я вновь и вновь искал, держа в руках фонарь, при свете дня…
Поезд
Автор: Дмитрий Крамер
Беты (редакторы): wasted time
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Мистика
Размер: Драббл, 10 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен
1
Я в доме на краю красивого, древнего города.
Это огромная усадьба, расположенная посреди цветущего, весеннего сада. Крупные, розовые бутоны на кустах наклоняются к самой дорожке. Я иду по ней к ограде, чтобы посмотреть, как за ней бьётся горная река, на дне пропасти.
читать дальше Обрыв.
Высоко. Поток воздуха, который вдыхаю, остается где-то на середине.
Мыслей никаких.
Истинный страх.
Кажется, что сердце, которое бьется от страха, останавливается, или его удары становятся бесшумными.
Бурлящие воды внизу и раскатистый гул пугают. Взбитый у каменистых бортов в пену поток унесет тебя вниз, только надави всем весом на ограду, и она поддастся, и от тебя останется только эхо вопля и розовый окрас вспененной воды, который тут же смоет вниз по течению, разбавив и смешав.
Но как я попал в это место?
Повернувшись спиной к изгороди, возвращаюсь обратно, к дому. Он настолько окружён деревьями, что его почти не рассмотреть, только стены. С другой стороны - огромная веранда. Человек пятнадцать народу, разговаривают, сидя за столиками. Мне они незнакомы, но, увидев меня, дружелюбно кивают, и вновь продолжают трапезу. Ступаю на деревянный пол, в нос бьёт запах плесени, затхлого помещения, несмотря на то, что все окна открыты, и в зал проникает свежий ветер.
Подают кофе, в том числе и мне. Я усаживаюсь прямо на край маленького столика в углу и пью из кружки, с выгравированным по борту непонятным рисунком, что-то среднее между рунами и иероглифом. Не понять.
Между тем люди поднимаются, кто-то рядом со мной закуривает, и я с удовольствием вдыхаю запах крепкого табака. Веранда довольно обширная, я невольно обвожу её глазами, рассматривая грубые деревянные стены и чуть подгнившие рамы. Из-за растущих деревьев свет сюда почти не проникает. Вечная полутень. Кажется, этот дом очень старый. Всё говорит об этом: запах, некоторая мрачность обстановки и крепкая, но сильно потёртая дубовая мебель.
— Хотите? — белоснежная улыбка особенно ярко выделяется на смуглом, загорелом лице. Воздух до одури влажный. Я в тропиках? Смотрю в ярко-голубые глаза парня.
— Давайте, — беру из его рук сигариллу из скрученных листьев, тонкую, ароматную. Мужчина достаёт из коробка спичку, почти в палец длиной, с красной серой на конце и элегантно чиркает. Палочка вспыхивает, я чуть наклоняюсь, и в ту же секунду тлеющая сигарилла бьёт густым дымом мне в горло. Я блаженно закрываю глаза. Тут нельзя затягиваться, табак слишком крепкий.
— Благодарю, — произношу совсем тихо, выпуская к потолку струю дыма.
— Не за что, это хорошие сигариллы.
Сквозь полуопущенные веки вижу, как голубоглазый убирает коробок в нагрудный карман и уже поворачивается, чтобы уйти, но передумывает и садится неподалеку.
Глоток кофе. Руки пропахли крепким, смоляным табаком. Взгляд падает на пол, по которому ползёт крупная улитка. Снисходительно улыбаюсь, стряхивая пепел в блюдце. Открытые окна, кто сюда только не пролезет. Но тут кое-что заставляет замереть и растерянно оглядеть окружающих.
Улитки... Вот ещё, их несколько... Крупные, темно-коричневые, тускло поблескивающие раковины с белесыми тельцами, оставляющие после себя на полу жирный влажный след. Целенаправленно, одна за другой, словно строем. Но улитки с такой скоростью не ползают. А эти... Они движутся раз в десять быстрее, чем должны. Хороший табак, ничего не скажешь.
— Тут всегда так, — парень тоже смотрит на улиток. — Это начало. Сейчас пойдут черви, вот, смотрите...
И точно. Дождевые черви, маленькие, блестящие, розовые. Двигаются следом, также быстро, как и улитки. И все в одну сторону. Получается, мужчина их всех тоже видит? Или мне всё кажется, даже мой собеседник?
Спрыгиваю со стола. Сигарилла, будто приклеенная к пальцам, тлеет. Куда они ползут? К стене... Грубой, деревянной, состоящей из не струганных досок, будто это сарай. Они достигают стены и исчезают. Это сон, дурной сон. Или дело в табаке? Травка?
Отбрасываю ароматную сигариллу и выхожу на воздух, проветриться. Но реальность не меняется. Ни в чём, кроме этих проклятых улиток. Те же розовые бутоны, та же дорожка, выложенная разноцветной плиткой. Я сижу там около часа, на крыльце, вдыхая чистый воздух. Хочется есть. Где я? Я как провалился сюда. Но почему, почему меня тут все знают? Или не знают?..
Резко встаю и возвращаюсь на веранду. Тот парень уже ушел, зато есть другие. А вот ещё две девушки, улыбаются, разговаривают. Я молча возвращаюсь к тому же столику и сажусь на него, поглядывая по сторонам. Болтаю ногами. Кофе уже унесли, сигариллу тоже. Да тут больше никто и не курит. Все просто разговаривают. Я жду... Чего жду? Новых улиток?
Чувствую, что что-то не так. Запах влажной земли смешивается с древесным, терпким, почти бальзамическим ароматом, чуть сладким в каком-то еле уловимом послевкусии.
Кажется, я готов... К чему? Что это за место? Храм? Обвожу глазами веранду.
Странные мысли мне приходят в голову. Боковым зрением вижу что-то на полу. Небольшого зверька. Поворачиваю голову... Замираю, боясь дышать. Я не видел раньше ничего подобного. И даже не предполагал, что передо мной возникнет такое чудовище, будто сошедшее с полотна Босха. Как на известном Триптихе. Кошка... Точнее, голова кошки, её передние лапы, а туловище покрывает панцирь, как у улитки. Вместо задних лап и хвоста — огромный розовый червь. Чудовище движется по полу, к той самой стене, обитой грубыми досками. Смотрю на это, не отрывая глаз. Я сошёл с ума?
Но остальные тоже это видят. Замерли, глядя на эту странную кошку, но не боятся, провожают взглядом. Вот она уже возле стены. Спрыгиваю со стола, в несколько прыжков оказываюсь рядом с тем местом, где пропадали черви и улитки час назад... Но поздно. Чудовище исчезло, будто и не было.
Куда оно могло сбежать? Не растворилось ли в воздухе? Но это же невозможно! Я сам видел, как блестела серая шерсть, как отвратительно дрыгался червь, волочась за передними лапами монстра. Оно не было прозрачным. Оно было материальным, как моя рука, как находящиеся рядом люди. Подхожу к стене. На полу ни щели, ничего. Только воздух будто бы чуть мутный.
— Этот мутант тут часто ходит. Мы уже привыкли его видеть, — один из парней, тоже смуглый, только кареглазый, похожий на араба, пожимает широкими плечами. Он в странном, белом одеянии. Мне опять приходит в голову мысль, что это храм. Мои ощущения не дают мне думать об этом месте как-то иначе.
— Это безобидное существо. Раз в пару дней оно пересекает комнату и исчезает.
— Но что это? — я во все глаза смотрю на собеседника, но он разводит руками.
— Не знаю. Это просто есть. Сначала страшно, а потом привыкаешь. И эти ползущие черви, эти улитки... Они все безобидны, — парень садится на стул, глядя в стену. — Они часто тут бывают. Да и вообще, чертовщины в этом доме полно. Предметы двигаются, исчезают, снова появляются. Но, знаете, всё, что из этого мира, всё, что пропадает... Через день, неделю, месяц потом оказывается на том же месте, в том же виде.
— И что же пропадает? — я снова сажусь на стол, чувствуя, что, кажется, успокаиваюсь. Значит, я не сошел с ума? Или я настолько плох, что вижу искаженным весь мир?
— Не что пропадает, а где, — многозначительно сообщает парень, — есть несколько мест, куда класть ничего не стоит. Исчезнет.
Я подавленно молчу, пытаясь переварить сказанное. И всё-таки, куда занесло меня и, главное, как?
—Кто вы все? — неуверенно произношу, боясь быть непонятым. Мой собеседник усмехается.
— Кто мы? Мы слуги твоего отца...
Отец...
2
Мой отец умирает...
Казалось, что эта мысль на самом деле так въелась в моё подсознание, что в какой-то момент произошел сбой. Наверное, я поехал. Точнее, крыша поехала. Да, этот дом мне знаком. А, может, не весь, а только какая-то его часть? Как странно... Веранду я никогда не видел, но верхние комнаты наизусть знаю. Отец... Он в сознании, интересно? Я начинаю судорожно вспоминать, кто у меня еще остался, но, как это бывает во сне или при сумасшествии, я никак не могу отделить живых от тех, кто покинул меня, кто умер. Кто же у меня остался, помимо отца? Бабушка... Но её нет, несколько лет как. Я принимаю это как данность, и, не давая развиться этой мысли, вспоминаю других. Мама... Жива, но где-то далеко. Она не в этом городе. И дедушка. Тоже не тут. Я остался один с умирающим отцом?
Захожу в комнату, где он лежит. Удивляюсь ярким лучам солнца, бьющим в окно, а еще непривычным для меня разноцветным обоям. Это невозможно. Почему-то мне казалось, что тут должна быть полутьма. Но её нет.
— Привет, — протягиваю робко, поглядывая на стены. Я всегда его боялся, хотя мы относительно недавно познакомились. Я пытался быть хорошим сыном, а он... Да вроде любил меня. Или нет?
— А, ты. Ну как там дела? — отец лежит на боку, одетый, тоже какой-то яркий. Желто-зеленая вязаная футболка, синие джинсы. Мне снова кажется, что это сон. Куда он оделся, если уже много дней не выходит на улицу? Причём оделся, как на парад.
— Там, на веранде, бегает что-то странное, — я не знаю, о чём говорить. Даже точно уверен, что он задал мне вопрос, потому что надо было что-то спросить, потому что молчать неуместно. И я не думаю, что он будет меня слушать. Но я ошибаюсь. Он оживляется:
— Мне слуги говорили, но я решил, что это выдумки. Разносят сплетни, ты же знаешь, как они любят сочинять сказки, чтоб было о чём пошептаться, — с легким кряхтением он приподнимается на подушках. — Что там бегает? — смотрит на меня, а я прислоняюсь к стене, пялясь в открытое окно, за которым видны верхушки деревьев. Они покачиваются от ветра.
Несмотря на тихий голос и бледный вид, он все так же имеет на меня огромное влияние. Я чувствую себя ребенком перед ним. И неважно, что он слаб, и на его изможденном лице усталость, а сам он болен.
— Монстр. Голова кошки, в панцире, хвост червя. И, главное, он пропадает. Возле стены, — чувствую, что несу бред. Сейчас он засмеётся и скажет, что я маюсь дурью, что так и не научился ничему. Становиться стыдно за то, что не удержался и ляпнул. Даже плечи словно становятся уже, и я сам меньше.
— Все его так описывают. Ещё у них предметы то ли исчезают, то ли путешествуют по воздуху, — на удивление спокойно реагирует, в его потускневших глазах даже появляется проблеск интереса. — Пойди и выясни, что это за чертовщина. И расскажешь мне. Я должен знать, что происходит в моем доме. Понял?
— Но если этого никто в доме не знают, то как это узнаю я? - пытаюсь возразить, но натыкаюсь на холодный колючий взгляд.
— Я тебя не расслышал. Хочешь увильнуть от моей просьбы?
— Нет, я всё сделаю, — отвожу глаза, бесцельно разглядывая разноцветные обои, изо всех сил стараясь сохранить ровный тон, чтобы не раздражать отца.
— Приступай, я жду результатов.
— Конечно, папа, — выхожу из комнаты, аккуратно прикрывая дверь за собой. Отец, хоть и болен, не растерял своего деспотизма. Да, я именно так всегда называл это свойство его личности. Единственный человек, которому я боялся возразить. И сейчас даже не пытался. Пусть он болен, пусть умирает, но я должен буду принести ответ ему на блюдце.
Закат был ярким, алым. Спустившись во двор, я смотрел на него, прижавшись к изгороди, за которой, в обрыве, рокотал горный поток. Розовые бутоны набухли и готовы были раскрыться.
Утро мне ничем не помогло. Я вернулся на веранду, где позавтракал вместе со слугами. Они меня почти не замечали. И лишь один ядовито улыбался, не сводя с меня глаз. Настолько нахально, что после трапезы я подошёл к нему. В ту же секунду его лицо изобразило полнейшее смирение.
— Ты слуга? — цедя сквозь зубы, чувствую кожей, как он злорадствует моему положению. И это приводит меня в сухую, ледяную ярость.
— Да, я слуга вашего отца. Простите, мне надо работать, — на устах уже возникает заботливая, почти грустная улыбка. Лицемер. — Мне ваш отец дал массу заданий.
Я киваю. Ругаться со слугами - это унижать себя. Даже если они обсуждают тебя за твоей спиной. Они слишком давно тут, много знают. И, кажется, у них есть причины так улыбаться. Но если я выдам себя, свою злость, я навсегда упаду в их глазах. И в своих собственных.
Сажусь снова на стол, глядя на суету на веранде. Кто-то моет пол, девушка в сером, куцем платье расставляет тарелки в резной дубовый шкаф. Вокруг окрики, смех.
— С утра пить! Ты с ума сошёл! — другая служанка, милая шатеночка, вырывает из рук одного из парней бутылку виски и, виляя бедрами, идет к буфету в углу веранды. — До вечера не вздумай.
— Да что ты делаешь, голубоглазка! — в притворном отчаянии вскрикивает слуга, и тут вдруг резко меняет тон. — Стой! Стой! Туда не клади! Только не это...
Девушка ставит виски на гладкую деревянную поверхность, и в эту секунду... Бутылка исчезает. Вот оно, то место, которое надо избегать. Оторопело смотрю, не веря своим глазам. Однако служанка ни капли не расстроена.
— К вечеру получишь!
— Или через несколько дней! — парень поворачивается спиной и начинает мыть полы, а я снова перевожу взгляд на одинокий буфет. Бутылка не появляется, словно никогда и не стояла. Но я же видел, была... Поднявшись, подхожу к буфету, касаясь рукой прохладного дерева. От угла столешницы веду к месту пропажи. Чуть прохладнее, мутнеет воздух, и становится неловко. Девушка наблюдает за мной, уголками губ улыбаясь, словно посмеивается, снисходительно, как над ребенком. Страшно. Сглатываю, одергивая руку и снова отходя к стене.
Как ни в чём ни бывало, парень моет пол, служанка посуду...
Я вспоминаю о задании отца. Ему нужно объяснить, почему тут пропадают предметы, и кто эти чудовища, которые ползают по полу. Будто я могу дать вразумительный ответ на это. Но я знаю отца, хорошо знаю. Он не даёт заданий, с которыми я бы не справился. Он слишком умён. Деспот, но его познания о мире и человеке мне всегда казались уникальными. Не было ни одной жизненной ситуации, которую он не мог бы разложить по полочкам. Только я редко просил у него совета. Те проблемы, которые мне приходилось решать, родителям не рассказывают.
Я сижу, не шевелясь... Как в трансе. Некоторые слуги разошлись, кто-то готовит, прямо тут. А я смотрю, вслушиваюсь. Отец ждет ответа.
Вдруг на другом конце веранды, на столе, что-то мелькнуло. Бутылка. Та самая. Никто её не замечает, но я решаю ничего не трогать, просто смотреть. Проходит минут пять... И стол снова пуст. Так где же она?.. Я отпускаю все мысли, закрываю глаза и расслабляюсь. Гул голосов сливается в однотонную песенку, которая, укачивая, вводит меня в глубокий транс.
У меня редко это получается, но сегодня, кажется, повезло. Вроде и место не подходящее, однако я не желаю упустить спонтанность момента. Я погружаюсь в себя.
Три плоскости. Три мира. Всё просто. Настолько просто, что я даже разочарован.
Я начинаю понимать, что тут происходит. Это разлом пространства и времени, которое спровоцировало искажение видимых объектов. В одном месте образовалась дыра. А в другом на себя наложились три измерения. И это значит, что нет никаких монстров. Просто где-то отдельно гуляет кошка, где-то ползет улитка, а где-то червь. Они в какой-то момент оказались слишком близко друг к другу, а дыра, куда их теперь затягивает, спровоцировала цикличность. Я открываю глаза. Уже вечер. А на буфете стоит бутылка виски.
3
Отец доволен моим объяснением происходящего. Я слишком хорошо его знаю, чтобы не заметить, хотя за весь наш разговор он не произносит ни слова. Не потому, что не может говорить. Просто не считает нужным. Я стою, снова прижавшись спиной к стене, параллельно размышляя о разломе. Это можно использовать, и не только для того, чтобы прятать бутылки от пьющих слуг. Отделяюсь от стены, не спуская глаз с отца. Что-то подсказывает, что ему осталось недолго. Я спокоен. Так спокоен, что даже тошнит от самого себя.
— Я завтра зайду, — выхожу, закрывая дверь. Крутится какая-то мысль, что-то важное. Вроде близко, но ускользает. На веранде темно, уже ночь. Не обращая внимания на искры на полу, чем-то похожие на светлячков, прохожу в свою комнату. Хочется курить.
Утро я встречаю с твердым осознанием того, что мне нужно. В голове бродят новые мысли и идеи, замыкаясь в тесный круг.
— Если это место разлома, — бормочу, стоя у зеркала в ванной и внимательно рассматривая себя, — то, значит, тут близок мир мертвых, — на этот моменте я замираю, перебирая пальцами волосы, убирая пару прядей назад.
Понимаю, что мне дали необыкновенный шанс. Шанс, который нельзя упустить.
Мысли перебивают все. Внутри что-то дергается, копошится, заставляет меня вскочить с места и помчаться к этой завесе... Завесе тайны.
Я хочу ее открыть. Осознание произошедшего приходит не сразу. Но постепенно перевариваешь полученную информацию. Осознаешь, и волнение пропадает. Остается лишь неумолимое желание заглянуть за грань, хотя бы одним глазком. Меня с детства мучила масса загадок, и с тех пор ничего не изменилось.
Прихожу на веранду, стреляю у слуги сигару и, выпив наспех кофе, впервые за несколько дней выхожу с территории усадьбы. Снова, на мгновение, возникает вопрос:
Где я?
Хотя... Я уже догадываюсь. Три мира сомкнулись, и я, обитатель одного из них, вдруг оказался тут. Почти что чудом. Я властелин этого маленького, исковерканного мира.
Стоит мне выйти за ворота, как все становиться привычнее и более знакомо. Я знаю, что это за место, откуда так хорошо любоваться закатом. Как я сразу не узнал Вышеград в Праге? Но на него наложилось ещё какое-то место, Восток... И ещё...
Я иду вдоль ограды, от обрыва, бреду наугад, разглядывая высоченные древние стены, обвитые плющом. Ищу кладбище. Чутье подсказывает, что в этом уникальном месте наложились минимум два измерения, что есть дыра, куда рукой подать до мёртвых. Но мне нужна свежая могила на территории разлома, чтобы умерший не успел ещё покинуть те пределы, за которыми я до него просто не дотянусь.
А вот и то, что мне нужно.
Несколько средневековых захоронений. Бугорки земли, искаженные измерениями, лишены надгробных плит и памятников, зато покрыты ковром из мха и яркими лепестками фиалок над зеленым бархатом ковра. Солнце ярко освещает могилы, и я невольно останавливаюсь, завороженный красотой этого места. Я улыбаюсь сам себе. Здесь не нужны надписи. Если хочешь понять, кто тут похоронен, просто спроси. Спроси фиалки, спроси воздух, который наполнен вибрирующей информацией. Посмотри под ноги. Там, сквозь землю, пробивается хрустальный луч. Скользи по нему, и всё узнаешь.
Делаю еще несколько шагов. Свежая могила. Она не так красива, как соседние. Да и умом я понимаю, что находится она совершенно в другом месте, а может, даже и времени, а значит, это то место, которое я искал.
Я устраиваюсь прямо на теплой земле, рядом, разглядывая свежие венки и табличку с именем и датой рождения и смерти. Я не знаю покойника, но это и не важно. Расслабляюсь, стараясь понять, где же находится эта дыра. Прямо в могиле. Отлично.
Я прикладываю все силы, чтобы нащупать луч, чтобы проследить его и окликнуть мёртвого. Закрываю глаза, вдыхая запах фиалок и горячего солнца.
Есть...
Я чувствую его, и это так просто и очевидно, что становится даже удивительно. Мир мёртвых так близок, что я даже перестаю расстраиваться от мысли, что смерть - это самая длинная разлука на свете. Умерший еще здесь, он только готовится к своему долгому пути на свой далекий континент. Я с ним пытаюсь общаться, но он не слишком рад этому. И всё-таки я добиваюсь своего. Коснувшись запретного луча, я получаю возможность искать тех, кто мне нужен. А мне нужен только один человек.
Открываю глаза. Солнце там же. Яркое, палит, а я растягиваюсь на земле и с наслаждением закуриваю.
Я коснусь незримого, недозволенного.
От таких мыслей, которые быстро пролетаю в моей голове, словно летний ветерок колышет траву, вздрагиваю. По телу проходят мурашки. Легкая волна страха пробегает по спине. Небольшой отдых. Даже не отдых. Я оттягиваю момент, предвкушаю его, пробую на вкус...
У меня две цели. Первая - это понять, что там, в мире мёртвых. Вторая - увидеться с ней... Улыбаюсь, затем отбрасываю сигару и погружаюсь в себя. Луч, я его чувствую. Я на верном пути.
Сначала темно, но постепенно возникает картинка, как будто я разбиваю стену, отделяющую меня от того, что я желаю увидеть.
Бабушка... Как же я по тебе соскучился за эти годы! И вот удивительно, и ты меня видишь, и я тебя. Невольно улыбаюсь, рассматривая обстановку. Ты в электричке, едешь куда-то...
— Привет, — смотрю на неё, опасаясь, что от переизбытка эмоций меня вышибет отсюда. Я должен сохранять это хрупкое, но такое важное равновесие. — Так ты ещё не на континенте?
— Да, все эти годы я еду, и я уже очень далеко. Не ожидала тебя тут увидеть, — бабушка как будто от меня отвыкла, а точнее... Я знаю, что мертвые, как бы сильно не любили живых, стараются избегать контактов с ними. Это разные миры, и они не должны прикасаться. А я всё нарушаю, но я и не виноват в этом. Сама судьба меня на это толкает.
— И как ты? Ты всем довольна?
— Нет, мне не нравится моя одежда, и еду я очень долго, — бабушка скрещивает руки на груди, а я оглядываю вагон. Он полупустой, хотя кое-кто едет стоя. В основном тут пожилые люди, чаще женщины. Некоторые сидят по двое, трое. И переговариваются. Они едут в той одежде, в которой их похоронили. Хотя некоторые переодеты.
— А ты разве не научилась создавать себе одежду, которая тебе нравится?
Молчит. Может, она попыталась, а вышло это? Я же помню, что хоронили её в другом платье. Еще раз оглядываю вагон, улыбаюсь бабушке, которая по-прежнему не хочет со мной разговаривать. Я не должен тут быть, дело в этом.
Но пока меня не выкинуло обратно, я должен хоть что-то понять для себя. Поезд. Почему такой? Почему это электричка?
В памяти вспыхивает воспоминание, которое ставит всё на свои места. Во время одного из своих астральных путешествий я однажды набрёл на один храм, напоминающий по силе то место, где я находился теперь. Но этот храм был давно разрушен. В моём настоящем. И обладал той же силой и мощью в параллельном измерении, которое наложилось сверху. Перед моими глазами был фундамент, груды камней, и я зашёл туда, отмечая на каждом шагу следы присутствия других людей. Плетёные кресла, стол, на котором были странного вида сосуды. Я блуждал, рассматривая всё это и удивляясь. Будто кто-то тут живет, но покинул развалины за мгновение до моего прихода. Я шёл по тем местам, где были комнаты, не зная и не задумываясь, можно ли вообще находиться там постороннему человеку. Я переступил очередной порог несуществующей комнаты и оказался в поезде. Храм оказался порталом в другой мир.
Я увидел себя стоящим лицом к стене в купейном вагоне. Там, где проход. Только вагон был странного, незнакомого типа. За окном проплывали горы. Не Кавказские, не Уральские. Они были огромны, прекрасны, с заснеженными вершинами, но как я не пытался, я не мог понять, где я еду, куда.
Это заставляло меня нервничать, но и разжигало любопытство. Как всегда, я ничего не боялся. Ни погибнуть, блуждая в астральных мирах, ни застрять между своими снами. Я шёл по дорожке вдоль закрытых купе, отмечая, что внутренняя обстановка поезда чем-то перекликалась с развалинами храма. Окна и двери были сделаны из светлой древесины, и от вагона веяло каким-то особенным, необыкновенным уютом.
Одно из купе оказалось открытым. Я постучал и, на мгновение застыв на пороге, позволил себе зайти. На лавке сидела маленькая старушка в чёрном одеянии и в такой же чёрной косынке с белой полоской. Её сморщенное лицо мне показалось знакомым. Напротив неё - также одетая девочка, смуглая, лет четырнадцати.
— Здравствуйте, — тихо произнес я, вглядываясь в лицо пожилой женщины. Я понял, где я его видел. На многочисленных фотографиях. Это была Мать Тереза. Я встал как вкопанный.
— Здравствуйте, — старушка очень доброжелательно мне улыбнулась, так тепло, что, казалось, в вагоне стало светлее. Между тем я мимоходом оглядел купе. Оно было двухместным.
— Куда мы едем?
— В Дели, — Мать Тереза вскинула брови, с удивлением меня рассматривая. А я начал понимать, что это не обычный поезд, а Дели — не просто станция...
— А откуда?
— Как? Ты едешь в поезде и не знаешь, где садился? — в этот момент на лице пожилой женщины отразился гнев. — Как ты сюда попал?
— Я... В вагон... Случайно, — от резкой перемены настроения моей собеседницы мне стало неуютно. Я почувствовал себя преступником, хотя и не слишком был виноват, что тут оказался.
— Уходи! Быстрее уходи! Тебя тут не должно быть!
— Но как мне вернуться обратно? — поезд ехал без остановок, и я растерянно смотрел в окно.
— Также, как и попал сюда.
Считается, что чёрт может покинуть комнату только тем же путем, как и вошёл. Я оказался в похожей ситуации. Не прощаясь, я вышел из купе и пошел по коридору, борясь с приступом паники. Вот и то самое место. Я повернулся лицом к стене... И в ту же секунду оказался в храме. Уже позже мне пришла в голову мысль, что тот поезд шел из Тибета. Только это был параллельный мир. А может, это и был тот самый Континент Мертвых...
Больше я в те места не попадал, но история со странным поездом навсегда въелась в мою память. И вот опять, на этот раз электричка.
Я почувствовал, как удаляюсь от бабушки, с пониманием того, что происходит с умершими. Да, получалось так, что все, кто отходил в мир иной (или почти все), оказывались в поезде, который вез их в места вечного пристанища. И от того, насколько ты хорошо вёл себя при жизни, такой уровень комфорта тебе и предоставлялся в путешествии. Чистилище.
Я бы хотел узнать, что ждёт мертвых на конечной станции, но они и сами об этом не догадываются. И я отступаюсь. Вот он, мой предел.
Я открываю глаза, когда солнце склоняется к горизонту. Поднимаюсь с земли и, оглядев могилы, возвращаюсь обратно в усадьбу. Я уже знаю, что мой отец только что умер.
Автор: Дмитрий Крамер
Беты (редакторы): wasted time
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Мистика
Размер: Драббл, 10 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: закончен
1
Я в доме на краю красивого, древнего города.
Это огромная усадьба, расположенная посреди цветущего, весеннего сада. Крупные, розовые бутоны на кустах наклоняются к самой дорожке. Я иду по ней к ограде, чтобы посмотреть, как за ней бьётся горная река, на дне пропасти.
читать дальше Обрыв.
Высоко. Поток воздуха, который вдыхаю, остается где-то на середине.
Мыслей никаких.
Истинный страх.
Кажется, что сердце, которое бьется от страха, останавливается, или его удары становятся бесшумными.
Бурлящие воды внизу и раскатистый гул пугают. Взбитый у каменистых бортов в пену поток унесет тебя вниз, только надави всем весом на ограду, и она поддастся, и от тебя останется только эхо вопля и розовый окрас вспененной воды, который тут же смоет вниз по течению, разбавив и смешав.
Но как я попал в это место?
Повернувшись спиной к изгороди, возвращаюсь обратно, к дому. Он настолько окружён деревьями, что его почти не рассмотреть, только стены. С другой стороны - огромная веранда. Человек пятнадцать народу, разговаривают, сидя за столиками. Мне они незнакомы, но, увидев меня, дружелюбно кивают, и вновь продолжают трапезу. Ступаю на деревянный пол, в нос бьёт запах плесени, затхлого помещения, несмотря на то, что все окна открыты, и в зал проникает свежий ветер.
Подают кофе, в том числе и мне. Я усаживаюсь прямо на край маленького столика в углу и пью из кружки, с выгравированным по борту непонятным рисунком, что-то среднее между рунами и иероглифом. Не понять.
Между тем люди поднимаются, кто-то рядом со мной закуривает, и я с удовольствием вдыхаю запах крепкого табака. Веранда довольно обширная, я невольно обвожу её глазами, рассматривая грубые деревянные стены и чуть подгнившие рамы. Из-за растущих деревьев свет сюда почти не проникает. Вечная полутень. Кажется, этот дом очень старый. Всё говорит об этом: запах, некоторая мрачность обстановки и крепкая, но сильно потёртая дубовая мебель.
— Хотите? — белоснежная улыбка особенно ярко выделяется на смуглом, загорелом лице. Воздух до одури влажный. Я в тропиках? Смотрю в ярко-голубые глаза парня.
— Давайте, — беру из его рук сигариллу из скрученных листьев, тонкую, ароматную. Мужчина достаёт из коробка спичку, почти в палец длиной, с красной серой на конце и элегантно чиркает. Палочка вспыхивает, я чуть наклоняюсь, и в ту же секунду тлеющая сигарилла бьёт густым дымом мне в горло. Я блаженно закрываю глаза. Тут нельзя затягиваться, табак слишком крепкий.
— Благодарю, — произношу совсем тихо, выпуская к потолку струю дыма.
— Не за что, это хорошие сигариллы.
Сквозь полуопущенные веки вижу, как голубоглазый убирает коробок в нагрудный карман и уже поворачивается, чтобы уйти, но передумывает и садится неподалеку.
Глоток кофе. Руки пропахли крепким, смоляным табаком. Взгляд падает на пол, по которому ползёт крупная улитка. Снисходительно улыбаюсь, стряхивая пепел в блюдце. Открытые окна, кто сюда только не пролезет. Но тут кое-что заставляет замереть и растерянно оглядеть окружающих.
Улитки... Вот ещё, их несколько... Крупные, темно-коричневые, тускло поблескивающие раковины с белесыми тельцами, оставляющие после себя на полу жирный влажный след. Целенаправленно, одна за другой, словно строем. Но улитки с такой скоростью не ползают. А эти... Они движутся раз в десять быстрее, чем должны. Хороший табак, ничего не скажешь.
— Тут всегда так, — парень тоже смотрит на улиток. — Это начало. Сейчас пойдут черви, вот, смотрите...
И точно. Дождевые черви, маленькие, блестящие, розовые. Двигаются следом, также быстро, как и улитки. И все в одну сторону. Получается, мужчина их всех тоже видит? Или мне всё кажется, даже мой собеседник?
Спрыгиваю со стола. Сигарилла, будто приклеенная к пальцам, тлеет. Куда они ползут? К стене... Грубой, деревянной, состоящей из не струганных досок, будто это сарай. Они достигают стены и исчезают. Это сон, дурной сон. Или дело в табаке? Травка?
Отбрасываю ароматную сигариллу и выхожу на воздух, проветриться. Но реальность не меняется. Ни в чём, кроме этих проклятых улиток. Те же розовые бутоны, та же дорожка, выложенная разноцветной плиткой. Я сижу там около часа, на крыльце, вдыхая чистый воздух. Хочется есть. Где я? Я как провалился сюда. Но почему, почему меня тут все знают? Или не знают?..
Резко встаю и возвращаюсь на веранду. Тот парень уже ушел, зато есть другие. А вот ещё две девушки, улыбаются, разговаривают. Я молча возвращаюсь к тому же столику и сажусь на него, поглядывая по сторонам. Болтаю ногами. Кофе уже унесли, сигариллу тоже. Да тут больше никто и не курит. Все просто разговаривают. Я жду... Чего жду? Новых улиток?
Чувствую, что что-то не так. Запах влажной земли смешивается с древесным, терпким, почти бальзамическим ароматом, чуть сладким в каком-то еле уловимом послевкусии.
Кажется, я готов... К чему? Что это за место? Храм? Обвожу глазами веранду.
Странные мысли мне приходят в голову. Боковым зрением вижу что-то на полу. Небольшого зверька. Поворачиваю голову... Замираю, боясь дышать. Я не видел раньше ничего подобного. И даже не предполагал, что передо мной возникнет такое чудовище, будто сошедшее с полотна Босха. Как на известном Триптихе. Кошка... Точнее, голова кошки, её передние лапы, а туловище покрывает панцирь, как у улитки. Вместо задних лап и хвоста — огромный розовый червь. Чудовище движется по полу, к той самой стене, обитой грубыми досками. Смотрю на это, не отрывая глаз. Я сошёл с ума?
Но остальные тоже это видят. Замерли, глядя на эту странную кошку, но не боятся, провожают взглядом. Вот она уже возле стены. Спрыгиваю со стола, в несколько прыжков оказываюсь рядом с тем местом, где пропадали черви и улитки час назад... Но поздно. Чудовище исчезло, будто и не было.
Куда оно могло сбежать? Не растворилось ли в воздухе? Но это же невозможно! Я сам видел, как блестела серая шерсть, как отвратительно дрыгался червь, волочась за передними лапами монстра. Оно не было прозрачным. Оно было материальным, как моя рука, как находящиеся рядом люди. Подхожу к стене. На полу ни щели, ничего. Только воздух будто бы чуть мутный.
— Этот мутант тут часто ходит. Мы уже привыкли его видеть, — один из парней, тоже смуглый, только кареглазый, похожий на араба, пожимает широкими плечами. Он в странном, белом одеянии. Мне опять приходит в голову мысль, что это храм. Мои ощущения не дают мне думать об этом месте как-то иначе.
— Это безобидное существо. Раз в пару дней оно пересекает комнату и исчезает.
— Но что это? — я во все глаза смотрю на собеседника, но он разводит руками.
— Не знаю. Это просто есть. Сначала страшно, а потом привыкаешь. И эти ползущие черви, эти улитки... Они все безобидны, — парень садится на стул, глядя в стену. — Они часто тут бывают. Да и вообще, чертовщины в этом доме полно. Предметы двигаются, исчезают, снова появляются. Но, знаете, всё, что из этого мира, всё, что пропадает... Через день, неделю, месяц потом оказывается на том же месте, в том же виде.
— И что же пропадает? — я снова сажусь на стол, чувствуя, что, кажется, успокаиваюсь. Значит, я не сошел с ума? Или я настолько плох, что вижу искаженным весь мир?
— Не что пропадает, а где, — многозначительно сообщает парень, — есть несколько мест, куда класть ничего не стоит. Исчезнет.
Я подавленно молчу, пытаясь переварить сказанное. И всё-таки, куда занесло меня и, главное, как?
—Кто вы все? — неуверенно произношу, боясь быть непонятым. Мой собеседник усмехается.
— Кто мы? Мы слуги твоего отца...
Отец...
2
Мой отец умирает...
Казалось, что эта мысль на самом деле так въелась в моё подсознание, что в какой-то момент произошел сбой. Наверное, я поехал. Точнее, крыша поехала. Да, этот дом мне знаком. А, может, не весь, а только какая-то его часть? Как странно... Веранду я никогда не видел, но верхние комнаты наизусть знаю. Отец... Он в сознании, интересно? Я начинаю судорожно вспоминать, кто у меня еще остался, но, как это бывает во сне или при сумасшествии, я никак не могу отделить живых от тех, кто покинул меня, кто умер. Кто же у меня остался, помимо отца? Бабушка... Но её нет, несколько лет как. Я принимаю это как данность, и, не давая развиться этой мысли, вспоминаю других. Мама... Жива, но где-то далеко. Она не в этом городе. И дедушка. Тоже не тут. Я остался один с умирающим отцом?
Захожу в комнату, где он лежит. Удивляюсь ярким лучам солнца, бьющим в окно, а еще непривычным для меня разноцветным обоям. Это невозможно. Почему-то мне казалось, что тут должна быть полутьма. Но её нет.
— Привет, — протягиваю робко, поглядывая на стены. Я всегда его боялся, хотя мы относительно недавно познакомились. Я пытался быть хорошим сыном, а он... Да вроде любил меня. Или нет?
— А, ты. Ну как там дела? — отец лежит на боку, одетый, тоже какой-то яркий. Желто-зеленая вязаная футболка, синие джинсы. Мне снова кажется, что это сон. Куда он оделся, если уже много дней не выходит на улицу? Причём оделся, как на парад.
— Там, на веранде, бегает что-то странное, — я не знаю, о чём говорить. Даже точно уверен, что он задал мне вопрос, потому что надо было что-то спросить, потому что молчать неуместно. И я не думаю, что он будет меня слушать. Но я ошибаюсь. Он оживляется:
— Мне слуги говорили, но я решил, что это выдумки. Разносят сплетни, ты же знаешь, как они любят сочинять сказки, чтоб было о чём пошептаться, — с легким кряхтением он приподнимается на подушках. — Что там бегает? — смотрит на меня, а я прислоняюсь к стене, пялясь в открытое окно, за которым видны верхушки деревьев. Они покачиваются от ветра.
Несмотря на тихий голос и бледный вид, он все так же имеет на меня огромное влияние. Я чувствую себя ребенком перед ним. И неважно, что он слаб, и на его изможденном лице усталость, а сам он болен.
— Монстр. Голова кошки, в панцире, хвост червя. И, главное, он пропадает. Возле стены, — чувствую, что несу бред. Сейчас он засмеётся и скажет, что я маюсь дурью, что так и не научился ничему. Становиться стыдно за то, что не удержался и ляпнул. Даже плечи словно становятся уже, и я сам меньше.
— Все его так описывают. Ещё у них предметы то ли исчезают, то ли путешествуют по воздуху, — на удивление спокойно реагирует, в его потускневших глазах даже появляется проблеск интереса. — Пойди и выясни, что это за чертовщина. И расскажешь мне. Я должен знать, что происходит в моем доме. Понял?
— Но если этого никто в доме не знают, то как это узнаю я? - пытаюсь возразить, но натыкаюсь на холодный колючий взгляд.
— Я тебя не расслышал. Хочешь увильнуть от моей просьбы?
— Нет, я всё сделаю, — отвожу глаза, бесцельно разглядывая разноцветные обои, изо всех сил стараясь сохранить ровный тон, чтобы не раздражать отца.
— Приступай, я жду результатов.
— Конечно, папа, — выхожу из комнаты, аккуратно прикрывая дверь за собой. Отец, хоть и болен, не растерял своего деспотизма. Да, я именно так всегда называл это свойство его личности. Единственный человек, которому я боялся возразить. И сейчас даже не пытался. Пусть он болен, пусть умирает, но я должен буду принести ответ ему на блюдце.
Закат был ярким, алым. Спустившись во двор, я смотрел на него, прижавшись к изгороди, за которой, в обрыве, рокотал горный поток. Розовые бутоны набухли и готовы были раскрыться.
Утро мне ничем не помогло. Я вернулся на веранду, где позавтракал вместе со слугами. Они меня почти не замечали. И лишь один ядовито улыбался, не сводя с меня глаз. Настолько нахально, что после трапезы я подошёл к нему. В ту же секунду его лицо изобразило полнейшее смирение.
— Ты слуга? — цедя сквозь зубы, чувствую кожей, как он злорадствует моему положению. И это приводит меня в сухую, ледяную ярость.
— Да, я слуга вашего отца. Простите, мне надо работать, — на устах уже возникает заботливая, почти грустная улыбка. Лицемер. — Мне ваш отец дал массу заданий.
Я киваю. Ругаться со слугами - это унижать себя. Даже если они обсуждают тебя за твоей спиной. Они слишком давно тут, много знают. И, кажется, у них есть причины так улыбаться. Но если я выдам себя, свою злость, я навсегда упаду в их глазах. И в своих собственных.
Сажусь снова на стол, глядя на суету на веранде. Кто-то моет пол, девушка в сером, куцем платье расставляет тарелки в резной дубовый шкаф. Вокруг окрики, смех.
— С утра пить! Ты с ума сошёл! — другая служанка, милая шатеночка, вырывает из рук одного из парней бутылку виски и, виляя бедрами, идет к буфету в углу веранды. — До вечера не вздумай.
— Да что ты делаешь, голубоглазка! — в притворном отчаянии вскрикивает слуга, и тут вдруг резко меняет тон. — Стой! Стой! Туда не клади! Только не это...
Девушка ставит виски на гладкую деревянную поверхность, и в эту секунду... Бутылка исчезает. Вот оно, то место, которое надо избегать. Оторопело смотрю, не веря своим глазам. Однако служанка ни капли не расстроена.
— К вечеру получишь!
— Или через несколько дней! — парень поворачивается спиной и начинает мыть полы, а я снова перевожу взгляд на одинокий буфет. Бутылка не появляется, словно никогда и не стояла. Но я же видел, была... Поднявшись, подхожу к буфету, касаясь рукой прохладного дерева. От угла столешницы веду к месту пропажи. Чуть прохладнее, мутнеет воздух, и становится неловко. Девушка наблюдает за мной, уголками губ улыбаясь, словно посмеивается, снисходительно, как над ребенком. Страшно. Сглатываю, одергивая руку и снова отходя к стене.
Как ни в чём ни бывало, парень моет пол, служанка посуду...
Я вспоминаю о задании отца. Ему нужно объяснить, почему тут пропадают предметы, и кто эти чудовища, которые ползают по полу. Будто я могу дать вразумительный ответ на это. Но я знаю отца, хорошо знаю. Он не даёт заданий, с которыми я бы не справился. Он слишком умён. Деспот, но его познания о мире и человеке мне всегда казались уникальными. Не было ни одной жизненной ситуации, которую он не мог бы разложить по полочкам. Только я редко просил у него совета. Те проблемы, которые мне приходилось решать, родителям не рассказывают.
Я сижу, не шевелясь... Как в трансе. Некоторые слуги разошлись, кто-то готовит, прямо тут. А я смотрю, вслушиваюсь. Отец ждет ответа.
Вдруг на другом конце веранды, на столе, что-то мелькнуло. Бутылка. Та самая. Никто её не замечает, но я решаю ничего не трогать, просто смотреть. Проходит минут пять... И стол снова пуст. Так где же она?.. Я отпускаю все мысли, закрываю глаза и расслабляюсь. Гул голосов сливается в однотонную песенку, которая, укачивая, вводит меня в глубокий транс.
У меня редко это получается, но сегодня, кажется, повезло. Вроде и место не подходящее, однако я не желаю упустить спонтанность момента. Я погружаюсь в себя.
Три плоскости. Три мира. Всё просто. Настолько просто, что я даже разочарован.
Я начинаю понимать, что тут происходит. Это разлом пространства и времени, которое спровоцировало искажение видимых объектов. В одном месте образовалась дыра. А в другом на себя наложились три измерения. И это значит, что нет никаких монстров. Просто где-то отдельно гуляет кошка, где-то ползет улитка, а где-то червь. Они в какой-то момент оказались слишком близко друг к другу, а дыра, куда их теперь затягивает, спровоцировала цикличность. Я открываю глаза. Уже вечер. А на буфете стоит бутылка виски.
3
Отец доволен моим объяснением происходящего. Я слишком хорошо его знаю, чтобы не заметить, хотя за весь наш разговор он не произносит ни слова. Не потому, что не может говорить. Просто не считает нужным. Я стою, снова прижавшись спиной к стене, параллельно размышляя о разломе. Это можно использовать, и не только для того, чтобы прятать бутылки от пьющих слуг. Отделяюсь от стены, не спуская глаз с отца. Что-то подсказывает, что ему осталось недолго. Я спокоен. Так спокоен, что даже тошнит от самого себя.
— Я завтра зайду, — выхожу, закрывая дверь. Крутится какая-то мысль, что-то важное. Вроде близко, но ускользает. На веранде темно, уже ночь. Не обращая внимания на искры на полу, чем-то похожие на светлячков, прохожу в свою комнату. Хочется курить.
Утро я встречаю с твердым осознанием того, что мне нужно. В голове бродят новые мысли и идеи, замыкаясь в тесный круг.
— Если это место разлома, — бормочу, стоя у зеркала в ванной и внимательно рассматривая себя, — то, значит, тут близок мир мертвых, — на этот моменте я замираю, перебирая пальцами волосы, убирая пару прядей назад.
Понимаю, что мне дали необыкновенный шанс. Шанс, который нельзя упустить.
Мысли перебивают все. Внутри что-то дергается, копошится, заставляет меня вскочить с места и помчаться к этой завесе... Завесе тайны.
Я хочу ее открыть. Осознание произошедшего приходит не сразу. Но постепенно перевариваешь полученную информацию. Осознаешь, и волнение пропадает. Остается лишь неумолимое желание заглянуть за грань, хотя бы одним глазком. Меня с детства мучила масса загадок, и с тех пор ничего не изменилось.
Прихожу на веранду, стреляю у слуги сигару и, выпив наспех кофе, впервые за несколько дней выхожу с территории усадьбы. Снова, на мгновение, возникает вопрос:
Где я?
Хотя... Я уже догадываюсь. Три мира сомкнулись, и я, обитатель одного из них, вдруг оказался тут. Почти что чудом. Я властелин этого маленького, исковерканного мира.
Стоит мне выйти за ворота, как все становиться привычнее и более знакомо. Я знаю, что это за место, откуда так хорошо любоваться закатом. Как я сразу не узнал Вышеград в Праге? Но на него наложилось ещё какое-то место, Восток... И ещё...
Я иду вдоль ограды, от обрыва, бреду наугад, разглядывая высоченные древние стены, обвитые плющом. Ищу кладбище. Чутье подсказывает, что в этом уникальном месте наложились минимум два измерения, что есть дыра, куда рукой подать до мёртвых. Но мне нужна свежая могила на территории разлома, чтобы умерший не успел ещё покинуть те пределы, за которыми я до него просто не дотянусь.
А вот и то, что мне нужно.
Несколько средневековых захоронений. Бугорки земли, искаженные измерениями, лишены надгробных плит и памятников, зато покрыты ковром из мха и яркими лепестками фиалок над зеленым бархатом ковра. Солнце ярко освещает могилы, и я невольно останавливаюсь, завороженный красотой этого места. Я улыбаюсь сам себе. Здесь не нужны надписи. Если хочешь понять, кто тут похоронен, просто спроси. Спроси фиалки, спроси воздух, который наполнен вибрирующей информацией. Посмотри под ноги. Там, сквозь землю, пробивается хрустальный луч. Скользи по нему, и всё узнаешь.
Делаю еще несколько шагов. Свежая могила. Она не так красива, как соседние. Да и умом я понимаю, что находится она совершенно в другом месте, а может, даже и времени, а значит, это то место, которое я искал.
Я устраиваюсь прямо на теплой земле, рядом, разглядывая свежие венки и табличку с именем и датой рождения и смерти. Я не знаю покойника, но это и не важно. Расслабляюсь, стараясь понять, где же находится эта дыра. Прямо в могиле. Отлично.
Я прикладываю все силы, чтобы нащупать луч, чтобы проследить его и окликнуть мёртвого. Закрываю глаза, вдыхая запах фиалок и горячего солнца.
Есть...
Я чувствую его, и это так просто и очевидно, что становится даже удивительно. Мир мёртвых так близок, что я даже перестаю расстраиваться от мысли, что смерть - это самая длинная разлука на свете. Умерший еще здесь, он только готовится к своему долгому пути на свой далекий континент. Я с ним пытаюсь общаться, но он не слишком рад этому. И всё-таки я добиваюсь своего. Коснувшись запретного луча, я получаю возможность искать тех, кто мне нужен. А мне нужен только один человек.
Открываю глаза. Солнце там же. Яркое, палит, а я растягиваюсь на земле и с наслаждением закуриваю.
Я коснусь незримого, недозволенного.
От таких мыслей, которые быстро пролетаю в моей голове, словно летний ветерок колышет траву, вздрагиваю. По телу проходят мурашки. Легкая волна страха пробегает по спине. Небольшой отдых. Даже не отдых. Я оттягиваю момент, предвкушаю его, пробую на вкус...
У меня две цели. Первая - это понять, что там, в мире мёртвых. Вторая - увидеться с ней... Улыбаюсь, затем отбрасываю сигару и погружаюсь в себя. Луч, я его чувствую. Я на верном пути.
Сначала темно, но постепенно возникает картинка, как будто я разбиваю стену, отделяющую меня от того, что я желаю увидеть.
Бабушка... Как же я по тебе соскучился за эти годы! И вот удивительно, и ты меня видишь, и я тебя. Невольно улыбаюсь, рассматривая обстановку. Ты в электричке, едешь куда-то...
— Привет, — смотрю на неё, опасаясь, что от переизбытка эмоций меня вышибет отсюда. Я должен сохранять это хрупкое, но такое важное равновесие. — Так ты ещё не на континенте?
— Да, все эти годы я еду, и я уже очень далеко. Не ожидала тебя тут увидеть, — бабушка как будто от меня отвыкла, а точнее... Я знаю, что мертвые, как бы сильно не любили живых, стараются избегать контактов с ними. Это разные миры, и они не должны прикасаться. А я всё нарушаю, но я и не виноват в этом. Сама судьба меня на это толкает.
— И как ты? Ты всем довольна?
— Нет, мне не нравится моя одежда, и еду я очень долго, — бабушка скрещивает руки на груди, а я оглядываю вагон. Он полупустой, хотя кое-кто едет стоя. В основном тут пожилые люди, чаще женщины. Некоторые сидят по двое, трое. И переговариваются. Они едут в той одежде, в которой их похоронили. Хотя некоторые переодеты.
— А ты разве не научилась создавать себе одежду, которая тебе нравится?
Молчит. Может, она попыталась, а вышло это? Я же помню, что хоронили её в другом платье. Еще раз оглядываю вагон, улыбаюсь бабушке, которая по-прежнему не хочет со мной разговаривать. Я не должен тут быть, дело в этом.
Но пока меня не выкинуло обратно, я должен хоть что-то понять для себя. Поезд. Почему такой? Почему это электричка?
В памяти вспыхивает воспоминание, которое ставит всё на свои места. Во время одного из своих астральных путешествий я однажды набрёл на один храм, напоминающий по силе то место, где я находился теперь. Но этот храм был давно разрушен. В моём настоящем. И обладал той же силой и мощью в параллельном измерении, которое наложилось сверху. Перед моими глазами был фундамент, груды камней, и я зашёл туда, отмечая на каждом шагу следы присутствия других людей. Плетёные кресла, стол, на котором были странного вида сосуды. Я блуждал, рассматривая всё это и удивляясь. Будто кто-то тут живет, но покинул развалины за мгновение до моего прихода. Я шёл по тем местам, где были комнаты, не зная и не задумываясь, можно ли вообще находиться там постороннему человеку. Я переступил очередной порог несуществующей комнаты и оказался в поезде. Храм оказался порталом в другой мир.
Я увидел себя стоящим лицом к стене в купейном вагоне. Там, где проход. Только вагон был странного, незнакомого типа. За окном проплывали горы. Не Кавказские, не Уральские. Они были огромны, прекрасны, с заснеженными вершинами, но как я не пытался, я не мог понять, где я еду, куда.
Это заставляло меня нервничать, но и разжигало любопытство. Как всегда, я ничего не боялся. Ни погибнуть, блуждая в астральных мирах, ни застрять между своими снами. Я шёл по дорожке вдоль закрытых купе, отмечая, что внутренняя обстановка поезда чем-то перекликалась с развалинами храма. Окна и двери были сделаны из светлой древесины, и от вагона веяло каким-то особенным, необыкновенным уютом.
Одно из купе оказалось открытым. Я постучал и, на мгновение застыв на пороге, позволил себе зайти. На лавке сидела маленькая старушка в чёрном одеянии и в такой же чёрной косынке с белой полоской. Её сморщенное лицо мне показалось знакомым. Напротив неё - также одетая девочка, смуглая, лет четырнадцати.
— Здравствуйте, — тихо произнес я, вглядываясь в лицо пожилой женщины. Я понял, где я его видел. На многочисленных фотографиях. Это была Мать Тереза. Я встал как вкопанный.
— Здравствуйте, — старушка очень доброжелательно мне улыбнулась, так тепло, что, казалось, в вагоне стало светлее. Между тем я мимоходом оглядел купе. Оно было двухместным.
— Куда мы едем?
— В Дели, — Мать Тереза вскинула брови, с удивлением меня рассматривая. А я начал понимать, что это не обычный поезд, а Дели — не просто станция...
— А откуда?
— Как? Ты едешь в поезде и не знаешь, где садился? — в этот момент на лице пожилой женщины отразился гнев. — Как ты сюда попал?
— Я... В вагон... Случайно, — от резкой перемены настроения моей собеседницы мне стало неуютно. Я почувствовал себя преступником, хотя и не слишком был виноват, что тут оказался.
— Уходи! Быстрее уходи! Тебя тут не должно быть!
— Но как мне вернуться обратно? — поезд ехал без остановок, и я растерянно смотрел в окно.
— Также, как и попал сюда.
Считается, что чёрт может покинуть комнату только тем же путем, как и вошёл. Я оказался в похожей ситуации. Не прощаясь, я вышел из купе и пошел по коридору, борясь с приступом паники. Вот и то самое место. Я повернулся лицом к стене... И в ту же секунду оказался в храме. Уже позже мне пришла в голову мысль, что тот поезд шел из Тибета. Только это был параллельный мир. А может, это и был тот самый Континент Мертвых...
Больше я в те места не попадал, но история со странным поездом навсегда въелась в мою память. И вот опять, на этот раз электричка.
Я почувствовал, как удаляюсь от бабушки, с пониманием того, что происходит с умершими. Да, получалось так, что все, кто отходил в мир иной (или почти все), оказывались в поезде, который вез их в места вечного пристанища. И от того, насколько ты хорошо вёл себя при жизни, такой уровень комфорта тебе и предоставлялся в путешествии. Чистилище.
Я бы хотел узнать, что ждёт мертвых на конечной станции, но они и сами об этом не догадываются. И я отступаюсь. Вот он, мой предел.
Я открываю глаза, когда солнце склоняется к горизонту. Поднимаюсь с земли и, оглядев могилы, возвращаюсь обратно в усадьбу. Я уже знаю, что мой отец только что умер.
-
-
27.12.2013 в 21:57цветущего, весеннего сада
Крупные, розовые бутоны
как за ней бьётся горная река, на дне пропасти.
Человек пятнадцать народу, разговаривают
Ступаю на деревянный пол, в нос бьёт запах плесени
на то, что все окна открыты, и в зал проникает свежий ветер.
А вот ещё две девушки, улыбаются, разговаривают
А, может, - с пунктуацией кошмар: запятые стоят там, где нет однородных членов, но нет запятых там, где члены есть, запятые вместо тире, запятые между подлежащими и сказуемыми и прочее, прочее. Я сюда далеко не все процитировал, в тексте таких ошибок еще много.
Он настолько окружён деревьями - криво, лучше просто сказать, что он был окружен деревьями, и поэтому чего-то там не было видно
его почти не рассмотреть, только стены. - что "только стены"?
и вновь продолжают трапезу - либо "вновь принимаются за", либо "продолжают"
спичку, почти в палец длиной, с красной серой на конце - наконечники спичек состоят из серы процентов на 4-5, но черт бы с ним, если бы не было написано "красной серой", а красная сера - это уже химический термин, и должен возникнуть вопрос: что красная сера делает в составе спичечной головки? Короче, нужно просто "с красной головкой" или "с красным наконечником"
Не за что, это хорошие сигариллы - почему он сказал, что это хорошие сигариллы? Как это связано с первой частью предложения?
также быстро, как и улитки - так же
возвращаюсь к тому же столику и сажусь на него - у вас герой уже второй раз садится НА столик. Так и задумано?
о место, которое надо избегать - которого
не желаю упустить спонтанность момента - просто "упустить момент", упустить спонтанность = упустить незапланированность - а как это вообще можно упустить?
есть дыра, куда рукой подать до мёртвых - дыра, куда рукой подать
Что за странный диалог произошел между ГГ и слугой? Зачем ГГ вообще подходил к этому ухмыляющемуся, если ему нечего было сказать? Занимает целый абзац, информативность нулевая, влияние на сюжет - нулевое. Кстати о сюжете: читатель, безусловно, рад за ГГ, которому все просто и понятно, но нельзя сделать так, чтобы было понятно читателю? Почему мертвые не любят, когда к ним приходят? Почему они ездят на электричках? Кто таков ГГ? Кто такой его отец? Что они там вообще делают? Ладно, что вообще происходит в этом тексте и зачем оно происходит? Я искренне этого не понимаю :С
Но допускаю, что смысл есть, и потому прошу автора изложить в двух словах суть сюжета.
-
-
28.12.2013 в 00:24по сюжету.
в шапке мистика. можно было и сказачку забацать, разжевав и положив читателю в рот , но на порядок интереснее если он читая будет вгонять что было к чему.
присутствует символизм. поезде - путь по ту сторону , кто как жил так и поедет и условие и длинна пути.
еслиб вы были мертвы , выб обрадовались появлению друга матери сестры младшей?
не думаю, навевает определенные мысли.
гг не имеет ни имени ни образа как в принципе и отец, почему? для большего отождествление.
по сему и изложение от первого лица в настояшем времени происходит .
теперь попробуйте осознанно просесть текст. да несколько сложноват, но представь что ето твой сон.
-
-
28.12.2013 в 01:09Проблема не в том, что я не понял авторского замысла, а в том, что мне этот текст показался пустым. Моменты с наблюдением меняющейся реальности вроде бы неплохи, что-то в них есть, но когда начинаются описания развертывания трех измерений, проникновение в мир мертвых, я начинаю зевать. Прием с поездом как проводником в мир мертвых я приемлю, но подобное было и в "Унесенных призраками", и в "Grim fandango", и где-то еще, только третий пример так с ходу не вспомню. Я надеялся увидеть в авторской интерпретации мира мертвых что-то оригинальное, что-то, чего не видел раньше, но ничего такого не увидел, отчего и расстроился.
ГГ и отец не имеют четкого образа для большего отождествления.... кого с кем?
Обрадовался бы я появлению в мире мертвых моего родственника? Не знаю, я там не был. Но вообще было бы неплохо, если бы они могли приходить и навещать меня - по-моему это было бы очень кстати. Но это если в качестве мира мертвых рассматривать элементы вашей концепции, которая здесь неполна (описан не весь мир ведь, а только путь туда, по сути), а мой мир мертвых вообще другим будет - я узнавал.
-
-
28.12.2013 в 01:26Чтоб понять заквостку .
А по сему хотелось бы более точного обьяснения.
-
-
28.12.2013 в 13:05Давайте делать выводы. Итак, мы, наконец, определяемся с тем, чем же является наш путь в мир мертвых, - он является католическим чистилищем, в которое попадают за мелкие грехи или за грехи прощенные, но энивей недостаточные для того, что отправиться в адский ад. Упоминание матери Терезы, а затем и лобовое указание прямым текстом на концепт чистилища - хорошо, значит, у этого мира мертвых есть кое-что от католического христианства - есть, с чем работать. Автор дает нам свою интерпретацию чистилищного обитания попавших туда субъектов: в сущности, наказанием за их мелкие грехи является томительное ожидание того момента, когда они, наконец, смогут унаследовать Царствие Небесное. И, стало быть, чем больше грехов, тем дольше ждать. Окей, справедливо.
И дальше идет адовый вброс: мать Тереза не только оказалась в чистилище, несмотря на все то, что сделала при жизни, но еще и едет неподалеку от бабушки ГГ! Тут два вывода сразу:
1. Мать Тереза была отнюдь не такой уж добренькой, какой её привыкли считать
2. Бабушка ГГ не уступает матери Терезе по добродетели
Давайте разбираться. Посадить мать Терезу в Чистилище - само по себе задумка интересная, но она требует по меньшей мере раскрытия! Первое, что должен был сделать герой, увидев её в вагоне, так это воскликнуть: "А вы-то что тут делаете?" Это во-первых. Во-вторых, мать Тереза, будучи - в этом я не сомневаюсь! - прекрасным знатоком здешних правил, увидев ГГ, приходит в гнев. То есть, допускает один из смертных грехов. В чистилище. Мать Тереза совершает смертный грех в чистилище. "Ну ничего себе! - восклицает читатель, - Что же будет дальше?" А ничего. То есть как - ничего? А так - ничего. Мать Тереза не раскрывает своей загадочной истории попадания в чистилище, крылато-нимбоватые проводники не уводят её в вагон ближе к хвосту поезда - просто ни-че-го.
Понимаете, когда я при первом прочтении увидел мать Терезу, находящуюся в чистилище, я подумал, что это де тонкий намек на то, что все люде не безгрешны и очищение придется пройти каждому - просто для каждого оно будет разное. Опять же, окей, справедливо. Но бабушка ГГ оказывается чуть ли не святой - и при этом ГГ этот вопрос никак не комментирует, а мать Тереза грешит в чистилище, и на этом всем пофиг. Теперь понимаете, о чем я говорю? А все вместе это производит впечатление халтурно написанного текста: мы возьмем кусочек католичества, кусочек [ИМЯ_ИСТОЧНИКА], где путь в загробный мир выражался через поезд, кусочек сами придумаем, накидаем все это на сковородку и сделаем рагу, а внутренняя логика - ха, да кому она нужна? Вот как-то так.
-
-
28.12.2013 в 13:29Это просится на подпись XDDD
-
-
28.12.2013 в 15:28мвать тереа есо воспоминание а не радом с бабушкой , вниммательнее...
-
-
28.12.2013 в 19:00-
-
28.12.2013 в 19:04навевает определенные мысли. а ехать увы всем ...
-
-
28.12.2013 в 21:31-
-
28.12.2013 в 21:53-
-
19.03.2014 в 23:38Описать город автор ленится - типа, читатель сам прикинет и огого чего представит! И красивый и древний! Не ленитесь автор, это же не школьное сочинение.
Поток воздуха, который вдыхаю, остается где-то на середине.
На середине чего?
что сердце, которое бьется от страха, останавливается
Просто без комментариев.
Смотрю в ярко-голубые глаза парня.
— Давайте, — беру из его рук сигариллу из скрученных листьев, тонкую, ароматную. Мужчина достаёт из коробка спичку, почти в палец длиной
Это два разных человека? Парень несколько не синонимичен мужчине.
И так в тексте далее. Тот способ изложения, что вы выбрали имеет место быть, но для того, чтобы им пользоваться с успехом, нужно отлично владеть русским литературным языком ,а у вас тут речевая ошибка грамматической погоняет. Читайте больше.