не шёл, и мысли, словно беспокойные птицы, кружили и кружили в голове.
Шаор вспоминал свое прошлое: последнее путешествие, сгоревший Гершем, решение мстить… Он не помнил, как преодолел границу страны. Не помнил, как начал убивать. Несколько дней стёрлись из воспоминаний, словно волна слизнула следы на песке. Он помнил себя уже таким: путником, что не останавливается нигде дольше, чем на несколько дней, путником, что выслеживает хойсов — или нарывается на драку и отправляет своих врагов к Янтарным воротам. Он вершил свою месть, пропадал в лесах и вновь возвращался, чтобы убить ещё нескольких людей. «Да, я мертв, — подумал Шаор, и от этой мысли почему-то стало легче, — я давно уже мертв, и моя жизнь лишена смысла. Убитые враги не делают меня счастливым. Я просто отправляю их на тот свет и надеюсь, что смогу убить ещё многих прежде, чем убьют и меня. Моя смерть будет мучительной и долгой, и я смирился с этим уже давно».
Есть ли в нем хоть крупица добра? Сохранился ли хоть кусочек души в этом немолодом, но сильном и быстром теле? Шаор с горечью вспоминал былые годы, любимый город и свою прежнюю жизнь. Он не в силах воскресить мертвых и не в силах повернуть время вспять, единственное, что он может, на что способен, — это помнить. Помнить и мстить. А потом умереть… и никогда не увидеть свою семью, даже на том свете. Ведь стражники у Янтарных ворот развернут его и низвергнут в бездну, сказав всё то же, что сказал ему старик: «Ты погубил себя. В тебе нет света. Только злоба, печаль и бесконечная тьма…»
Так может, стоит остановиться? Искать искупления? Молиться, творить добро? Скитаться и проповедовать, и умереть мучительной смертью, чтобы там, на том свете, к нему выбежали навстречу жена, сын и дочь…
Ночь минула, но Шаор так и не уснул. Он смотрел на свои руки, пытаясь сосчитать, сколько жизней отнял, — и не мог. «Я хочу заплатить твою страшную цену, — прошептал Шаор. — Сейчас — или когда-нибудь. Что угодно, лишь бы стражники Янтарных ворот пустили меня внутрь». Внезапный порыв ветра прошелся по верхушкам деревьев. Листва зашелестела, и шедду послышались в этом шелесте голоса, словно духи перешёптывались над его головой. А потом вдруг наступила тишина. Страшная — и в то же время полная покоя и умиротворения.


Шаор встретил её через несколько дней.
Сперва он увидел белое пятно сквозь листву деревьев и кустов, и лишь потом — саму девочку. Ей было на вид лет десять или одиннадцать. Она брела по обочине, не разбирая дороги, и подол её — непривычно длинный для этих мест — цеплялся за кусты и волочился по грязи. Белая туника была вся украшена мелкой вышивкой и причудливым рисунком, рукава нижней рубахи, торчавшие из-под туники, были насыщенно-пурпурного цвета. Порой из-под подола показывались маленькие башмачки, и они тоже были дорогими, но уже успели все измараться в грязи. Кожа у девочки была белая, как молоко, а волосы — золотые, что так редко встречается в этих местах. Да и сама девочка была словно из другой страны.
— День добрый, — сказал Шаор, не ожидая, что она поймёт.
Девочка посмотрела на него и улыбнулась. Глаза у неё были зелёными, а возле носа мелкой россыпью темнели веснушки.
— Здравствуйте, — ответила она.
— Ты заблудилась?
— Нет, я иду домой.
— И где же твой дом? — спросил путник.
— В северной излучине реки Гарла.
«Сумасшедшая», — мелькнуло в голове у Шаора.
— Я был там, девочка, — ответил мужчина, и ему стало немного жаль её. — Там ничего нет, только леса да поля.
— О нет! — горячо воскликнула девочка. — Там стоит белый замок, самый прекрасный на свете!
Она смотрела на мужчину доверчивым взглядом. Незнакомый путник в потрёпанной дорожной одежде вылез из кустов и стал задавать вопросы — но невинный ребенок даже не подумал испугаться. Далеко ли она уйдет, такая наивная? Что будет с ней, если оставить её вот так, в лесу, брести одну «к северной излучине реки Гарла»? Первый встречный ограбит её, и хорошо, если только ограбит.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Марана, — улыбнулась девочка. — А вас?
— А меня — Шаор. Марана, откуда ты идешь сейчас?
— От северной излучины реки Гарла. Я пошла гулять — и вот, возвращаюсь.
Это походило на бред сумасшедшего. Или на безумный сон. Девочка одна прошла много миль пути и теперь идёт обратно — целая и невредимая. В лесу. Одна. Девочка. Не может быть. Она просто юродивая. Ненормальная. У нее не все дома. Наверное, карета с её родителями перевернулась, или на караван напали разбойники. Она смотрела, как убивают её родных, а потом сбежала и спряталась в лесу. И теперь бредёт, не помня ничего, бредёт и рассказывает сама себе сказки.
— Марана, — осторожно произнес Шаор, — ты позволишь мне проводить тебя до дома? А то леса здесь небезопасны, особенно для маленьких девочек благородного происхождения.
— С радостью! — кивнула девочка.
— Тогда давай немного пройдем в ту сторону, — он показал в направлении, откуда пришла Марана. — У меня там дела. А потом мы пойдём к тебе домой.
Девочка легко согласилась. Они шли по дороге до заката, и мужчина всё ждал, когда покажется перевёрнутая карета или перебитый караван путешественников — но дорога была чиста и пуста. Ни пятен крови на земле и траве, ни подозрительных следов. Словно Марана и правда брела многие мили одна по лесу, не разбирая дороги. Они заночевали в лесу, сойдя с обочины, а на следующий день отправились в ближайший город. Шаор купил ей походную одежду, чтобы не трепала свои дорогие вещи — и не сверкала ими на весь окрестный лес. Ткань новой одежды была грубой и темной, но Марана даже не думала возмущаться. Она вообще была на редкость спокойная девочка. Не лезла с ненужными вопросами, не капризничала. Когда они остановились на ночь в постоялом дворе, послушно ела варёную репу и только поглядывала исподлобья по сторонам. Несколько раз Шаор спрашивал Марану, знает ли она дорогу, и та всякий раз называла правильный поворот, словно и впрямь решила дойти до северной излучины Гарлы. Девочка делала то, что ей скажут, знала обычаи, вежливо разговаривала, да и вообще никуда не лезла без спроса. Она казалась абсолютно нормальной — пока речь не заходила о Белом Замке.
— Как ты дошла одна от северной излучины до этих мест? — спросил Шаор у неё как-то, и Марана кротко ответила:
— Ногами.
Шаор долго смеялся, и всё никак не мог успокоиться. А потом, ведя девочку по просёлочной дороге, вдруг подумал: «Я нашёл в лесу потерявшуюся девочку, я защищаю её и веду домой. Можно ли считать, что во мне нет ничего хорошего? Или всё-таки я творю добро?»


Несколько дней они брели по дороге, которую выбирала Марана. Останавливались в постоялых дворах или спали в лесу. У Шаора ещё оставались деньги, и он умел ставить силки и находить съедобные растения. Порой, сидя у костра и поедая очередного зайца, они заводили разговоры. Марана мало что могла рассказать о себе, и потому говорил Шаор. Он вспоминал свою жену, детей, рассказывал про Гершем. Девочка слушала, и в её глазах мелькали то восторг, то печаль, то испуг.
Но спокойствие длилось недолго. На перекрестке Марана привычно указала направление, и Шаор с ужасом понял, что сейчас они придут к постоялому двору… тому самому, где он прикончил трактирщика и трёх хойсов.
— Нам туда, — уверенно сказала девочка.
— Нет, Марана, — возразил Шаор. — Нам туда нельзя.
— Ты не понимаешь, — упрямо возразила Марана. — Нам туда!
— Неужели нет другой дороги?
— Нет, только эта!
«Постоялый двор, наверное, закрыли, — думал мужчина, — а семья трактирщика уехала в другой город. Да и не помнит меня там никто». С этими мыслями он махнул рукой и позволил девочке вести себя.
Да только всё оказалось не так просто.
Над крышей постоялого двора клубился дымок. Даже вывеска осталась прежней, только забор слегка покосился — а может, Шаору это только показалось? Он вошёл внутрь с замирающим сердцем и увидел кудрявую женщину, что суетилась за стойкой. У нее были полные руки и большая грудь, которую не мог скрыть даже просторный крой туники. И на лице у неё виднелся огромный кровоподтек, из-за которого один глаз не открывался.
— Здравствуйте, — полуиспуганно, полурастерянно произнесла женщина, увидев Шаора. А потом, заметив Марану, немного расслабилась. — Это ваша дочь?
— Да, — соврал Шаор, подходя ближе. Неподалёку от стойки на полу виднелось плохо стёртое пятно крови. Вот и всё, что осталось в напоминание о бойне. — У вас что-то случилось?
— Это? — женщина коснулась синяка. — Не обращайте внимания. Еда уже вся остыла, но я сейчас вам что-нибудь принесу. Вы можете поесть, но на ночлег мы сегодня не пускаем.
Женщина скрылась в соседнем помещении, а потом вернулась с лепёшками.
— Как вас зовут? — спросил Шаор.
— Эри, — неуверенно сказала женщина.
— Эри, меня зовут Шаор. Я вижу, что у вас что-то случилось, расскажите, может, я смогу помочь.
— Всё хорошо, — она покачала головой. — Мне не нужна помощь. Ешьте — и уходите.
Они и правда поели и ушли, вот только от постоялого двора отошли совсем недалеко. Шаор сказал Маране сидеть тихо, а сам залез на дерево. Густая листва скрывала его от глаз, да и путники редко смотрят наверх. Время шло, Шаор ждал, небо темнело, воздух холодел.
Они явились на закате. Двое крепких мужчин — один постарше, другой помоложе — вошли в дом и стали тут же громко звать Эри. Шаор слез с дерева и, шепнув Маране: «Жди здесь», — подкрался к дому. Устроившись за забором, он наблюдал, как пили мужчины и как хозяйка подносила им еду, видел, как, напившись, гости приволокли запуганную дочку трактирщицы, а вот то, что было потом, он смотреть не желал.
Шаор уже доставал нож, когда почувствовал на своей руке маленькую ладошку Мараны.
— Не надо, — прошептала она.
— Марана, это не твое дело, — отмахнулся Шаор.
— Мужья спят с женами, в этом нет ничего страшного.
— Они били её.
— Многие мужья бьют жен, ты всех собираешься убить?
— Они не мужья им! — прошипел Шаор. — У неё был муж. И я убил его. Я виноват в том, что произошло. Я должен это исправить.
Рука Мараны не дрогнула, и взгляд её не изменился. Известие о том, что её ведет по лесу убийца, нисколько не испугало маленькую девочку.
— Ты убьешь их. Что дальше? Что сделаешь с Эри и её дочерью?
— Оставлю их тут.
— Тогда на место этих мужчин придут другие. Вдруг они будут хуже?
— Уведу их отсюда.
— Куда?
— В город...
— И что они будут там делать? У них нет там дома, и нет друзей. И постоялые дворы там уже есть. Как они заработают на жизнь? Что будут есть? Будь у них возможность — давно бы сбежали. Но не сбегают.
Шаору нечем было крыть. Он хотел отмахнуться от её слов и броситься в бой — но не мог. Потому что Марана — маленькая девочка Марана! — почему-то была права.
— Ты предлагаешь мне оставить всё так?
— Хочешь защитить Эри — женись на ней. Не хочешь — так не лишай её тех защитников, что у неё есть.
Шаор бросил последний взгляд в окно. Он не видел дочку, но видел мать: она сидела вместе со старшем мужчиной, полуобнаженная, в одной рубахе. Тот приобнимал её за плечи и что-то говорил, а она испугано смотрела в одну точку и почти не шевелилась.
— Пойдем, — сказала Марана и коснулась ладошкой его руки.
Они прошли вдоль забора, пригибаясь, и нырнули в лес.
— Я провожу тебя домой, — сказал Шаор, оглядываясь назад, — а потом вернусь назад — и сделаю предложение Эри.
Марана фыркнула и ничего не ответила. Ночь они снова провели в лесу.


На следующее утро девочка вела себя, как обычно. Смотрела по сторонам, не приставала с разговорами, собирала букет из цветов, что росли вдоль дороги. Словно и не было той взрослой Мараны, что остановила его у забора и убедила не убивать.
— Кто твои родители? — спросил Шаор.
— Я никогда их не видела, — ответила девочка. — Но есть много других, кто обо мне заботится. Мне дали хорошее образование. И научили разбираться в людях.
— Но ты доверилась убийце.
— Пока я не жалела об этом. Скажи, за что ты убил трактирщика?
Это был непростой вопрос. Хотел ли Шаор соврать? Хотел. Но почему-то ответил честно. Он рассказал об убитых хойсах, о мести, о трактирщике, что пал случайной жертвой, и о множестве других мертвецов. Он вспоминал — но вспоминал не всех, и клял за это свою память. Шаор всё говорил и говорил, и никак не мог остановиться. Семь лет он держал всё в себе, семь лет сочинял истории и выдавал их за правду. И по нелепой иронии судьбы первым человеком, кто узнал правду, стала одиннадцатилетняя полусумасшедшая девчонка, что верила в белый замок в северной излучине реки Гарла.
Шаор рассказывал целый день. Они успели разжечь костер, потушить его, накидать на ещё теплую землю еловых лап и поставить сверху шалаш из веток, — а Шаор всё говорил и говорил. Он рассказал и про трактирщика, и про трех хойсов, и про старого проповедника, что искал хорошее в людях. Когда наступила ночь, и они забрались в шалаш, мужчина перешёл на едва слышный шепот — и лишь тогда закончил свою историю.
— И сидя ночью в лесу я понял, что не хочу отправиться в бездну, оказавшись у Янтарных ворот. Я хочу увидеть свою семью — хотя бы раз. Я хочу искупления...
— Искупления… — задумчиво произнесла Марана. — Тогда сперва хотя бы вспомни всех, кого ты убил...


Они больше не спешили к северной излучине. Теперь они шли, петляя, забегая в каждую захудалую деревеньку, в каждый маленький городок.
Марана вела его прямиком на кладбища, где стояли покосившиеся могилки, а потом по городу и шептала: «Ты помнишь? Помнишь?» Он помнил. Медленно в голове всплывали лица убитых, их истории, их семьи. Шаор видел женщин, обедневших после потери кормильца, видел детей: худых, со вздувшимися от голода животами.
Однажды они остановились на ночлег у родителей убитого хойса. Еду им предложил отец. Мать уже давно не делала ничего: Шаор, сам того не зная, убил всех её сыновей. От горя женщина сошла с ума. «Харс, ты принёес мне малину, Харс, — повторяла она, покачиваясь, и загадочно улыбалась. — Я всегда любила малину».
— Так звали младшего, — сказал отец. — Он был её любимцем.
Отца время тоже не пощадило: морщины глубокими бороздами прочертили себе путь на его лице, кожа сморщилась и обвисла, взгляд потух.
— Вот умру я — и что с ней будет? — грустно сказал старик. — Никому она будет не нужна, никому.
Шаор оставил старичкам денег, поблагодарив за гостеприимство, и отец убитых долго отказывался, а потом долго и горячо благодарил. Они уже покинули деревню, когда Шаор вдруг встал, как вкопанный, и сказал:
— Я пойду назад! Я попрошу прощения. Я встану на колени, и пусть старик делает со мной, что хочет.
— Разбередишь ему раны? — спросила Марана. — Чтобы сердце у него заболело и старуха его осталась совсем одна?
Шаор замер, изумлённо глядя на девочку.
— Или он убьет тебя, нарушив законы гостеприимства. И его казнят. Ты этого хочешь?
Мужчине нечего было ответить на эти вопросы.
— Им не нужно твое «прости». Им нужны их дети. Они оплакали их. Похоронили. Твое «прости» нужно только тебе. Не трогай старичков. Пойдём дальше.


Дорога продолжалась. На улице портового городка побирались двое беспризорников: их отца Шаор когда-то отправил на тот свет. А вот жена другого мертвеца весьма успешно вышла замуж за купца. Шаор с Мараной увидели её покрытый вышивкой подол мельком, когда женщина садилась в карету.
В другом городке шедд долго смотрел на парочку исхудавших детей и всё никак не мог уйти. Дети плели соломенные корзинки, и сквозь тонкую ткань их рубашек можно было различить каждый позвонок на спине.
Шаор купил корзину фруктов, хлеба да солёного мяса и отнес это всё детям. Их мать посмотрела на него, как на сумасшедшего, и сказала: «Лучше бы денег дал». Выдав каждому ребенку по груше, она отправилась на рынок с оставшимися продуктами — торговать. Дети глотали еду, не жуя, сладкий сок тёк по их подбородкам, а в глазах был восторг.
— Мне стоило дать им денег.
— Деньги не дают, — возразила Марана, — деньгами откупаются. Ты поступил верно. Ты подарил им воспоминание.


Шаор не знал, сколько прошло времени. Они шли из деревни в деревню, и в каждом месте находили могилы. А следом обнаруживались голодающие дети, жёны, ушедшие служительницами в храм, матери, постаревшие за одну ночь… каждого подлеца и подонка, что погиб от ножа Шаора, кто-то ждал дома. Каждого кто-то хоронил и оплакивал. И от этого становилось грустно — и страшно. Всё чаще Шаор хотел сознаться во всем — но Марана останавливала его.
Шаор вспоминал, что прежде, в самом начале пути, он выслеживал воинов. Солдат. Тех, кто жёг Гершем, насиловал женщин и насаживал головы на пики. А позже стал просто убивать хойсов, не разбираясь, кто они и чем занимаются. Из мстителя он превратился в безразличную машину убийства, что несла опустошение и страдания. И каждый город всё больше погружал Шаора в тоску.
Он потратил все деньги, покупая беднякам обувь и одежду. Но разве может пара башмаков вернуть ребёнку отца? Подарки не искупят вину, и Шаор понимал это с каждым днём все лучше. Но и хранить у себя медяки убитых он не мог. Разве его боль и сожаление могут воскресить мертвых? Он мстил за Гершем, но оказался таким же мерзавцем, как и те, кто сжёг его город.


Они покинули последнюю деревню на рассвете, и впереди были только долгие мили полей и лесов, а за ними — Гарла. Еда закончилась ещё утром, и желудок Шаора сперва бурчал — а потом вдруг резко замолчал. Словно тело забыло о существовании еды и перестало её требовать. Густой лес принял их в свои объятья — а потом выплюнул на берег извивавшейся, словно змея, реки.
Щурясь от яркого солнца, Шаор огляделся и чуть не воскликнул от удивления, когда увидел белый замок. Замок стоял за рекой, там, где раньше были только поля с травой по пояс. Маковки башен отливали перламутром, на флагштоках развивались знамена — ни одного знакомого, — а стены были так чисты, словно их белили каждый день. Только ворота отливали рыжеватым, словно закатный свет расплавился, а потом застыл них.
Путь до замка отнял ещё пару часов. Они долго брели по берегу. В одном месте, где было неглубоко, даже перешли реку вброд. Белоснежные башни были всё ближе, сквозь рыжину неведомого Шаору материала просвечивало дерево.
Они приближались к воротам, и с каждым шагом идти становилось всё легче. Марана собирала цветы и напевала до боли знакомую мелодию — только Шаор всё никак не мог её опознать. Он любовался стенами замка, воротами и незнакомыми флагами.
— Хочешь войти в замок? — спросила его девочка.
— Хочу, — ответил Шаор. — А можно?
— Всё зависит только от тебя. У тебя есть медная монета?
— Что?
— Медная монета, — спокойно повторила девочка.
Шаор повернул голову, в ужасе глядя на покрытые янтарём ворота. Он вспомнил мелодию, что напевала Марана: это была похоронная песня. Стражники в белых доспехах появились у ворот — словно соткались из маленьких облачков тумана.
Ворота начали открываться. Они двигались медленно и словно сами по себе, и за ними виднелись белоснежные строения, деревья, статуи и площадь с фонтаном. Где-то там — или он ошибался? — его жена и дети. Да только кто его пустит внутрь? Кто даст ему войти?
А из замка тем временем начали выходить люди. Они выходили из домов, появлялись из внутренних переходов — высокие и низкие, молодые и старые, худые и полные, — и шли, вооружившись кто чем.
Мужчина замер, глядя на эту разношерстную толпу, но лишь когда люди подошли вплотную, он начал их узнавать. Вот тот полный — убитый им трактирщик. Вот три хойса: крепкий и двое помельче. Вот воин, которого он убил в самом начале своего пути, а вот дети несчастных одиноких старичков. Мужчины шли и шли, и Шаор в испуге повернулся к Маране.
— Они что, живы?
— Они мертвы, — ответила девочка.
Толпа стояла полукругом, глядя на Шаора пустыми глазами, и каждый что-нибудь крутил в руке: кто-то — нож, кто-то — дубинку, кто-то — удавку.
— Пропустите меня, — сказал Шаор, но мертвецы не шевельнулись. Он попытался обойти их — мертвецы шагнули наперерез. Марана, бросив цветы, стояла и смотрела на это представление, и глаза её были слишком старыми для её лица. — Пожалуйста, дайте мне пройти, — мертвецы не моргнули. Шаор нашёл в толпе полноватое лицо трактирщика и произнёс, обращаясь к нему: — Слушай, я был неправ. Нет слов, чтобы выразить мои сожаления… Я понимаю, что тебе все равно сейчас, но прости меня, пожалуйста...
Рука трактирщика метнулась вперёд, и Шаор не успел отскочить. От отшатнулся, но что-то прошло сквозь его шею — и сразу стало нечем дышать. Шаор схватился рукой за шею — и увидел на пальцах кровь. Кровь выходила из горла толчками, наполняла рот. Перед глазами всё плясало, легкие раздирало от боли. Шаор упал на траву, пытаясь зажать ладонью рану, и понимая, что это — всё. Конец.
Перед глазами чернело, словно тьма, подкравшись со спины, обняла его и теперь затягивала всё глубже в бездну. Мир сжимался, пока не осталась только боль — и маленький клочок бурой травы перед глазами. А потом пропало и это…


Солнце ударило Шаору в глаза. Он стоял посреди поляны, перед ним толпились мертвецы, но одного среди них не хватало: пропал трактирщик.
— Он убил меня! — воскликнул мужчина. — Почему я жив?
Девочка стояла и улыбалась. Она словно стала выше ростом.
— Ты ведь хотел искупления, — произнесла Марана. — Вот оно, твоё искупление. Проси прощения.
Хойсы смотрели на него пустыми глазами, и он, собравшись с волей, повернулся к одному из них:
— Прости меня, я…
От удара в подбородок перед глазами потемнело, удар в живот выбил из Шаора воздух. Нож вошел ему в грудь, словно в масло, а потом пришла боль. Уже падая на траву, Шаор подумал: «Я снова… умираю?» Но он опять очнулся на поляне, и перед ним оказалось на одного хойса меньше.
Он попросил прощения вновь — и получил удар ножом в спину. Вновь извинился — и получил нож в глаз. Боль приходила, накатывая, — и уходила вспышкой, оставляя после себя темноту.
— Они все убьют меня? — спросил Шаор. — Все?
— Проси прощения, — только и сказала Марана, и мужчина удивился, как мог считать её одиннадцатилетней. Девушке, что смотрела на него, было минимум шестнадцать.
Следующий мертвец накинул удавку ему на шею — и он корчился на земле, царапая ногтями горло, грудь жгло огнем, а темнота все не наступала. Когда он очнулся, на него смотрели убитые, и по спине мужчины побежал холодный пот. Он помнил того хойса со шрамом в пол-лица: Шаор сжёг его живьем. И другого помнил: ему он вспорол живот...
— Я не хочу… — проговорил мужчина. — Не хочу…
— Проси прощения, — только и произнесла Марана.
И Шаор шагнул вперед. Он умирал от раны в живот, плакал и корчился на земле. Мертвецы стояли, обступив его полукругом, и смотрели — холодными, пустыми глазами. А когда он умер, смерть показалась ему сладкой, как объятия любовницы. Он шагнул к тому, которого сжег, — и через миг кричал, задыхаясь в дыму, чувствуя, как обугливается кожа. А потом вновь очнулся на поляне.
Он повернулся к Маране и увидел не девушку — женщину. Она была прекрасна, как рассвет, но взгляд её был холоден, как свет далеких звезд. Глядя на него, она произнесла всего два слова:
— Проси прощения.
Он попросил — и получил удар кинжалом в сердце, милосердный удар.
Его избивали до смерти, запинывали ногами, топили — и оставляли умирать голодной смертью. Шаор умирал несколько дней, и эти дни показались ему вечностью, — но потом вновь воскрес, целый и невредимый. А Марана становилась тем временем всё старше и старше. Её золотые локоны покрыла седина. Лицо расчертили морщины. Её глаза запали, под ними пролегли тёмные, почти коричневые, пятна. Но каждый раз, встречая его взгляд, она повторяла одно и то же: «Проси прощения».
Шаор лишь смотрел на редеющую толпу мертвецов — и вновь повторял заветные слова. У него не было ни сил, ни желания спорить. Он забыл свое имя, свое прошлое, семью, Гершем и войну. Он должен был возненавидеть девочку за боль — но не мог. В его сердце больше не было места ненависти.
— Прости меня, — прошептал он. И мертвец быстрым движением сломал ему шею.
Еще несколько смертей — и кожа на лице девочки начала трескаться. Губы истончились и разошлись, обнажая зубы. Глаза выпали из орбит. Она продолжала говорить: «Проси прощения», — но вместо голоса слышалось лишь невнятное шипение. Но Шаору больше не нужны были подсказки. Приходя в себя на поляне, он привычно делал шаг вперед, встречался взглядом со следующим мертвецом и говорил: «Прости меня».
Ему рассекали ножом живот, его оглушили дубиной, его убивали еще с полдюжины раз. И вот остался последний убитый. Он стоял перед Шаором: шедд с седыми висками, в тёмной одежде и с усталым взглядом.
— Это же я, — сказал Шаор и повернулся к Маране. Но вместо женщины он увидел лишь скелет. Темные одежды скелета хлопали на ветру, пустые глазницы пялились на шедда, а зубы скалились в бессмысленной ухмылке. Шаор не мог услышать её голос — но почему-то услышал:
— Тебя схватили на границе, — произнесла Марана, — когда ты пытался проникнуть в страну хойсов. Тебя схватили и казнили, но душа, жаждущая мести, не может найти покоя, и потому ты скитался по земле…
Шедд слушал её — и вспоминал.
«Ты был чудесным человеком, — звучали в его голове слова старца, — но знаешь, какое слово тут главное? Был».
— Прости меня, — произнес Шаор, повернувшись к себе самому.
Он ждал очередной смерти, ждал боли и мучений, воспоминаний и страха. Но незнакомец просто растворился в воздухе.
Шаор обернулся в поисках скелета — и увидел одиннадцатилетнюю девочку. Она невинно улыбалась и крутила в руке цветок.
— Пойдём, — сказала девочка. — Я покажу тебе Белый Замок.
Вложив ему что-то в руку, она вприпрыжку побежала к Янтарным воротам, за которыми виднелась брусчатка, фонтаны и белёные стены домов. И Шаор, разжав кулак, увидел на ладони медную монетку...

Вопрос: Понравилось?

1. Да		3	(100%)
2. Нет		0	(0%)
Всего:		3

---

ДЕВУШКА С ГИТАРОЙ

[АнтипУшкин]

девчонка, ты любимой хочешь быть?..
ну, что ж, тогда бери скорей гитару! -
с гитарой крошку - век готов любить,
а без гитары - лишь мгновений пару...

а без гитары - девушка должна
прекрасной быть (душою или телом)
тогда любима будет мной она...
с гитарой же - совсем другое дело:

ты можешь быть - убогою, тупой,
капризной, злой - какой тебе угодно,
но если ты с гитарой, ангел мой,
то я твой пленник - с первого аккорда!..

(я подпеваю Цою, Шевчуку,
я уважаю Пола и Макара,
но всё-таки - с гитарой чуваку
предпочитаю - девушку с гитарой)

таков мой рок - судьбинушка моя:
когда с гитарой девушку встречаю,
то разум свой теряю сразу я
и за себя уже не отвечаю:

готов я ей все звёзды подарить!
готов лобзать за нею тротуары!...
- - -
девчонка, ты любимой хочешь быть?..
чего ж ты ждёшь,
бери скорей гитару!


(БОНУС http://www.youtube.com/watch?v=FmkHqUwa4zg

.........................................................
© Copyright: Антип Ушкин, 2015

@темы: поэзия, миниатюра, дискуссионное, юмор

---

Обращение северной книги к южному читателю

[Тедди-Ло]

На незнакомом никогда тебе наречьи
На берегу, который я не вижу
Я напою тебе о зимнем ветре
О пустоте безлиственных деревьев
И обо всём другом, чего ты не услышишь

Навеки оглушённый солнцем жарким
В песке по грудь, на линии прибоя
Устанешь впитывать чужие знаки
Глазами, пальцами, солёными плечами
И тёплым морем за твоей спиною

Сон перепутает события и лица
И потерявшись, позабыв начало
Заглянешь на последнюю страницу
Но там не будет никакого окончанья

Вопрос: Понравилось?

1. Да		4	(66.67%)
2. Нет		2	(33.33%)
Всего:		6

@темы: поэзия

---

[Visioner]

по ночам
меня обнимает немота
капризничает
хочу говорит вот такие
речевые черевички
царские императивные
принеси
кузнечик вакула
и в лагуну свою лакуну
в себя окуну
ну

Вопрос: ?

1. +		4	(28.57%)
2. -		10	(71.43%)
Всего:		14

@темы: поэзия