1893 слова01. Днём.
Если б мир был всегда справедлив - разве б мы стали бороться?
Если б не долгая ночь, не холод и темнота -
Как бы мы научились ценить каждый блик восходящего солнца?
Если б счастье давалось легко,как бы мы научились мечтать?
Flёur "Лунные лилии"
Если б не долгая ночь, не холод и темнота -
Как бы мы научились ценить каждый блик восходящего солнца?
Если б счастье давалось легко,как бы мы научились мечтать?
Flёur "Лунные лилии"
Они никогда не были близки - да что там, они виделись-то пару-тройку раз в год, когда семьи обязаны собираться вместе. И всякий раз, когда они оставались наедине, возникало неловкое молчание. Вот и сейчас было так же. Почти. Неловкость в молчании сменилась пониманием - теперь лишь они двое и были семьёй друг для друга.
Теперь, пожалуй, настало время подробнее рассказать о героях моего повествования. Одной из них была Анна, Анечка, Анюта - называйте, как вам больше нравится. Девушкой Анна была своенравной, недавно окончила школу, дальнейших планов на жизнь не имела, в особенности её можно было записать разве что любовь к курению и рыжий цвет волос - да разве удивишь кого сейчас таким набором? Правда, после произошедшего пару дней назад, Аня больше не притрагивалась к сигаретам.Отчасти потому, что не хотелось, отчасти потому, что брат отобрал. Вот он-то и будет вторым героем нашей истории. Володя был бизнесменом двадцати пяти лет, любящим здоровый образ жизни, владеющим фирмой по производству скрепок и имеющим семью в качестве жены и дочки трёх лет отроду. Во всяком случае, так было до шестнадцатого июля этого года.
Тогда же всё стремительно изменилось. Изменилось ещё до того, как приехала скорая. Ещё до того, как брат и сестра получили известие об аварии.
Вова и Аня сидели на кухне, а перед глазами у них была одна и та же сцена: раскорёженные куски металла, кровь, порванная обивка сидений, какие-то куски то ли пластика, то ли ещё чего... И тела - аккуратно выложенные вряд, прикрытые изорванными клочками ткани, буро-коричневой от запёкшейся крови. Это было страшно. Анна тогда закричала, закрыв глаза руками, а Володя отвернулся, не в силах смотреть на эти... оболочки. Пустые тела, израненные, с вывернутыми руками и ногами, в крови, - девушка с мужчиной никак не могли поверить, что это - всё, что осталось от их когда-то большой и дружной семьи.
- Что мы теперь будем делать, Володь? - Анечкин голос дрожит, как и фарфоровая чашка с кофе в её руках.
- Для начала - прошу тебя, покрась волосы в русый или ещё какой цвет, - вздыхает брат. - Твои пряди слишком сильно похожи на... сама понимаешь, - поспешно отводит взгляд он.
Одной рукой Анюта тихонько берёт длинную прядь, подносит её к глазам; и сразу ей вспоминается летний денёк - из тех, что по определению счастливые, - когда они с друзьями решили поехать за город на шашлыки, а мать запретила - её огненные прядки тогда ещё так гневно пылали - казалось, сильнее солнца. Правда, Анна тогда не послушалась, и потом они долго не мирились; всё утихло именно в тот день - как раз перед посадкой в злополучный автобус. Только судьба спасла брата с сестрой - он не мог из-за работы, а она просто отказалась, поскольку никогда не любила такие шумные вылазки.
- Хорошо, Володь, - Анечка трясёт головой, но воспоминания не желают исчезать; наоборот, они назойливо пляшут перед глазами. - Завтра же это сделаю.
- Какой у тебя настоящий цвет? - Вова водит пальцами по столу, и на его правой руке блестит серебряное кольцо; мужчина снимает его и задумчиво вертит в руках.
- Пепельный, - неожиданно сиплым голосом отвечает его сестрёнка. Поставив чашку на подоконник, она закрывает лицо руками.
- Тогда завтра я пойду переплавлять эту штуку, - тут он кивает на серебряное кольцо, лежащее сейчас на столе, - и куплю тебе краску. Ты в пепельный цвет будешь краситься?
- Мне всё равно, - не отнимая рук от лица, говорит Анюта. - Какой выберешь, в тот и покрашусь. Уже неважно.
- Слушай, у тебя есть подружки? - не выдерживает Володя. - Позвони им! Они обязаны тебя поддержать.
- Нет, - девушка вдруг поднимает голову, и серые глаза смотрят с гаснущей искоркой - словно бы некая золотая точка в радужке подёрнулась дымкой. - Я не хочу никого трогать, чужие проблемы никому не нужны. Если тебе неприятен мой вид - прости, я лучше уйду. - И она уходит. Действительно уходит, тряхнув рыжей копной волос напоследок. Разве что дверью не хлопает - за неимением оной; мать всегда предпочитала лёгкие шторки из бусин дверям.
Мужчина остаётся один. Он садится на стул, сложив руки в замок, кладёт на них голову; закрывает глаза и старается успокоиться. Володя не хотел волновать сестру, он даже не стал говорить, что его жена, Оксана, была вновь беременна - она сообщила это ему утром, которое стало последним в её жизни. И в жизни двух его детей. Кто знает - девочкой был тот ребёнок или мальчиком?.. В любом случае, он погиб.
Володя протирает глаза, но в них нет слёз - он давно уже научился сдерживать эмоции. А его сестрёнка - нет. Он завидовал ей. Анька поплачет и забудет, раны зарубцуются; мужчина так не мог. Вова словно бы построил некую преграду для своего сердца, а сейчас сам же не мог разрушить её. Копаешь яму, сам в неё и попадёшь, думает новый глава семьи. Да какой там семьи - двое всего осталось. И они должны держаться вместе! Эта мысль не даёт мужчине полностью сломаться - он чувствует ответственность за свою сестру.
Володя встаёт и направляется к комнате Анны.
- Анют, можно войти? - стучится в дверь он.
- Входи, чего уж там, - довольно миролюбиво доносится из какиз-то глубин комнаты - голос кажется тихим-тихим, точно шуршание ваты - Аня, кажется, любила в детстве сладкую вату, всегда приходила с праздников, измазанная в розовой сладкой субстанции.
- Ты всё такая же сладкоежка? - пытается улыбнуться мужчина и достаёт из кармана шоколадку. Самую обычную, молочную.
- Я не хочу, спасибо, - Аня отворачивается, но немного двигается на диване, чтобы брат мог сесть рядом; тот сразу же принимает невербальное приглашение. - Знаешь, мы же почти не виделись в последние годы... - начинает говорить она, всё так же отвернувшись. - Я ведь совсем не знаю тебя. Расскажи о себе.
Вольдемар удивлённо чешет затылок; он не знает, что можно сказать. Сестрёнка заставила его сильно задуматься.
- Я не имею понятия, что было бы тебе интересно, - честно признаётся Вова, хоть ему и стыдно - они ведь ничего друг о друге не знают, а ведь родственники, и очень близкие.
- С недавних пор, - вздыхает Анечка, - мне всё про тебя интересно.
- А особенно: куда я дел твои сигареты, - не мог не съязвить Володя, желая раззадорить сестрёнку. - Ты ещё маленькая для них, - авторитетно заявил он, тормоша её волосы.
- Чего? Не поняла наезда, - со смешком проговорила Аня, мотая головой, чтобы скинуть руку брата.
- А то! - продолжал веселиться Вова.
Несколько минут они молча продолжали шутливо бороться, пока не свалились, в конце концов, с дивана на цветастый мягкий ковёр.
- Тьфу ты, - поморщилась Анютка, - подрались, как дети.
- Ну и что? - улыбнулся мужчина. - Ты ведь всё та же моя сестрёнка, хоть пять тебе лет, хоть двадцать пять.
- Фи... - скривилась Анна. - В пять лет я не курила и не красила волосы.
- Но уже тогда хотела, - возразил братишка рыжеволосой.
- Подумаешь: хотела, - фыркнула Анечка; и, чтобы не продолжать неприятный разговор, произнесла: - Я пойду, бутербродов сделаю.
02. Ночью.
Оглянись! Эта ночь непременно пройдет,
Ты уснешь на рассвете средь белых полей,
Одолжив одеяло у тающих звезд.
А потом будет день, будет лучший из дней!
Белая Гвардия "Королева"
Ты уснешь на рассвете средь белых полей,
Одолжив одеяло у тающих звезд.
А потом будет день, будет лучший из дней!
Белая Гвардия "Королева"
Анька всегда любила ночь. Вот чтобы не случилось - любила, и всё. Волшебство луны, сияние звёзд... Всё-таки, девушкой Анна была романтичной. Теперь уже пепельные, волосы разметались по плечам, глаза запали - наверное, случайный прохожий испугался бы, увидь он её в окне, да при полной луне. Анютку он бы наверняка назвал ведьмой. Но так уж выходит по жизни, что по жизни мы вовсе не те, кем кажемся на первый взгляд.
Взять хотя бы её брата - Володька вроде и бизнесмен, и красавец, а о новой жене за полгода ни разу и не подумал: в тот день был первый Новый Год, который они встречали только вдвоём.
Да, несомненно, они жили уже на порядок лучше, чем тогда, тем летом, успели изучить друг друга, постепенно установился порядок дня, Анюта научились чувствовать Володю, а тот - свою сестру... Но спокойная внешне жизнь вовсе не была такой изнутри, и Анька довольно часто давала волю слезам: но только когда брат не видел. Володя вообще терпеть не мог слёзы - больше всего потому, что сам он так и не смог преодолеть себя, не получилось у него изжить своё горе.
И сейчас Анюта вновь плакала, а звёзды с луной размазывались, взгляд затуманивался за пеленой слёз. На длинных мокрых ресничках было, верно, с тысячу крохотных отражений ночного неба. Оно было странно чисто в это день - то есть, простите, ночь.
Рыдала она уже не яростно, а тихо: почему, почему они ушли? Почему не выжили? Почему именно они? Во всхлипах слышалось отчаяние и горечь. Девчонка запуталась, потеряла все ориентиры; она не знала, что нужно делать и как поступать; она даже не знала, куда ей деть свою жизнь.
На полу лежали старые книги, потрёпанные временем - нет-нет, не подумайте, что моя героиня читала книги колдовства, ведь это вовсе не так: книги были давешнего года издательства, но они не содержали никаких заклинаний или рецептов. Точнее, рецепты-то содержали, да не магические, а как жизнь свою устраивать надо. Что ни говори, девушкой Анна была не глупой, а потому довольно скоро, ещё осенью, сходила в библиотеку. Да только от книг толку нет, кто же будет жить по инструкции? А Анечке была нужна не карта, а путеводная нить, смысл нашей жизни; ей нужны потоки воздуха, направляющие паруса кораблей, чтобы они плыли в нужном направлении.
Поднялся небольшой ветер, и позёмка закрутилась, поднимая поверхностный слой снега. То, что наверху, наша защита, наша маска, - они обычно легко снимаются не ломом, но добрым словом, улыбкой.
Анна следила за снежинками. Хотя тут будет уместнее "снежной массой", поскольку одну снежинку в таком количестве её сородичей, да и с расстояния в несколько метров (а квартира брата с сестрой находилась на втором этаже) разглядеть было трудно. Аня упорно закусывала губу и искала ту самую снежинку, что может ей помочь. Искала десять минут, пятнадцать; наконец ей это надоело, и девушка, подув на чёлку, которая лезла в глаза, обиженно повернулась к окну спиной, облокотившись на стекло.
Тебе никто и ничто не поможет - такова жизнь. Свой путь мы избираем сами; и ищем его тоже одни. Дело не в том, какие все вокруг бессердечные твари; дело в том, что никто не знает лучше тебя, чем ты сам. А потому другие люди смогу только помешать тебе, сделать неверный ход: может, он принесёт тебе богатство, а может, и нищету - кто знает?.. В любом случае, сможешь ли ты быть счастливым по указке? Ну-ка, детки, улыбнитесь в камеру! Создавать иллюзию радости и счастья, чтобы потом следующие поколения видели её и думали, что трава раньше была зеленее.
Анюта так не хотела. Анюта хотела волшебства - возможно, боясь признаться в этом самой себе, но хотела. Девушка ждала чуда. Чудо явно задерживалось. Анечке надоело ждать.
Именно сейчас, следя за снежинками, она заметила - земля отпускает снежинки, позволяет перенести их ветру, как бы красив не был снег. Наверно, именно так и нужно сделать: отпустить.
На глазах вновь выступили слёзы, но то были уже слёзы радости, а не горя.
- Мам, пап, простите меня, дуру, - прошептала девушка с пепельными волосами. - Оксан... мы с тобой редко ладили, так уж получилось. Ты меня прости. И дочку свою, Маринку, тоже попроси меня извинить. Прощайте, я вас люблю, - проговорила она, бросив последний взгляд на снежинки, таявшие вдали, отвернулась и слезла с подоконника.
Анюта чувствовала невероятную легкость. Так вот, каково это - отпускать... Немного грустно, немного больно, но радостно.
А утром Анечка уже ничего не помнила. Зато она поняла: хватит ждать попутного ветра! Нужно идти, стремиться вперёд! Найти цель и добиться её! Настал новый год, и он станет первым годом её настоящей жизни.
Володя улыбался, глядя на сестру. Он не умел отпускать, но мужчина любил всем сердцем - а потому сердце его теперь навеки горько и печально.