Better to be hated, than loved, loved, loved for what you're not
Аннотация: Двое братьев, Эйдан и Терри Арданы, путешествуют по стране и поют в кабаках, чтобы заработать денег. Им нельзя долго оставаться на одном месте. Они должны идти, пока дороги ведут туда, куда вели всегда, а время не повернулось вспять.
читать дальше– Сколько он нам заплатит? – спросил Терри.
Эйдан поднял голову от разложенных на столе пакетиков с гитарными струнами и удивленно взглянул на брата.
– Почему ты спрашиваешь меня? Разве я должен это знать?
– А разве нет? – в свою очередь удивился Терри. Глаза его стали желто-зелеными, как спелый крыжовник.
– Нет. – Эйдан собрал упаковки и швырнул в верхний ящик стола – единственный, который вообще открывался. Обстановка их маленькой импровизированной гримерки оставляла желать лучшего: два стола, к которым Стю, бармен, с грехом пополам прикрутил зеркала, пара колченогих табуретов и тумба. Ее Терри тут же забил каким-то мусором. Книжки с рваными обложками, деревянные подставки под пивные стаканы, значки, брелки, старые номера музыкальных журналов – Эйдану даже заглядывать туда не хотелось. Он утешал себя тем, что, когда придет время, в путь они отправятся налегке. – Это ведь ты договаривался с хозяином, что мы будет петь в его кабаке. Я понятия не имею, на чем вы там столковались, кроме того, что он разрешил нам выходить на сцену и играть. Ты не говорил с ним о деньгах?
Терри поджал под себя ноги и обхватил руками лодыжки.
– Нет, – тихо и печально откликнулся он. – Я забыл. Прости.
– Ерунда. – Эйдан подумал, что это к лучшему. Чем скорее закончатся деньги, тем раньше они двинутся дальше. Невозможно питаться святым духом, а кормить их толстяк Кеннет, хозяин кабака, не собирался. Стю время от времени наливал стаканчик после выступления и угощал чипсами, но и только. Как-то раз вместе с чипсами Стю предложил косячок. Бар Кеннета держался на плаву только потому, что здесь из-под полы приторговывали травкой, однако Эйдан твердо отказался от угощения, и больше Стю к ним не приставал.
– Ты был прав. – Терри положил подбородок на колени и чуть слышно вздохнул. Уголки губ опустились, брови сошлись к переносице. – Не стоило нам здесь останавливаться. Дурацкая оказалась идея.
Эйдан поднялся и, подойдя ближе, потрепал брата по голове.
– Нет. Вовсе нет. – Терри дернулся, пытаясь отстраниться. Эйдан убрал руку и присел на край стола. – Тебе нравится петь, в этом нет ничего дурацкого. Точно так же, как я хочу программировать и гонять на болидах по трассе. Это нормально. Каждому хочется побыть человеком.
– Но я-то больше не человек, – глухо произнес Терри. Он поднял голову и взглянул на Эйдана снизу вверх черными и бесконечными, как небытие, глазами. – Наверное, нам пора. Сколько мы уже здесь? Две недели? Это долго. Давай сыграем сегодня еще разок и поедем.
– Хорошо, – улыбнулся Эйдан. – Куда ты хочешь?
Несколько секунд Терри молчал, беззвучно шевеля губами. Казалась, будто он советуется с кем-то невидимым – или даже спрашивает разрешения.
– В город, – наконец произнес он. – Я хочу в город. Хочу посмотреть на Мур.
Эйдан подсчитал в уме. У них было еще дней десять до того, как мир вокруг них начнет меняться. До Мура добираться автостопом дня четыре, не больше – значит, успеют. Останется чуть меньше недели, за это время Терри не успеет попасть в неприятности. Однако такая поездка означала, что…
– Нам придется взять с Кеннета гонорар, – сказал Терри. – А я, похоже, договорился, что мы будем выступать бесплатно.
Сгорбившись сильнее, он уставился в пол.
– Перестань, не кисни. – Эйдан постучал согнутым пальцем по его макушке. – Договорился ты с ним или нет, а Кеннет нам заплатит. Вряд ли он всерьез рассчитывал на то, что мы просто поиграем несколько вечером и уйдем. Я поговорю с ним.
Терри кивнул; повел плечами, сел ровно. Ему стало лучше, но тоска не отпускала его, цепко ухватившись за сердце. Разве что в Муре дела пойдут на лад...
Эйдан вышел из гримерки и прикрыл за собой перекосившуюся дверь. Деревянные половицы, темные и шершавые, заскрипели под ногами. Весь дом пыхтел и вздыхал, как будто собирался рассыпаться трухой тем же вечером. По узкому коридору Эйдан добрался до передних помещений.
Бар уже открылся. Стю, позевывая, полировал стойку замызганной тряпкой. На лакированной поверхности расцветали мутные разводы, но Стю не обращал на них внимания – точно так же, как и его клиентам, ему было плевать на чистоту. В углу бухтел телевизор; бесстрастная ведущая новостей говорила о том, что советский космонавт стал первым человеком, высадившимся на луну. Эйдан присел на высокий табурет у стойки и послушал немного, но сюжет вскоре сменился политической сводкой.
– Луна, луна, – буркнул Стю и со стуком поставил рядом с Эйданом стакан с неразбавленным виски. – Все как помешались на этой луне. Можно подумать, здесь, на земле, дел никаких нет.
Этот мир был похож на ту Землю, с которой они пришли. Эйдан не знал даже, в какой именно точке две вселенные разошлись. Различия были в мелочах: другой ученый совершил известное открытие, режиссер не снял знаменитый фильм, политик выжил после покушения. Шел уже 70 год, а брюки-клеш все еще не вошли в моду. Эйдан взял стакан двумя пальцами и покачал, наблюдая за тем, как янтарные капли стекают по прозрачным бокам.
– Налей мне лучше содовой.
– Как скажешь. – Стю вытащил новый стакан, обмахнул все той же тряпкой и от души плеснул газировки. Покосившись на блеклый экран, по которому побежали помехи, он навалился на стойку и принялся рассказывать о повседневных заботах: – Толстяк сегодня не в духе, наорал на меня. Кажется, жена опять звонила, требует алименты, и теперь он никому житья не даст.
Эйдан сделал маленький глоток, на языке осел кисловатый привкус. Жаль, что Кеннет в дурном настроении. Разговор о деньгах его вряд ли сейчас обрадует.
– Где он? У себя?
– Ага, – кивнул Стю. – Выручку пересчитывает.
– Отлично, – Эйдан залпом допил содовую, – тогда я приду как раз вовремя.
Из кабинета толстяка Кеннета не доносилось ни звука, но стоило Эйдану постучать, как тишина разорвалась громогласной руганью. Кеннет, не стесняясь в выражениях, предлагал незваному посетителю отправляться куда подальше. Послушав с минуту, Эйдан нажал на ручку: дверь оказалась не заперта, должно быть, Кеннет не ждал, что кто-то посмеет войти к нему без разрешения.
– Здравствуй, – сказал Эйдан.
Не дожидаясь приглашения, он смахнул со стула стопку бумаг и сел. Кеннет, тяжело дыша, потянулся за платком и промокнул лоснящееся лицо. Он не пытался выставить Эйдана вон: привыкший полагаться на грубую силу, Кеннет уважал в других не ум или талант, но напор и наглость.
– Чего тебе? – спросил он и тяжело откинулся в кресле. Кончики пальцев дрожали; Кеннета мучила одышка. Эйдан едва знал этого грузного неопрятного человека с колючим взглядом – и все же сочувствовал Кеннету всем сердцем. Жаль, что им предстоит неприятная беседа.
– Я пришел поговорить о деньгах.
Кеннет дернул уголком рта и, наклонившись вперед, положил сцепленные в замок руки на раскрытую тетрадь. По разлинованным строчками бежали колонки цифр: прибыль, расходы. Эйдан рассеянно глянул на числа и даты – больше из любопытства, чем в самом деле желая выведать чьи-то секреты. Заметив его интерес, Кеннет кашлянул и решительно захлопнул бухгалтерскую книгу.
– Не припомню, чтобы мы говорили о каких-то деньгах. Да, я разрешил вам с братом пользоваться моей сценой, подумал, что от этого не будет особого убытка…
– Кеннет, – мягко улыбнулся Эйдан, – перестань. Ты на нас озолотился. И теперь мы хотим свою долю, вот и все.
Разумеется, в первый вечер народу было немного. Тогда они настроили гитары, подошли к краю сцены – и встретили осоловелые взгляды нескольких местных выпивох. Завсегдатая кабака таращились на музыкантов с тупым недоумением – сценой в этом заведении не пользовались уже лет двадцать. Бесполезное наследство отца Кеннета: тот мечтал превратить захудалый трактир в стороне от трассы в модный джаз-бар. Должно быть, у самого Кеннета просто никак не доходили руки, чтобы разломать ненужный помост. В тот раз Терри пел в пустоту, но уже на следующий день народу пришло больше. Заработало сарафанное радио: жители маленького городка рассказывали друг другу, что в кабаке Кеннета играют двое парней – и как играют! К концу недели все места за столиками оказались заняты, люди стояли вдоль стен. У Терри был волшебный голос.
Эйдан знал, что Кеннет сперва поднял цену на выпивку, а потом и вовсе додумался брать входную плату: для этого он выгонял Стю на улицу перед выступлением, заставлял собирать деньги, а потом запирал двери, чтобы никто не мог проскользнуть в кабак незамеченным. На окнах починили давно растрескавшиеся ставни. Кеннет позаботился о том, чтобы ни звука не вылетело на улицу. За эти две недели он заработал больше, чем за предыдущий год.
– Слушай, парень, – сощурился Кеннет, – так дела не делаются. Договора нет, и ничего я вам не должен.
– Как скажешь. – Эйдан вытянул ноги и принялся массировать переносицу. – Интересно, полицию заинтересует конопля в твоей подсобке?
Кеннет бросил скомканный платок на стол.
– Ладно. – Он сглотнул и неприязненно покосился на Эйдана. – Твоя правда, я сумел на вас подзаработать. Но ты же понимаешь… Пришлось вложиться в ремонт, то да се, стаканы бьют каждый день, да и за аренду вы мне должны, раз уж зашел такой разговор. Все-таки не хотелось бы остаться в накладке… Могу дать вам только пятнадцать процентов.
– Хорошо, – согласился Эйдан. Пятнадцать процентов – это мало, безобразно мало, но на несколько дней в городе должно хватить. В большем они с Терри не нуждались.
Кеннет повеселел. Скорее всего, он решил, что ему удалось обвести сопляков-Арданов вокруг пальца.
– Отлично! – Он засуетился, перекладывая бумаги и тетради. – Триста баксов.
Это было не пятнадцать процентов, а дай Боже – три.
– Кеннет, – с укоризной покачал головой Эйдан. Жадность не входила в число его пороков, но он не любил, когда кто-то держал его за дурака. – Полторы штуки. И не будем больше спорить, ладно? Будь так добр, подготовь деньги к вечеру, сегодня мы играем у тебя в последний раз. – Он поднялся и шагнул к выходу. Кеннет засопел, собираясь возразить, но Эйдан его опередил: – И, пожалуйста, отдай их мне по-хорошему, потому что иначе я заберу их сам. По-плохому.
Он не хотел угрожать – но Кеннет не понял бы уговоров. Уже оказавшись в коридоре, Эйдан услышал грохот, как будто Кеннет швырнул папкой в закрывшуюся дверь.
Возвращаясь, Эйдан снова прошел через бар. Меньше, чем через час, начиналось выступление, и в душный полутемный кабак стягивался народ. Всякий раз, когда над входной дверью звякал колокольчик, Стю срывался со своего места за стойкой и бежал к вновь пришедшим, чтобы взять плату за вход. За полчаса до начала Стю обычно приходилось заниматься пост у дверей и превращаться в Цербера, но пока что он мог еще немного побыть барменом.
– Как прошло? – поинтересовался он, когда Эйдан остановился рядом.
– Превосходно. Угостишь меня пивом?
Стю не глядя ухватил с полки высокий бокал и нажал на торчавший из стойки рычаг. Пенная струя ударилась о стекло. За столиком неподалеку сидели две девушки; одна из них подняла голову, заметив Эйдана; он поймал ее взгляд и отрицательно покачал головой. Пожалуйста, не надо восторженных объятий и просьб дать автограф. Она ответила ему коротким кивком: «Да, я все поняла, пусть так», и быстро отвернулась к своей подруге. Эйдан пригубил пиво.
– Стю. Мы уходим сегодня. – Они покидали десятки миров и сотни людей, и Эйдан прощался уже сотни раз, но сегодня это было нечто особенное. Тест. – Отыграем и двинемся в путь.
Лицо Стю на мгновение окаменело. Он знал Арданов только две недели, но успел привязаться. Расставание причиняло ему боль. А Эйдану – нет, и в этом была благодать.
– Ясно, – кивнул Стю и потянулся за тряпкой, хотя стойка была давно протерта. – Ну, счастливого пути.
Все слова были сказаны; полный стакан остался на облезшей столешнице. Эйдан направился в гримерку, тихо радуясь тому, что приучился уходить без сожалений и слез. Стю нравился ему, и он охотно погостил бы здесь еще неделю, месяц или даже несколько лет. Но когда Эйдан заглядывал себе в душу, то понимал: по-настоящему ему не нужен никто, кроме брата. Если бы только Терри не стремился быть рядом с людьми так же сильно, как и прежде!
– Все в порядке! – бодро объявил Эйдан, прикрывая за собой дверь. – Я поговорил с Кеннетом, к вечеру мы получим нашу долю…
Терри, казалось, не слышал ни единого слова. Он сидел, прислонившись спиной к узкому краю стола и вытянув босые ноги на середину комнаты. На коленях плашмя лежала гитара; Терри бездумно поглаживал струны, и те отзывались жалобными стонами.
– Я меняю мир, – произнес он, не поворачивая головы.
Эйдан подавил панику, тошнотворной волной поднявшуюся к горлу.
Однажды они задержались в мире дольше положенного. Сами не заметили, как истекло отпущенное время – тогда Эйдан еще не умел рассчитывать так точно их срок. Сперва перемены были малы и незначительны: кривизна стен, изломанная перспектива, нарушенные пропорции. Потом улицы перестали вести туда, куда вели прежде; взбираясь по лестнице вверх, ничего не стоило оказаться внизу. Вскоре коррозия добралась до времени: стрелки часов замирали или шли вспять, старики молодели, а молодые за ночь становились стариками. Само присутствие Терри разрушало мир, словно радиация. Бесконечное движение по Вселенной стало его судьбой – его роком. Разве можно вообразить наказание страшнее для того, кто всегда мечтал жить среди людей?
Однако сейчас Эйдан готов был поставить голову на то, что у них достаточно времени. Он не мог ошибиться в расчетах снова. Глубоко вздохнув, Эйдан заставил себя успокоиться и оглядеться по сторонам. Стены по-прежнему стояли прямо, поддерживая покрытый бурыми пятнами протечек потолок; часы над тумбой мерно тикали, отмеряя равные друг другу секунды. Все было в порядке.
– Все в порядке, – сказал Эйдан и поджал губы, сердитый на самого себя: голос дрожал.
Терри повернулся, медленно, неестественно ровно, словно он превратился в куклу, и в шее у него появился шарнир. Глаза были серыми и плоскими.
– Нет. Ты ошибся. Они меняются. – Он выбрал третью струну и теперь дергал за нее обеими руками.
– Кто меняется? – Эйдан присел рядом с ним на корточки. На смену страху пришли усталость и злость.
– Люди, – откликнулся Терри и натянул струну так сильно, что она лопнула. На подушечке среднего пальца появилась глубокая кровоточащая царапина. Терри перевернул руку ладонью вверх и задумчиво улыбнулся; влажная красная дорожка скользнула вниз по фалангам, рассекла ладонь, становясь все глубже и глубже, добралась до запястья…
– Хватит! – рявкнул Эйдан и вскочил на ноги.
Терри мог разрушать не только миры, но и собственное тело.
Эйдан подошел к столу и рывком выдвинул ящик; нашел упаковку струн. Пакетик поддался не сразу: полиэтилен скользил во взмокших от волнения ладонях. Пришлось прокусить пленку, чтобы добраться до содержимого. Вытянув нужную, Эйдан повернулся к Терри. Царапина уже исчезла, как будто ее не было вовсе.
Стараясь не смотреть на брата, Эйдан склонился над гитарой. Он уже почти снял обрывок струны с колка, как Терри внезапно перехватил его запястье и горячо зашептал:
– Люди меняются… Становятся другими… Из-за меня, меня!
– Прекрати, – зарычал Эйдан, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить брату оплеуху. Он вырвал руку и сжал плечо Терри, стараясь надавить как можно сильнее. Тот поморщился от боли. – Что ты несешь? Кем ты вообще себя возомнил, дурень?! Решил, что вся Вселенная вертится вокруг тебя?! Ты что, Господь Бог, чтобы из-за тебя тут кто-то становился другим? Люди меняются каждый день, и плевать они на тебя хотели, пока ты просто сидишь в подсобке и настраиваешь гитары!
– Да, – чуть слышно ответил Терри. Его глаза оттаяли, стали шоколадно-коричневыми, как будто он только и ждал этой отповеди. – Да, Эйдан, ты прав. Все хорошо.
Пора было идти на сцену. В последний момент Эйдан сообразил, что Терри едва не отправился выступать босиком, и заставил его обуться. Обычно, выходя к людям, Терри надевал линзы, но в прокуренном, затопленном дымом кабаке было слишком темно, чтобы кто-то сумел разглядеть его глаза.
– Что мы будем играть? – спросил Эйдан, пока они шли по коридору.
Их репертуар еще ни разу не повторялся: каждый день Терри выбирал что-то новое. Он пел свое и чужое, мешал фолк с классическим роком, а панк с рок-н-роллом. Публика слушала, жадно глотая звуки.
– Joy Division*, – ответил Терри после секундного колебания, и Эйдан понял: его хандра не прошла. – Как ты думаешь, Йена Кертиса в этом мире тоже не будет? Что за Вселенная без Мэдчестера и Новой волны?
Они выбрались на сцену; сигаретный дым резанул по глазам, нервный смех просочился в уши. У края деревянного помоста Эйдан заметил девушку – ту самую, которая час назад сидела за столиком. Где-то в задних рядах промелькнула всклокоченная голова Стю. Он пробирался к своему месту за барной стойкой. Море человеческих тел бурлило у ног Эйдана, чужие эмоции волной обрушились на плечи.
Он ударил по струнам.
Музыка заволокла зрение, обступила со всех сторон, как стена, как кокон. А потом, едва касаясь острых краев гитарных рифов, по залу поплыл голос Терри. Аккорды Joy Division звенели и рассыпались фейерверками; мелодия царапала души. Ни ударных, ни клавишных – только две гитары, но этого хватало. Арданы научились управляться с тем, что было под рукой. Radio, life transmission**, и вместо тяжелого, глубокого голоса Йена Кертиса – легкий, невесомый, сводящий с ума вокал Терри. Толпа в едином порыве подалась вперед и замерла. Руки тянулись к сцене, губы шевелились, пытаясь поймать слова припева. Эйдан видел слезы и дрожащие улыбки, счастье и скорбь. Когда он понял, что здание горит, было уже поздно.
*Joy Division – английская группа, 1976-1980 гг, родоначальники пост-панка.
**Радио, живая трансляция – цитата из песни Transmission, исполнитель – Joy Division
читать дальше– Сколько он нам заплатит? – спросил Терри.
Эйдан поднял голову от разложенных на столе пакетиков с гитарными струнами и удивленно взглянул на брата.
– Почему ты спрашиваешь меня? Разве я должен это знать?
– А разве нет? – в свою очередь удивился Терри. Глаза его стали желто-зелеными, как спелый крыжовник.
– Нет. – Эйдан собрал упаковки и швырнул в верхний ящик стола – единственный, который вообще открывался. Обстановка их маленькой импровизированной гримерки оставляла желать лучшего: два стола, к которым Стю, бармен, с грехом пополам прикрутил зеркала, пара колченогих табуретов и тумба. Ее Терри тут же забил каким-то мусором. Книжки с рваными обложками, деревянные подставки под пивные стаканы, значки, брелки, старые номера музыкальных журналов – Эйдану даже заглядывать туда не хотелось. Он утешал себя тем, что, когда придет время, в путь они отправятся налегке. – Это ведь ты договаривался с хозяином, что мы будет петь в его кабаке. Я понятия не имею, на чем вы там столковались, кроме того, что он разрешил нам выходить на сцену и играть. Ты не говорил с ним о деньгах?
Терри поджал под себя ноги и обхватил руками лодыжки.
– Нет, – тихо и печально откликнулся он. – Я забыл. Прости.
– Ерунда. – Эйдан подумал, что это к лучшему. Чем скорее закончатся деньги, тем раньше они двинутся дальше. Невозможно питаться святым духом, а кормить их толстяк Кеннет, хозяин кабака, не собирался. Стю время от времени наливал стаканчик после выступления и угощал чипсами, но и только. Как-то раз вместе с чипсами Стю предложил косячок. Бар Кеннета держался на плаву только потому, что здесь из-под полы приторговывали травкой, однако Эйдан твердо отказался от угощения, и больше Стю к ним не приставал.
– Ты был прав. – Терри положил подбородок на колени и чуть слышно вздохнул. Уголки губ опустились, брови сошлись к переносице. – Не стоило нам здесь останавливаться. Дурацкая оказалась идея.
Эйдан поднялся и, подойдя ближе, потрепал брата по голове.
– Нет. Вовсе нет. – Терри дернулся, пытаясь отстраниться. Эйдан убрал руку и присел на край стола. – Тебе нравится петь, в этом нет ничего дурацкого. Точно так же, как я хочу программировать и гонять на болидах по трассе. Это нормально. Каждому хочется побыть человеком.
– Но я-то больше не человек, – глухо произнес Терри. Он поднял голову и взглянул на Эйдана снизу вверх черными и бесконечными, как небытие, глазами. – Наверное, нам пора. Сколько мы уже здесь? Две недели? Это долго. Давай сыграем сегодня еще разок и поедем.
– Хорошо, – улыбнулся Эйдан. – Куда ты хочешь?
Несколько секунд Терри молчал, беззвучно шевеля губами. Казалась, будто он советуется с кем-то невидимым – или даже спрашивает разрешения.
– В город, – наконец произнес он. – Я хочу в город. Хочу посмотреть на Мур.
Эйдан подсчитал в уме. У них было еще дней десять до того, как мир вокруг них начнет меняться. До Мура добираться автостопом дня четыре, не больше – значит, успеют. Останется чуть меньше недели, за это время Терри не успеет попасть в неприятности. Однако такая поездка означала, что…
– Нам придется взять с Кеннета гонорар, – сказал Терри. – А я, похоже, договорился, что мы будем выступать бесплатно.
Сгорбившись сильнее, он уставился в пол.
– Перестань, не кисни. – Эйдан постучал согнутым пальцем по его макушке. – Договорился ты с ним или нет, а Кеннет нам заплатит. Вряд ли он всерьез рассчитывал на то, что мы просто поиграем несколько вечером и уйдем. Я поговорю с ним.
Терри кивнул; повел плечами, сел ровно. Ему стало лучше, но тоска не отпускала его, цепко ухватившись за сердце. Разве что в Муре дела пойдут на лад...
Эйдан вышел из гримерки и прикрыл за собой перекосившуюся дверь. Деревянные половицы, темные и шершавые, заскрипели под ногами. Весь дом пыхтел и вздыхал, как будто собирался рассыпаться трухой тем же вечером. По узкому коридору Эйдан добрался до передних помещений.
Бар уже открылся. Стю, позевывая, полировал стойку замызганной тряпкой. На лакированной поверхности расцветали мутные разводы, но Стю не обращал на них внимания – точно так же, как и его клиентам, ему было плевать на чистоту. В углу бухтел телевизор; бесстрастная ведущая новостей говорила о том, что советский космонавт стал первым человеком, высадившимся на луну. Эйдан присел на высокий табурет у стойки и послушал немного, но сюжет вскоре сменился политической сводкой.
– Луна, луна, – буркнул Стю и со стуком поставил рядом с Эйданом стакан с неразбавленным виски. – Все как помешались на этой луне. Можно подумать, здесь, на земле, дел никаких нет.
Этот мир был похож на ту Землю, с которой они пришли. Эйдан не знал даже, в какой именно точке две вселенные разошлись. Различия были в мелочах: другой ученый совершил известное открытие, режиссер не снял знаменитый фильм, политик выжил после покушения. Шел уже 70 год, а брюки-клеш все еще не вошли в моду. Эйдан взял стакан двумя пальцами и покачал, наблюдая за тем, как янтарные капли стекают по прозрачным бокам.
– Налей мне лучше содовой.
– Как скажешь. – Стю вытащил новый стакан, обмахнул все той же тряпкой и от души плеснул газировки. Покосившись на блеклый экран, по которому побежали помехи, он навалился на стойку и принялся рассказывать о повседневных заботах: – Толстяк сегодня не в духе, наорал на меня. Кажется, жена опять звонила, требует алименты, и теперь он никому житья не даст.
Эйдан сделал маленький глоток, на языке осел кисловатый привкус. Жаль, что Кеннет в дурном настроении. Разговор о деньгах его вряд ли сейчас обрадует.
– Где он? У себя?
– Ага, – кивнул Стю. – Выручку пересчитывает.
– Отлично, – Эйдан залпом допил содовую, – тогда я приду как раз вовремя.
Из кабинета толстяка Кеннета не доносилось ни звука, но стоило Эйдану постучать, как тишина разорвалась громогласной руганью. Кеннет, не стесняясь в выражениях, предлагал незваному посетителю отправляться куда подальше. Послушав с минуту, Эйдан нажал на ручку: дверь оказалась не заперта, должно быть, Кеннет не ждал, что кто-то посмеет войти к нему без разрешения.
– Здравствуй, – сказал Эйдан.
Не дожидаясь приглашения, он смахнул со стула стопку бумаг и сел. Кеннет, тяжело дыша, потянулся за платком и промокнул лоснящееся лицо. Он не пытался выставить Эйдана вон: привыкший полагаться на грубую силу, Кеннет уважал в других не ум или талант, но напор и наглость.
– Чего тебе? – спросил он и тяжело откинулся в кресле. Кончики пальцев дрожали; Кеннета мучила одышка. Эйдан едва знал этого грузного неопрятного человека с колючим взглядом – и все же сочувствовал Кеннету всем сердцем. Жаль, что им предстоит неприятная беседа.
– Я пришел поговорить о деньгах.
Кеннет дернул уголком рта и, наклонившись вперед, положил сцепленные в замок руки на раскрытую тетрадь. По разлинованным строчками бежали колонки цифр: прибыль, расходы. Эйдан рассеянно глянул на числа и даты – больше из любопытства, чем в самом деле желая выведать чьи-то секреты. Заметив его интерес, Кеннет кашлянул и решительно захлопнул бухгалтерскую книгу.
– Не припомню, чтобы мы говорили о каких-то деньгах. Да, я разрешил вам с братом пользоваться моей сценой, подумал, что от этого не будет особого убытка…
– Кеннет, – мягко улыбнулся Эйдан, – перестань. Ты на нас озолотился. И теперь мы хотим свою долю, вот и все.
Разумеется, в первый вечер народу было немного. Тогда они настроили гитары, подошли к краю сцены – и встретили осоловелые взгляды нескольких местных выпивох. Завсегдатая кабака таращились на музыкантов с тупым недоумением – сценой в этом заведении не пользовались уже лет двадцать. Бесполезное наследство отца Кеннета: тот мечтал превратить захудалый трактир в стороне от трассы в модный джаз-бар. Должно быть, у самого Кеннета просто никак не доходили руки, чтобы разломать ненужный помост. В тот раз Терри пел в пустоту, но уже на следующий день народу пришло больше. Заработало сарафанное радио: жители маленького городка рассказывали друг другу, что в кабаке Кеннета играют двое парней – и как играют! К концу недели все места за столиками оказались заняты, люди стояли вдоль стен. У Терри был волшебный голос.
Эйдан знал, что Кеннет сперва поднял цену на выпивку, а потом и вовсе додумался брать входную плату: для этого он выгонял Стю на улицу перед выступлением, заставлял собирать деньги, а потом запирал двери, чтобы никто не мог проскользнуть в кабак незамеченным. На окнах починили давно растрескавшиеся ставни. Кеннет позаботился о том, чтобы ни звука не вылетело на улицу. За эти две недели он заработал больше, чем за предыдущий год.
– Слушай, парень, – сощурился Кеннет, – так дела не делаются. Договора нет, и ничего я вам не должен.
– Как скажешь. – Эйдан вытянул ноги и принялся массировать переносицу. – Интересно, полицию заинтересует конопля в твоей подсобке?
Кеннет бросил скомканный платок на стол.
– Ладно. – Он сглотнул и неприязненно покосился на Эйдана. – Твоя правда, я сумел на вас подзаработать. Но ты же понимаешь… Пришлось вложиться в ремонт, то да се, стаканы бьют каждый день, да и за аренду вы мне должны, раз уж зашел такой разговор. Все-таки не хотелось бы остаться в накладке… Могу дать вам только пятнадцать процентов.
– Хорошо, – согласился Эйдан. Пятнадцать процентов – это мало, безобразно мало, но на несколько дней в городе должно хватить. В большем они с Терри не нуждались.
Кеннет повеселел. Скорее всего, он решил, что ему удалось обвести сопляков-Арданов вокруг пальца.
– Отлично! – Он засуетился, перекладывая бумаги и тетради. – Триста баксов.
Это было не пятнадцать процентов, а дай Боже – три.
– Кеннет, – с укоризной покачал головой Эйдан. Жадность не входила в число его пороков, но он не любил, когда кто-то держал его за дурака. – Полторы штуки. И не будем больше спорить, ладно? Будь так добр, подготовь деньги к вечеру, сегодня мы играем у тебя в последний раз. – Он поднялся и шагнул к выходу. Кеннет засопел, собираясь возразить, но Эйдан его опередил: – И, пожалуйста, отдай их мне по-хорошему, потому что иначе я заберу их сам. По-плохому.
Он не хотел угрожать – но Кеннет не понял бы уговоров. Уже оказавшись в коридоре, Эйдан услышал грохот, как будто Кеннет швырнул папкой в закрывшуюся дверь.
Возвращаясь, Эйдан снова прошел через бар. Меньше, чем через час, начиналось выступление, и в душный полутемный кабак стягивался народ. Всякий раз, когда над входной дверью звякал колокольчик, Стю срывался со своего места за стойкой и бежал к вновь пришедшим, чтобы взять плату за вход. За полчаса до начала Стю обычно приходилось заниматься пост у дверей и превращаться в Цербера, но пока что он мог еще немного побыть барменом.
– Как прошло? – поинтересовался он, когда Эйдан остановился рядом.
– Превосходно. Угостишь меня пивом?
Стю не глядя ухватил с полки высокий бокал и нажал на торчавший из стойки рычаг. Пенная струя ударилась о стекло. За столиком неподалеку сидели две девушки; одна из них подняла голову, заметив Эйдана; он поймал ее взгляд и отрицательно покачал головой. Пожалуйста, не надо восторженных объятий и просьб дать автограф. Она ответила ему коротким кивком: «Да, я все поняла, пусть так», и быстро отвернулась к своей подруге. Эйдан пригубил пиво.
– Стю. Мы уходим сегодня. – Они покидали десятки миров и сотни людей, и Эйдан прощался уже сотни раз, но сегодня это было нечто особенное. Тест. – Отыграем и двинемся в путь.
Лицо Стю на мгновение окаменело. Он знал Арданов только две недели, но успел привязаться. Расставание причиняло ему боль. А Эйдану – нет, и в этом была благодать.
– Ясно, – кивнул Стю и потянулся за тряпкой, хотя стойка была давно протерта. – Ну, счастливого пути.
Все слова были сказаны; полный стакан остался на облезшей столешнице. Эйдан направился в гримерку, тихо радуясь тому, что приучился уходить без сожалений и слез. Стю нравился ему, и он охотно погостил бы здесь еще неделю, месяц или даже несколько лет. Но когда Эйдан заглядывал себе в душу, то понимал: по-настоящему ему не нужен никто, кроме брата. Если бы только Терри не стремился быть рядом с людьми так же сильно, как и прежде!
– Все в порядке! – бодро объявил Эйдан, прикрывая за собой дверь. – Я поговорил с Кеннетом, к вечеру мы получим нашу долю…
Терри, казалось, не слышал ни единого слова. Он сидел, прислонившись спиной к узкому краю стола и вытянув босые ноги на середину комнаты. На коленях плашмя лежала гитара; Терри бездумно поглаживал струны, и те отзывались жалобными стонами.
– Я меняю мир, – произнес он, не поворачивая головы.
Эйдан подавил панику, тошнотворной волной поднявшуюся к горлу.
Однажды они задержались в мире дольше положенного. Сами не заметили, как истекло отпущенное время – тогда Эйдан еще не умел рассчитывать так точно их срок. Сперва перемены были малы и незначительны: кривизна стен, изломанная перспектива, нарушенные пропорции. Потом улицы перестали вести туда, куда вели прежде; взбираясь по лестнице вверх, ничего не стоило оказаться внизу. Вскоре коррозия добралась до времени: стрелки часов замирали или шли вспять, старики молодели, а молодые за ночь становились стариками. Само присутствие Терри разрушало мир, словно радиация. Бесконечное движение по Вселенной стало его судьбой – его роком. Разве можно вообразить наказание страшнее для того, кто всегда мечтал жить среди людей?
Однако сейчас Эйдан готов был поставить голову на то, что у них достаточно времени. Он не мог ошибиться в расчетах снова. Глубоко вздохнув, Эйдан заставил себя успокоиться и оглядеться по сторонам. Стены по-прежнему стояли прямо, поддерживая покрытый бурыми пятнами протечек потолок; часы над тумбой мерно тикали, отмеряя равные друг другу секунды. Все было в порядке.
– Все в порядке, – сказал Эйдан и поджал губы, сердитый на самого себя: голос дрожал.
Терри повернулся, медленно, неестественно ровно, словно он превратился в куклу, и в шее у него появился шарнир. Глаза были серыми и плоскими.
– Нет. Ты ошибся. Они меняются. – Он выбрал третью струну и теперь дергал за нее обеими руками.
– Кто меняется? – Эйдан присел рядом с ним на корточки. На смену страху пришли усталость и злость.
– Люди, – откликнулся Терри и натянул струну так сильно, что она лопнула. На подушечке среднего пальца появилась глубокая кровоточащая царапина. Терри перевернул руку ладонью вверх и задумчиво улыбнулся; влажная красная дорожка скользнула вниз по фалангам, рассекла ладонь, становясь все глубже и глубже, добралась до запястья…
– Хватит! – рявкнул Эйдан и вскочил на ноги.
Терри мог разрушать не только миры, но и собственное тело.
Эйдан подошел к столу и рывком выдвинул ящик; нашел упаковку струн. Пакетик поддался не сразу: полиэтилен скользил во взмокших от волнения ладонях. Пришлось прокусить пленку, чтобы добраться до содержимого. Вытянув нужную, Эйдан повернулся к Терри. Царапина уже исчезла, как будто ее не было вовсе.
Стараясь не смотреть на брата, Эйдан склонился над гитарой. Он уже почти снял обрывок струны с колка, как Терри внезапно перехватил его запястье и горячо зашептал:
– Люди меняются… Становятся другими… Из-за меня, меня!
– Прекрати, – зарычал Эйдан, с трудом сдерживаясь, чтобы не отвесить брату оплеуху. Он вырвал руку и сжал плечо Терри, стараясь надавить как можно сильнее. Тот поморщился от боли. – Что ты несешь? Кем ты вообще себя возомнил, дурень?! Решил, что вся Вселенная вертится вокруг тебя?! Ты что, Господь Бог, чтобы из-за тебя тут кто-то становился другим? Люди меняются каждый день, и плевать они на тебя хотели, пока ты просто сидишь в подсобке и настраиваешь гитары!
– Да, – чуть слышно ответил Терри. Его глаза оттаяли, стали шоколадно-коричневыми, как будто он только и ждал этой отповеди. – Да, Эйдан, ты прав. Все хорошо.
Пора было идти на сцену. В последний момент Эйдан сообразил, что Терри едва не отправился выступать босиком, и заставил его обуться. Обычно, выходя к людям, Терри надевал линзы, но в прокуренном, затопленном дымом кабаке было слишком темно, чтобы кто-то сумел разглядеть его глаза.
– Что мы будем играть? – спросил Эйдан, пока они шли по коридору.
Их репертуар еще ни разу не повторялся: каждый день Терри выбирал что-то новое. Он пел свое и чужое, мешал фолк с классическим роком, а панк с рок-н-роллом. Публика слушала, жадно глотая звуки.
– Joy Division*, – ответил Терри после секундного колебания, и Эйдан понял: его хандра не прошла. – Как ты думаешь, Йена Кертиса в этом мире тоже не будет? Что за Вселенная без Мэдчестера и Новой волны?
Они выбрались на сцену; сигаретный дым резанул по глазам, нервный смех просочился в уши. У края деревянного помоста Эйдан заметил девушку – ту самую, которая час назад сидела за столиком. Где-то в задних рядах промелькнула всклокоченная голова Стю. Он пробирался к своему месту за барной стойкой. Море человеческих тел бурлило у ног Эйдана, чужие эмоции волной обрушились на плечи.
Он ударил по струнам.
Музыка заволокла зрение, обступила со всех сторон, как стена, как кокон. А потом, едва касаясь острых краев гитарных рифов, по залу поплыл голос Терри. Аккорды Joy Division звенели и рассыпались фейерверками; мелодия царапала души. Ни ударных, ни клавишных – только две гитары, но этого хватало. Арданы научились управляться с тем, что было под рукой. Radio, life transmission**, и вместо тяжелого, глубокого голоса Йена Кертиса – легкий, невесомый, сводящий с ума вокал Терри. Толпа в едином порыве подалась вперед и замерла. Руки тянулись к сцене, губы шевелились, пытаясь поймать слова припева. Эйдан видел слезы и дрожащие улыбки, счастье и скорбь. Когда он понял, что здание горит, было уже поздно.
*Joy Division – английская группа, 1976-1980 гг, родоначальники пост-панка.
**Радио, живая трансляция – цитата из песни Transmission, исполнитель – Joy Division
Вопрос: Понравилось?
| 1. Да | 5 | (100%) | |
| 2. Нет | 0 | (0%) | |
| Всего: | 5 | ||
-
-
25.12.2013 в 22:18-
-
25.12.2013 в 22:23-
-
26.12.2013 в 00:43-
-
27.12.2013 в 20:58-
-
27.12.2013 в 21:34Окончание рассказа я выложу буквально с минуты на минуту, вы сможете судить по полному тексту. А во что может скатиться сюжет?..
-
-
27.12.2013 в 21:45В сраное говно(с)
-
-
27.12.2013 в 22:00-
-
27.12.2013 в 22:19-
-
19.03.2014 в 23:20В принципе написано живо и интересно, хотя младший брат немного отдаёт шаблонным героем оридже\фандомных текстов
Интересно продолжение.
-
-
20.03.2014 в 00:47-
-
20.03.2014 в 01:17