[writermustwrite]

Иногда, задев особенные струны души, музыкой можно сказать много больше, чем просто словами...

Примечание автора: В рассказе использованы строки из песен группы "Сплин".
Возможно, встречаются неправильные обороты или повторы, собственно, ради того, чтобы найти и выкладываю.

Она редко играла на гитаре. Почти никогда. Но сегодня был именно тот день, когда желтое дерево старого инструмента должно было зазвучать новыми аккордами, а может, давно заученным перебором. Мягкие изгибы легко легли на колени, пальцы коснулись струн, и в старом парке вновь зазвучала знакомая мелодия. Осень кружила на своих крыльях кленовые листья, кидая их под ноги нечаянных прохожих, одиноких, как и обычно. Солнце заглядывало в глаза сквозь серые ветви, отражалось в глади воды небольшого озера, на которой до сих пор плавали утки, поднимая брызги редкими всполохами крыльев. Они всегда оставались в этом парке, даже в суровые зимние вечера, так, словно не было иного места их обитания. Словно держало их здесь что-то, неуловимо-родное, неуловимо прекрасное.
Тонкий высокий голос поднимался к небесам, будто пытаясь донести до них что-то, что было у нее на душе. Но небеса молчали, и было нечто обреченное в их прозрачной безмятежности с редкими обрывками белесых облаков. Она играла для чужих, и никогда для любимых. Но сегодня все было иначе.
Это была любовь с первого взгляда. Нет, с первого отзвука того, прекрасного голоса, донесшегося из глубины парка. Взгляд был позже, упавший, сквозь густые еловые ветви на тонкие пальцы, сбитые в кровь о металлические струны, и до сих пор продолжающие свой полет. Именно эти пальцы – нежные, элегантные, сильные. Именно они смогли задеть струны души Элис… И именно с них все началось.
-И мое сердце остановилось…- отзвучал последний аккорд, и, бережно обняв любимый инструмент, незнакомка небрежно откинула с лица мягкую прядь рыжих волос, но Элис видела только ее руки. Несколько шагов, сократившие расстояние. Несколько вдохов и пропущенный удар сердца – всего несколько секунд, обратившиеся в вечность. И только спустя вечность рука, с зажатым в нее носовым платком мягко обхватила тонкие кисти, бережно вытирая кровь:
- Меня Элис зовут. А тебя?
Незнакомка несмело улыбнулась и, взмахнув длинными ресницами, легко коснулась губами ее запястья, заставляя тысячам маленьких электрических разрядов пробежать по коже и обратиться бабочками где-то в районе живота. Затем весело рассмеялась и, упругим движением поднявшись со скамейки, убрала гитару в черный чехол, отработанным движением закидывая его за спину:
- Что ты делаешь сегодня вечером? Может быть, попьем чаю?
-Мы будем счастливы теперь и навсегда… - тихо напевало радио, неуверенно пробиваясь сквозь гомон разговоров, белый фарфор в ее руках играл бликами, отраженными в стеклах небольшого и уютного кафе. В небольшом чайничке дымился ароматный чай. Гитара мирно покоилась в углу, а Элис смотрела только на Нее… На ее руки, на ее губы, на ее волосы. И нежно улыбалась, приметив свое отражение в ее глазах. На удивление ясный осенний день отражался теплом в их нечаянных прикосновениях этим вечером, словно солнце все еще грело их сердца, словно эта обреченная безмятежность голубых облаков все еще витала в их мыслях.

Она редко играла на гитаре. Почти никогда. Но играла нежно и виртуозно, так, как мог бы играть только влюбленный в музыку человек. Она закрывала глаза, мягко перебирала струны. Голос ее лился, тихий и звонкий, подобный журчанию весеннего ручья он дарил ни с чем не сравнимое ощущение, непонятное, но пробирающее до самого сердца... Она играла для чужих, и никогда для любимых...
- Придешь ко мне сегодня? Я заварю твой любимый чай и приготовлю твое любимое печенье? - звонкий голосок лился из телефонной трубки, заглушая звуки улицы: гудки трамваев, людской гомон и цокот копыт невесть откуда взявшейся лошади. Она молчала в ответ. Только легко кивнула, позволив теплой шапке снова слезть на глаза и тут же спохватилась - они же по телефону разговаривают! Замерзшие пальцы, крепко вцепившееся в трубку уже ничего не чувствовали, холодный порыв ветра бросил в лицо шарф, в котором запутались несколько колких снежинок.
- Приду, - коротко ответила она, после недолгой паузы, и щелкнула ногтем кнопку отбоя, пряча замерзшие руки в карманы зимнего пальто. Автобус подошел быстро. Как обычно, заполненный народом, скрипящий и такой же холодный, каким было и ее сердце. Знакомый подъезд уже не вызывал прежних чувств и она, поправив на плече ремень черного чехла, болтающегося за спиной набрала родной номер квартиры на домофоне. Ей ответили сразу же. Элис ждала ее, ждала как никого другого. И с лучезарной улыбкой встречала у двери. Как и обычно. Она молча чмокнула ее в щеку, скинула пальто и зимние сапоги. Поставила в угол гитару…
Ее замерзшие пальцы легко обхватывали белый фарфор, чуть раскачивая чашку из стороны в сторону. Она не смотрела на Элис... Время пришло. Тяжело вздохнув, она молча взяла чехол. Молча извлекла гитару. Она играла для чужих, и никогда для любимых. Ее пальцы ударили по струнам, завораживая своим перебором. Она играла. Играла для Элис. Это конец.
-Прости меня за то, что я к тебе остыл... - казалось отзвуки ее голоса еще до сих пор витают по квартире. Прозвучал последний аккорд, сбитые в кровь пальцы прекратили свой завораживающий полет по струнам не гитары - души. Она молча поднялась, убрала инструмент, надела пальто, аккуратные меховые сапожки. Она не прощалась, она просто уходила...
Вместе со щелчком закрывшегося замка весь мир Элис, построенный для нее одной - рухнул, а по щеке сбежала одинокая слеза.