Знаешь...

[writermustwrite]

Аннотация: Знаешь, я люблю тебя...
Любовь или дружба?
Предупреждение: ненормативная лексика(чуток), суицид.
Это моя первая работа, но я вложила в нее много своих мыслей. Мне очень нужны Ваши комментарии.


Неужто ты не видишь, милый, что я надел противогаз?
(Глеб Самойллоff & The Matrixx, Космобомбы)


-Знаешь… Мне кажется, всё-таки стоит тебе сказать…
Я люблю тебя.
Всё. С чем бы сравнить это ощущение? Да, наверно, «как обухом по голове». Что-то ухнуло вниз и там глубоко задумалось. Я, конечно, всегда гордился тем, что у меня нет рамок и предрассудков, но одну истину я установил для себя навсегда: меня может привлекать гомосексуализм как протест обществу, но сам Я на однополые отношения не соглашусь. При этом я могу общаться с геями, лесбиянками, хоть сатанистами или еще какими-нибудь странными людьми, но для себя я определился: я – натурал. Навсегда. Не обсуждается. Я это очень тщательно обдумал. Неважно, есть у меня отношения с девушками, или нет. Я пока вообще не стремлюсь кого-то любить. Любовь – болезненное и часто иллюзорное чувство. Не хочу. Лучше буду пофигистом, закроюсь от всех чувств, привязанностей – всего, от чего теоретически можно зависеть. Я даже не пью и не курю из-за этого. Из-за свободы.
Почему именно он? Я ведь искренно считал его другом, почти лучшим другом. А сейчас…
Пришлось сказать всё это в напряженные серые глаза. Сказать вдумчиво, веско и в то же время доверительно – чтобы понял: я не хочу его обидеть, но от своей позиции не отступлюсь.
Выдохнув после длинной речи, решаюсь перевести взгляд с кончика его уха на глаза. В голове тревожно бьется мысль о том, что сейчас я потеряю еще одного друга. Точнее, единственного друга. Потому что остальные – так, знакомые. Они только пытаются быть моими друзьями, но по-честному никогда ими не являлись. И не собираются. Потому что боятся или думают, что я больной и меня пожалеть надо. Я привык к этому тягучему одиночеству. Привык с тех пор, как на уроке литературы в школе высказал свое отношение к однополой любви. Не помню, к чему было это откровение. Но я сказал, что считаю гомосексуализм нормальным и даже хорошим явлением, более того, уважаю людей, которые не боятся плюнуть в душу общества и выйти за рамки, стать свободными от запретов. А свободу я любил и уважал всегда. Меня бы тогда забили в школе, если бы не пояс по карате: я подстраховал свободу своего мнения. И остался независимым. И не имеющим друзей. Вообще. На выпускном я сидел за отдельным столиком, что неуклюже объяснили тем, что мест почему-то оказалось ровно на одну штуку меньше.
Очень не хочется терять единственного человека, который действительно хорошо ко мне относится.
-А, послушай… Мы можем остаться друзьями? Пойми, ты мне все-таки дорог. Ну, по-своему. Я понимаю, что сейчас тебе нужно время, чтобы залечить сердечную рану и…
-Долбаный эгоист.
Таак. Ободрение не получилось. Но причем тут эгоизм?
Похоже, искреннее недоумение на моем лице побудило его выплюнуть что-то вроде объяснения.
-И трус.
-?
-О какой свободе может идти речь, если ты боишься? А ты боишься. Боишься потерять свою свободу. И страх тебя сковывает.
Разворот. Удаляющаяся спина. Твердые шаги, слегка подкашивающиеся, правда, но все-таки уверенные.
Нет. Так не должно быть. Перепишите мою жизнь заново. Вычеркните лучше совсем эту дружбу. Ехидный голос внутри: кажется, ты не хотел боли от разрушенной привязанности? Хе-хе.
Ошеломленный, ухожу прочь. В противоположную сторону.
***
Иду на пары в институт. Вспоминаю и еще раз обдумываю вчерашнее. Что-то не так, не то. Нужно исправить ошибку, нужно избавиться от неприятного тянущего холодка в груди.
Обычно мы сидим рядом, но сегодня он вопреки своей привычке садится за первую парту.
Ну и ладно.
***
Все-таки я слишком много думаю. Особенно на тему «если бы да кабы».
Сегодня у меня паршивое настроение, потому что по дороге в институт я увидел первый распустившийся одуванчик. Эх, Одуванчик… Это прозвище сразу пришло мне в голову, когда я заметил его среди стайки первокурсников. А когда впервые случайно прикоснулся к его волосам, уверился в правильности ассоциации. Потому что волосы у него белые-белые, мягкие и пушистые.
Очень хочется опять ловить момент, когда можно коснуться этих волос. Просто потому, что это приятно. Так приятно, что хочется мурлыкать.
Мы не разговариваем уже две недели. Сегодня я обязательно подойду к нему. Извинюсь, спрошу, как дела, оправился ли он.
Жду после пар.
-Одуванчик!
Полуоборот головы. Мягкий, как и всё в нем, взгляд. Нет, не мягкий. Что-то все еще плещется на дне, что-то болезненное, обидчивое.
-Прости, я только хотел… Извиниться. Я и правда трус. Да, я боюсь привязаться… Точнее, боялся. Потому что теперь я понял, что любовь, дружба – это больно, но это приятная, сладкая боль. Глубокая боль, с которой сложно жить, но без нее жизнь пуста. Беззвучна, если хочешь. Бессмысленна. Эту боль можно спрятать глубоко внутри и лелеять ее. Потому что это самое глубокое чувство, и, не познав ее, невозможно познать глубину жизни. И это самое личное, самое «твое».
-Пытаешься найти мне смысл жить дальше? Я и без тебя справлюсь.
-Нет, постой. Ты опять не так понял. Пожалуйста, дружи со мной. Попробуй снять эту тяжесть со своих чувств, перелить их в русло дружбы.
Грустное, но уверенное покачивание головой.
-Нет. Это невозможно. Но насчет дружбы я подумаю. Хотя это будет еще больнее.
-Я понимаю…
Внезапное бешенство, выливающееся в крик.
-Нет! Ничего ты не понимаешь! И вообще, думай меньше! Живи, а не философствуй о жизни!
Ну вот. Опять ушел. Как же мне отказаться от мыслей? Глупый какой. Хотя, может, это из-за влюбленности. Считает же кто-то, что от любви глупеют.
Уверенный в правильности своих размышлений, я иду домой.

***
-Одуванчик!
-Нельзя называть меня просто Лешей?
Опять раздражение. Хотя с чего я решил, что он быстро оправится – всего неделю как помирились. Правда, теперь стали хуже, чем просто знакомые – отчужденные знакомые, которые боятся друг до друга дотронуться ненароком.
-Пойдем в кино. Так вроде что-то неплохое идет.
-Гей-кино какое-нибудь? Где сильные люди справляются с их большими проблемами и живут себе дальше?
Да что ж такое опять. Устремляю искренне недоумевающий взгляд на худую лопатку. И что за привычка поворачиваться к людям спиной! Аж стукнуть иногда хочется. А мне хотелось просто хорошего вечера и, возможно, маленького продвижения к прежней дружбе. Но хрупкий одуванчик с невероятной силой разрушил все надежды на спокойную жизнь.
-М… Извини, я сегодня что-то не в духе. И вообще, дел много…
-Я понял.
Разворачиваюсь и ухожу, хлопнув дверью.
***
Стук. Открываю дверь. Да… бледнее Одуванчика может быть только очень бледный Одуванчик. Мягко втаскиваю в комнату.
-Что?
-У меня… мама в больнице.
Сижу и соображаю, что бы сделать или сказать. Дурак, что ж ты тормозишь! Сейчас надо быстро придумывать. Но… продолжаю молчать, мучительно копошась в голове.
-Ты… просто… можешь посидеть рядом?...
Да легко. Могу. Посидеть, помолчать. Иногда одно только молчание близкого человека помогает, я понимаю.
-… и за руку меня немного подержать.
Ну… Ведь друзья держатся за руку, да? Это нормально? Ладно, ради такой ситуации…
Осторожно беру его холодную и тонкую руку. Пальцы на ней сразу же судорожно стискиваются, словно боясь меня потерять.
Оказывается, можно не думать. По крайней мере, не думать о чем-то глобальном и серьезном. Мысли легко и незаметно проносились в моей голове, пока я держал его за руку, пытаясь согреть, выразить сочувствие, показать отзывчивость.
-Спасибо.
Первое слово за два часа. Тихо улыбаюсь в ответ, боясь спугнуть искреннюю благодарность, боясь вызвать мысли о моей насмешке.
И он понимает.
-Я пойду. Спасибо еще раз.
Все-таки у меня получилось. Он слегка улыбается и машет на прощание своей теперь уже теплой рукой.
***
-Не получается.
Хм. Странное начало разговора. Возможно, недоумевающий взгляд подвигнет на разъяснение. И это и правда действует.
-Я не говорю о тебе. Ты прекрасно играешь свою роль – преданного друга, помогающего оступившемуся товарищу. Поддерживаешь, отвлекаешь. Но я не могу притворяться. Мне тяжело делать вид, что ничего не произошло, что никакой стены непонимания между нами нет. И твоя философия смириться не помогает.
Я устал. Я не спал последнюю неделю, пытаясь подготовиться к экзамену. И я срываюсь.
-Да что тебе еще надо! Я бы мог просто оттолкнуть тебя как грязного вонючего педика! Я мог бы побить тебя за непристойные предложения! Но помня о нашей дружбе, я ничего плохого сделать не хочу! И не могу! Потому что мне нужна эта дружба! Да, я хотел быть один, всю жизнь, но потом эта гармония закончилась, потому что ты со мной подружился! И теперь я зависим, зависим от этой дурацкой дружбы, которая ни к чему хорошему не привела! Из-за тебя я чувствую себя как в банке с экскрементами! Это я в неловкой и тяжелой ситуации! Это я делаю вид, что все в порядке! И чем же отвечаешь ты? Жалуешься мне на свои глупые проблемы, требуешь чего-то сверхчеловеческого! Что тебе надо – поцелуй? ночь в одной кровати? романтический ужин? вальс под дождем? Да иди лучше убейся – будет лучшим решением!
Кажется, последнее предложение было лишним. В его глазах мелькает что-то, что меня напрягает – понимание? Но это пугающее выражение сразу же исчезает. Остается только ошеломленная пустота, звенящая в повисшей паузе.
-Я.. извини, я не..
-Да ладно. Забей. Не обращай на меня внимания.
Опять спина.
***
Надо помириться, надо помириться, надо помириться. Другой голос ехидно справляется, на кой черт мне всё это нужно. Кажется, теперь нет никаких проблем – через некоторое время дружба спокойно забудется. В конце концов, может, у меня еще будут друзья. Когда-нибудь. Но мне-то надо сейчас. После заваленного экзамена нервы никуда не годятся, нужно пересдавать, но сил нет – все смыты весенним дождем. Весна должна приносить свежесть в мысли и приятное тепло в душу, но мне она принесла лишь бесконечную хандру, которая в итоге приведет к глухому тупику. Очень глухому. Безнадежному.
-Что-то случилось?
-С чего ты взял, Оду… Леша?
-Ну, обычно люди не стоят по три часа у окна, смотря на дождь и тихонько колупая штукатурку.
-А я как раз думал…
-Опять? Скоро будешь одной мыслью. Тонкой, холодной, невидимой. Противной какой-нибудь (ехидная усмешка). Пойдем лучше поедим где-нибудь.
-Почему ты водишься с дураком и эгоистом?
-А тебе не нравится?
Серые глаза проникают в душу и ищут ответ. Бесполезно – не найдешь. Или?
-Пойдем.
Спокойный уверенный тон. Неужели что-то нашел? Все-таки он мой друг. И я уважаю его за то, что он пересиливает свои чувства. Жизнь приобретает краски, и я вдруг замечаю, что на улице уже полно желтых и пушистых одуванчиков.
***
-Давай сделаем передышку.
-Ммм?
-Отдохнем друг от друга пару недель. Просто… дружба крепчает, и я боюсь… опять сорваться, сказать какую-нибудь глупость. Надо собраться с силами.
-Да, конечно.
Улыбаюсь приветливо. Всё что угодно для лучшего друга. Надо же, удаляющаяся спина может быть спокойной и доброжелательной. Оборачивается, и я добавляю:
-Как соберешься, позвони. Или напиши.
Понимающе кивает и уходит.
***
1 апреля. Уже совсем скоро будет мой день рождения. Как бы его отпраздновать? Надо поразмыслить об этом на досуге. Надеюсь, можно будет придумать что-нибудь интересное вместе с Одуванчиком. Прошла неделя, но он пока не звонил. Я не трогаю его – мы же договорились.
В кармане тихо дзинькает пришедшая смска. «А я отправил тебе письмо. Настоящее ». Улыбаюсь и начинаю печатать ответ. Наверное, у меня хорошо работает интуиция, потому что, услышав над головой надвигающийся свистящий звук, я быстро отступаю в сторону. Но лучше бы не отступал. Лучше бы меня задавило.
-Неееееееееееееееееееееееееееееееееееееет!
***
Одуванчик. Не бывает одуванчиков в крови. Никогда не видел одуванчиков в крови. Как так? Не может быть. Нет. Мягкий, белый, пушистый одуванчик – хрупкий, летучий, но не в крови же.
А может?
Опускаюсь на асфальт, аккуратно переворачиваю его голову, кладу себе на колени. Чувствую какое-то движение, и Одуванчик вдруг открывает глаза.
-Знаешь… твой крик… и из могилы… поднимет…
Слова вырываются с трудом, хрипом и шепотом пробираются в мои уши.
-Как? Почему? Молчи! Или, наоборот, тебе нельзя терять сознание? Надо вызвать скорую… быстрей… срочно…
Мысли кружатся в безумном хороводе, тонут в нем и снова возвращаются. Слова вырываются как-то жалко, сморщенно и… плаксиво? Я плачу? Ну и пусть. Не собираюсь себя останавливать.
Спокойный голос врача обещает быстро прислать машину.
-Зачем?
Этот вопрос непроизвольно вырывается наружу.
-Хе-хе… я ведь… слабак… и неудачник… я не могу… найти свою любовь… не потерять… друга… хе… да я даже… умереть… не в силах… я… слабак… хе… я…
Сухой, скрежещущий смех как будто царапает его горло. И мое заодно. Мне хочется улыбаться, плакать, бить его, бить себя, кричать о том, что он дурак, что он сильный и прорвется… Но я молчу и пытаюсь все слова передать взглядом. Он ведь всё поймет и так.
-Про… сти… не… знал… что… упа… ду… пе.. ред… то… бой…
-Тихо. Ты сильный.
Уверенные и негромкие слова заставляют его поверить в это. Он проваливается в забытье, и мне хочется нырнуть туда же, чтобы поддержать его сознание и напомнить ему о том, что он – сильный.
Слышится рев сирены.
***
Теплое майское утро. Как раз подходит для неожиданного визита в больницу. Улыбаюсь и открываю дверь в палату.
-Доброе утро!
-О, привет. Представляешь, мне уже можно передвигаться на инвалидной коляске. Через пару месяцев уже костыли, а там и полное выздоровление.
-Поздравляю. Хочешь прогуляться?
Я помогаю ему пересесть на коляску, и мы направляемся в парк.
Этот месяц я почти безвылазно просидел у его кровати. Пару раз он выгонял меня на учебу, а одним вечером сказал, что на нас как-то странно косятся. Но я заверил его в том, что меня это ни капельки не смущает. Дружба законом не запрещена.
Останавливаясь под полным веселой зеленью дубом, я решаюсь.
-Вот твое письмо…
-Оно очень личное. Я в него душу вложил.
-Я понимаю, но… оно всё пропитано слабостью.
Грустно опускает голову. Через пару секунд резко смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых мелькают искорки злобы.
-И что теперь? Прочитаешь мне лекцию?
-Не. Если честно… я даже забыл, как это делается.
Недоверчивый взгляд ищет подвох. Но все-таки плечи немного расслабляются. Искорки затухают.
-Я подумал, что нужно устроить тебе маленький ритуал. Сначала мне пришла мысль о том, чтобы ты порвал этот листок, но потом я придумал кое-что получше.
Смотрит на мое копошение в карманах и издает сдавленный смешок, увидев, что я достаю.
-Эй, здесь нельзя курить.
-Да мы по-быстрому, никто и не заметит. Давай, возьми листок в руки и сожги его.
Маленький костерок весело и храбро уносится в небо. Прозрачные серые глаза Одуванчика смеются, отражая его и сохраняя тепло в себе.
***
Наконец-то мой день рождения. Мы решили устроить маленький пикник в парке. Я плету венок из одуванчиков и уже откровенно любуюсь его волосами, через которые просвечивает солнце. И, наконец, решаюсь.
-Знаешь… Я недавно осознал – именно осознал, а не подумал, потому что думать о чувствах действительно нельзя…
Он поворачивает голову и мягко прищуривается, чтоб лучше видеть выражение моего лица. Я слегка смущенно прячу глаза.
-В общем, я понял, что я люблю. Люблю твои волосы. Люблю твои глаза. И больше всего люблю твою душу.
Прищур сменяется распахнутым удивлением, в котором прячется подозрительность.
-Я люблю тебя. Ты… примешь мое запоздалое признание?
Страшно и томительно. Я крепко-крепко зажмуриваюсь. И жду. Вдруг разлюбил? Вдруг откажет? Вдруг не поверит? Так… нужно не терять самообладания. Всё, на счет три открываю глаза. Раз… Два…
Поцелуй? Поцелуй. Легкий, как облачко, теплый и приятный, как первый весенний лучик. И, конечно же, мягкий, как белый одуванчик.
-Только поклянись, что не будешь так много думать.
Большие серые глаза полны солнечных искорок.
Я улыбаюсь.
Искорки продолжают резвиться.
-И с тебя вальс под дождем. Ты обещал.
Жизнь становится легкой, с души падает камень недопонимания. Наши чувства летают в весеннем воздухе, как пушинки одуванчика. Я наконец-то чувствую, что свободен.
***
Часа три спустя мы сидим в ночной электричке. Одуванчик тепло давит мне на плечо своей головой и тихонько посапывает во сне. Я чувствую, как наша любовь укутывает нас мягким одеялом. Спи, родной. Спи, мой пушистый Одуванчик.