comme des fuckdown

[writermustwrite]

После пробуждения она успела лениво поваляться в постели, принять душ, поплавать, посмотреть телевизор, а ее спутник все не вставал. Она даже выскочила на улицу, пытаясь перебить похмелье под тенью крыши безвкусного бара в гавайском стиле. Терпкий химический привкус растворимого сока не проходил долго, но еще дольше не просыпался тот, кто окунул ее в одиночество на этом празднике жизни.
Вязкая жара снаружи была экватором, а безмолвная кондиционированная тишина номера – Северным полюсом. Рекордные температуры уничтожили людей как в самой холодной, так и в самой горячей точке, так что она недолго пробыла у бара, и уже спустя минуту стояла, склонившись над старым телефоном, который был создан для того, чтобы звонить одному единственному человеку.
Оба друга спали, и в то время как у одного в комнате раздался пронзительный звонок, рядом с другим женский голос произнес:
- Привет, не разбудила?
- Разбудила. Что такое?
- Я проснулась часа два назад, а Дейв все спит, и вставать не собирается. Когда ты будешь выходить на море?
- Не знаю. Я еще поспать хочу, позвоню как встану.
Ладно, подумала она, здесь много каналов, а в баре много маленьких пластиковых стаканов и целых два вида закусок. Прошло всего минуты две, и все это время она смотрела, как ее лицо отражалось в экране телевизора, и мелькающие на пыльном стекле буквы незнакомого языка были аннотацией к несуществующему фильму с ее участием. Фильму, закончившемуся до того, как начались титры, оборванному звонком и словами:
- Буду через десять минут.

Он никак не мог понять, как объяснить бармену, какой коктейль он хочет. Загорелые арабы постоянно сменяли друг друга, но все как один литрами лили дешевый ром во все, что попросишь – а Роб даже не знал, чего просить, так что не получил бы даже рома. Именно поэтому ему приходилось пить чай. Жарко конечностям, теперь еще и глотке, давно – мозгу. Роб чувствовал себя лишним не только с начала этой поездки, и многое бы отдал, чтобы избавиться от этого чувства – но разглядывание тех, кто помог бы ему с этим, только отягощало нынешнее положение и очерняло мысли. Все вокруг мелькало, сменяя друг друга загорелыми телами и экспрессивным говором испанцев, еще сильнее снося Роба на обочину, а девушка, которая все это время была частью мелькающей кутерьмы, разбудившая его звонком и рискнувшая пить местный кофе, теперь была спокойна, как сытый тигр. Лениво оглядываясь по сторонам в поиске того, за что бы уцепиться, как бы развязать диалог, она вдруг увидела развал с дешевыми мещанскими картинами, украшенный надписью. Торопись, не скупись, покупай живопись. Облизнувшись, она подняла взгляд, скользнув им по его плотно сжатым губам, прищуренным глазам, и произнесла:
- Никогда не понимала тех, кто покупает живопись. Есть, конечно, искусствоведы, но сфера их деятельности явно не охватывает творения этого долбоеба.
Он даже не обернулся, но рано или поздно это сделать бы пришлось, потому что смотреть было некуда, а на нее и без того слишком много смотрят. Ему хотелось поглубже зарыться в песок, но даже он здесь был не настоящим, а привезенным из пустыни, и, стоило было копнуть хоть сантиметров на пять, и ты стирал ногти о камень. Роб, конечно, не отличался высоким ростом, но пяти сантиметров для укрытия не хватало. А еще зарыться мешала она и ее разговоры, невольно вовлекающие и не дающие промолчать, обжигающие горло, как чай в сорокоградусную жару, и разъедающие старые раны, как морская вода с содержание соли более 10%.
В этой воде она потеряла крепко спящий кондиционированный полюс, крикливый экватор, все перевернулось вверх ногами, и она видела только свои зависшие в небе ступни и его запутавшиеся в ветре волосы. Голова была запрокинута, на уши давила вода, при погружении в которую мозг пронзал непрерывный писк, словно сотканный из голосов и движений людей. Безмолвно плавающие под ногами тропические рыбы точно бы не смогли сотворить такое мощное силовое поле. Они никому не расскажут о том, как в перевернутом мире девушка перестала воспринимать происходящее как неприятную ситуацию.

По большой территории отеля непрерывно курсировал небольшой открытый автобус с деревянными лавками, покачивающийся на крутых пригорках. Он подобрал их у увитой плющом стены из дикого камня, словно вырезанной откуда-то из Сицилии и вклеенной неподалеку от хозяйственных помещений и парковки машин персонала. Пройди мимо них, поднимись по лестнице – и ты на Северном полюсе, тут даже не нужен транспорт, но Роб вскакивает на подножку и даже не успевает подать ей руку, настолько быстро все происходит. Или маршрут настолько короток, что плечи уже начинают замерзать от веющего с полюса холода, и когда это становится невыносимым, он произносит:
- Нам тут выходить. Пошли, или…
- Или еще покатаемся.
Она улыбается, и невозможно не улыбнуться в ответ, не зарыться в ее глаза, где никогда не натолкнешься на камень, не застрять где-то под лавкой в этом автобусе, насквозь пропитанным морским воздухом. Он не курировал по территории отеля, а пулей пробивал рафинированное и наполненное кастрированными эмоциями общение с девушкой друга - спящего, выветрившегося, как привкус химического сока. Подбитое как раненый зверь, общение лежало на обочине, истекая хлоркой и идентичными натуральному ароматизаторами, и раскачивающийся автобус давил общение, снова и снова оказываясь у обвитой растениями стены. Море изредка появлялось на горизонте, но оно оказалось бесполезным, потому что запасы нефти в нем были ничтожно малы, а тарахтящий двигатель автобуса неумолимо пожирал оставшийся бензин.

Роб напивался и бегал по барной стойке, разбивая бутылки, снова и снова пытаясь познакомиться с какой-нибудь девушкой и терпя неудачи.