текст восстановлен по решению администрацииавтор:
NoelheartАннотация: Обыкновенный парень из английской провинции мечтает стать художником. Он ищет вдохновение во всем, что его окружает, и следует за своей мечтой. Однажды он встречает прекрасного молодого музыканта, который не только становится для него источником вдохновения, но и переворачивает всю его жизнь.
Примечания автора: Роман, большая часть которого уже написана; финал в процессе. В тексте встречаются откровенные сексуальные сцены, а также сцены употребления наркотиков. Но самое главное - это история о большой любви.
Глава 1.Я родился в местечке под названием Бэрридж, на севере Англии – в месте, где в маленьких, почти одинаковых домах за белеными заборчиками жили милые и приветливые семьи. Тихую жизнь там вели люди, которые вряд ли когда-то мечтали изменить мир.
Сейчас, когда я вспоминаю свое детство, то вижу облачное небо, через которое почти никогда не пробивались ни солнце, ни дождь. Я вижу улыбки людей, которые привыкли проводить день за днем в спокойствии своего налаженного быта, не задумываясь о большем. Я вижу моих родителей.
Мой отец занимался ремонтом обуви и имел собственную мастерскую. Тем не менее, его никогда нельзя было назвать состоятельным человеком, который обзавелся собственным бизнесом. Он не зарабатывал на всем этом больших денег; его выручки едва хватало на то, чтобы свести концы с концами. Мама, чтобы помочь семье материально, убиралась в домах богатых людей. Я помню, как она уезжала работать очень рано, самым первым автобусом. Она никогда не жаловалась, и, наверное, ей нравилась эта жизнь. Я не знаю, любила ли она моего отца когда-нибудь на самом деле. Я не знаю, любил ли он ее. Они никогда не говорили при мне об этом, да и вообще в моей семье мало друг с другом разговаривали. Чем старше я становился, тем больше мне казалось, что они чужие друг другу люди, волею судьбы сведенные под одной крышей и вынужденные воспитывать одного ребенка, непонятно каким образом у них родившегося.
Так или иначе, когда я вспоминаю свою семью, мне кажется, что каждый в ней жил своим собственным миром.
читать дальше Мир отца состоял в основном из его работы, которую он считал очень достойной и серьезной. Помимо работы, он временами любил читать газеты, громко и грубо ругая политиков, или выпивать в местном баре со своими дружками. Мир мамы состоял из чтения книг, которое она очень любила и приучила к этому меня, из историй, которые она сама придумывала, чтобы рассказать мне на ночь, и домашних забот. Ее лицо часто было усталым, она почти всегда выглядела измученной, но глаза ее были добрыми и теплыми. Ей нравилось фантазировать; зачастую я видел, как на ее лице загоралась мягкая и отстраненная улыбка – я знал, что в эти моменты мысли ее не здесь, а в каких-то других, вымышленных мирах. Чем старше я становился, тем больше был похож на нее в этом.
Был и у меня свой собственный мир.
Когда мне было 6 или 7, я, бродя с мамой за руку по местному рынку, впервые увидел картину Ван Гога – «Цветущие ветки миндаля». Собственно, это конечно была не сама картина, а ее репродукция, сделанная в виде небольшого фотопостера в рамке. Но, тем не менее, я был заворожен этими нежными цветами. Я встал рядом с лотком, где среди прочего хлама продавалась эта репродукция, не в силах сдвинуться с места; эти сине-голубые оттенки, переливаясь и играя на свету, притягивали взгляд. Я думал лишь о том, как вообще такое возможно: чтобы человек, своими руками, так точно и ярко изобразил увиденное?
Мама сжалилась надо мной и купила мне эту картину, благо стоила она совсем недорого. Это был первый подобный постер, аккуратно повешенный мной на стену в моей комнате. Теперь я мог любоваться нежной веточкой миндаля хоть днем, хоть ночью.
С этого времени я стал постоянно заглядывать в тот лоток на рынке, и просил маму покупать мне практически все появлявшиеся там репродукции картин. Больше всего мне нравились пейзажи, изображения деревьев, цветов, океана, каких-то красивых мест, где я никогда не бывал. Понадобилось не так уж много времени, чтобы на стенах моей комнаты уже не осталось свободного места. Отец был недоволен этим моим увлечением, и все время твердил, что я занимаюсь какими-то глупостями, и мальчика не должны волновать дурацкие картинки. У мамы, к счастью, было свое мнение на этот счет. Она полагала, что пусть лучше я любуюсь рисунками, сидя в безопасности и спокойствии дома, чем таскаюсь по подворотням и дружу с плохими ребятами.
Когда мне исполнялось 11 лет, я попросил маму купить мне в подарок настоящий альбом для рисования. Я понятия не имел, для чего он мне нужен и что я буду с ним делать, но очень хотел хотя бы просто его иметь. Мама согласилась. Огромный, довольно дорогой альбом был подарен мне на день рождения… Помню, с каким восхищением я впервые взял его в руки; как перелистывал белоснежные листы, дотрагиваясь до них кончиками пальцев, как вдыхал запах свежей, нетронутой бумаги. Для меня во всем этом была неописуемая магия. Белые листы бумаги скрывали за собой возможности, которые я, наверное, мог бы иметь, если бы попытался создать что-то свое.
С этим альбомом я отправился в свое любимое место, где с раннего детства обожал уединяться – вересковое поле, находившееся в некотором отдалении от всех местных домов. Когда я приходил на это поле, то словно попадал в другой мир. Здесь не существовало ни соседей, ни школы, ни моего дома, ни обыденных повседневных дел, ни отца с его постоянным ворчанием и недовольством. Здесь не было ничего того, к чему привыкаешь в обычной жизни. Были лишь нежные, розово-сиреневые цветы вереска, и далекие теплые облака, в которых пряталось туманное солнце. Я помню, как убежал очень далеко в поле, чтобы меня никто не нашел, лег на землю, и почувствовал, как цветы смыкаются и размыкаются надо мной, как своей огромной невидимой рукой гладит их мягкий ветер; я почувствовал, что солнце – мой друг, и оно улыбается мне, касаясь лучами моих ресниц. Я обхватил свой новый альбом обеими руками и прижал его крепко-крепко к груди. Меня охватило особенное чувство того, что этот мир, управляемый силами природы, волшебный и красивый, независимо ни от чего поддержит меня, он будет со мной, и останется в моем сердце, даже если я уеду очень далеко от своего любимого верескового поля и не увижу его много лет. Я почувствовал, что этот мир любит меня, а во мне есть сила и возможность выразить, как сильно я люблю его в ответ. И на самом первом листе в моем первом альбоме я нарисовал цветущее вересковое поле – такое, каким я знал его в тот день, яркое и нежное, с горячим солнечным светом, утопающим в цветах.
Мама была восхищена моим первым рисунком; но, как мне кажется, еще больше она была удивлена тем, что я все-таки начал рисовать, и у меня действительно получилось что-то стоящее. Она показывала мой рисунок подругам-соседкам, постоянно повторяя, что понятия не имеет, откуда у меня эти творческие способности – ни у нее, ни у отца никаких подобных талантов никогда не было. На этой волне мама даже предложила идею отдать меня в художественную школу, чему я был очень рад, но отец загубил это прекрасное начинание на корню. Он заявил, что мое будущее – научиться ремонтно-обувному делу и получить от него в наследство его обувную мастерскую, и незачем взращивать во мне стремления ко всяким глупостям. Отец по-прежнему считал, что мое занятие недостойно настоящего мужчины.
Так или иначе, мой мир с той поры состоял из творчества. Все свободное от школы время я либо бродил по местных лоткам и магазинчикам в поисках репродукций картин, которых я еще не видел, и которые мог бы приобрести себе, либо уходил к вересковому полю с моим альбомом. Там, сидя в траве, я рисовал снова и снова, придумывал свои собственные пейзажи, прекрасные места, которые мне никогда и нигде не доводилось видеть. Я постепенно сочинял свои собственные миры, и это было куда интереснее, чем общаться с ровесниками, учиться или играть. Моя фантазия неслась неудержимой рекой, а руки не всегда успевали за нею; я придумывал уже и собственных персонажей, которые живут в этих мирах, и их судьбы, их причудливые истории, полные приключений, которые никогда не могли бы произойти со мной. Мне ужасно хотелось кому-нибудь рассказать все это, показать свои рисунки, поделиться этим многообразием чувств, разрывавшим меня изнутри. Но поделиться было не с кем. Мои родители в своей вечной работе и повседневных заботах были далеки от этого, да и вообще не чувствовали никакого воодушевления от того, что я увлекся рисованием. А в школе я ни с кем особенно не дружил. Рассеянный, я сидел всегда на уроках, мучительно ожидая их окончания и глядя в окно. Чем старше я становился, тем более неприспособленным к учебе я был… Странно было бы говорить, что меня это устраивало, но я и не особенно волновался. Мои вымышленные миры занимали меня куда больше.
К окончанию школы я был уже совершенно твердо уверен, что ни одна вещь в моей жизни не интересует меня также сильно, как искусство. Мне хотелось изучать биографии художников, узнавать приемы, которыми они пользовались, и совершенствовать свою собственную манеру писать. Мне было уже восемнадцать, и я чувствовал порой, что моя голова просто разрывается от прекрасных образов и идей, которые я хочу выразить на бумаге, мой внутренний художник рвется на свободу, а телесная оболочка в это время по уровню своего мастерства осталась примерно в том времени, когда я одиннадцатилетним мальчишкой нарисовал свой первый в жизни рисунок. Я чувствовал, что мои руки неумелые и деревянные, и мне необходимы какие-то знания, чтобы умело и точно воплотить на бумаге все то, что было у меня в голове. Я не видел для себя никаких перспектив в Бэрридже, и поэтому заявил своим родителям, что собираюсь отправиться учиться в художественный колледж.
Это был грандиозный скандал. Отец рвал и метал, давая понять, как он меня стыдится, какие надежды он возлагал на меня, и как я их позорно не оправдал. Он заявил мне, что если я действительно решил стать художником, то могу никогда не возвращаться домой. Мама, к моему удивлению, поддержала его; ей нравились мои детские рисунки, но она уж никак не предполагала, что я решу посвятить этому жизнь. Тогда я впервые осознал - мать всегда будет соглашаться с отцом в принципиальных вопросах, и никакой поддержки я от нее ждать не могу. Родители дали мне понять, что ни за что не позволят мне поступить вопреки их заранее составленному плану.
Было очевидно, что разговоры и убеждения в этом случае бесполезны. После нескольких дней беспрестанных скандалов, грубостей, оскорблений со стороны родителей, и моих слез, я решил, что мне нужно уехать. Доказать им, что я и без их планов чего-то стою. Что я действительно могу посвятить жизнь тому, о чем мечтаю, и буду прав.
Я собрал все свои вещи в рюкзак, который, кстати, оказался совсем небольшим. Из одежды я взял лишь самое необходимое, а большую часть рюкзака заняли мои рисунки, несколько чистых альбомов, которые я собирался использовать в ближайшем будущем, репродукции картин со стен в моей комнате (точнее, самые любимые из них, такие, без которых я не представлял своей жизни), а также мои многочисленные карандаши, ластики разных видов, краски и тушь для рисования. Я кинул в рюкзак зубную щетку, взял все деньги, которые складывал в свою копилку с детства; этого должно было хватить на очень недолгое первое время.
Так я покинул дом моих родителей. Как оказалось впоследствии, я покинул его навсегда.
Я понятия не имел, куда именно мне теперь податься. Единственным подходящим мне учебным заведением, о котором я раньше слышал и знал, был художественный колледж в Дорнмуте. Недолго думая, туда я и решил отправиться.