Аннотация: Однажды ткань мироздания дала трещину и начала распадаться. В опасности оказались многие миры. Крысы, спасая свои шкуры, бежали в Снарный мир, захватили его и сожгли дотла столицу, а короля распяли на площади перед дворцом. Полтора века крысы правили Снарным миром, совершая набеги на соседние миры, всё захватывая и захватывая города и страны. Они никак не могли насытиться. А в то время ткань мироздания продолжала расползаться, образуя временные разломы, которые позже приведут к хаосу, а после него останется лишь пустота. И тогда на сцене появился странник, решивший остановить крыс и залатать мироздание. Странник - человек, которого ненавидят за его дар и боятся.
История о волшебстве, драконах и долге. И о том, как важно найти своё место.
Снарный цикл
Книга первая. Единственный волшебник
Сказка
Жил-был дракон цвета пламенной зари. И на всём белом свете не нашлось бы существа подобного ему, повелителю бурь и ветров. И когда его тень падала на Снарные воды, все морские жители замирали и молча, застыв в восхищении, смотрели ему вслед. Дракон поднимался к звёздам и танцевал с ними до упоения, а по утрам люди часто путали его огненное дыхание с восходом солнца. И приветствовали его как избавителя от тьмы.
Однажды летом властитель неба заметил, что ночи становятся длиннее, а дни короче и холоднее. Но то не зима приближалась. А солнце слабело, и лучи его не грели. Мир погружался во мрак, и в сердцах людей селился страх.
Ткань времени рвалась, поглощая свет и выплёвывая чёрную жижу пустоты. Люди растворялись, исчезали, и никакие стоны и заклинания не могли их вернуть. Птицы не пели, и бабочки, сложив крылья, ждали конца. А на месте городов появлялись чёрные дыры, заполненные пеплом.
И дракон был опечален тем, что его любимый мир умирает.
читать дальшеОн полетел в самое сердце хаоса, где смешались тьма и безвременье, в бездну, затерявшуюся в беспокойных водах Снарного моря. И там, разрывая когтями грудь, изливая кровью сердце, красный дракон смешался с пустотой, штопая ткань мироздания своей жизнью.
И утром солнце принесло тепло, бабочки расправили крылья, запели птицы, и страх был изгнан из людских сердец. Мир вновь стал прекрасен.
Но над землёй уж больше не парил дракон цвета пламенной зари.
В Снарном мире любят рассказывать сказку о красном драконе, но каждый на свой лад. В одной версии дракон погибает. В другой возрождается и вырывается на свободу, разрывая морскую гладь. Ещё шепчут, что каждый дракон когда-то был человеком.
Не знаю, было ли что-то из этого на самом деле или всё выдумка. Но я расскажу вам свою сказку, хотя, конечно, это не сказка, а чистая правда. Но кто мне поверит?
Часть 1. Царство крыс
Сейчас, много лет спустя, странно вспоминать то время, когда я не знала простых правил мироздания и мне было невдомёк, что тот мир, откуда я родом, лишь песчинка среди сотен других. Да, бывают места, усыпляющие тишью и благодатью, и места, пугающие кровавыми реками и мостовыми из человеческих зубов. А в иных мирах всюду преследует тонкий аромат волшебства: запах миндаля или перечной мяты. Я даже забредала туда, где и вовсе нет разумной жизни — только фиолетово-жёлтые всплески энергии, пересекающие пространство.
И хотя всё это случилось безумно давно, но, закрывая глаза, я всё ещё могу вспомнить мельчайшие детали. Надеюсь, у меня достаточно времени, чтобы по порядку рассказать о себе, о волшебнике Септимии Крауде, смерти которому не желал только ленивый, и о красном драконе.
Первое правило, что мне предстояло усвоить: меж собой миры соединены подчас толстой, непробиваемой стеной, а порой совсем тоненькой перегородкой, как дверь на чёрную лестницу, за рифлёным стеклом которой всегда видны лишь расплывчатые очертания неизведанного.
Никогда не любила этой двери: в детстве я насмотрелась передач об убийствах в тёмных закоулках и всё ждала, что кто-нибудь выскочит из-за неё.
Сказать по правде, в моей голове и без того обитало много тараканов, одним больше, одним меньше – какая разница? Конечно, многовато для будущего клинического психиатра, и мне стоило бы сначала себя привести в порядок, а уж потом лезть со скальпелем в чужую душу. Но я всегда выкручивалась, и никто не подозревал, какая каша порой творилась в моей голове! Видимо, я была тем типичным случаем, когда человек лезет в психиатрию не чтобы помогать другим, а чтобы разобраться в себе. Но в этом малюсеньком секрете я с трудом признавалась даже самой себе.
Ну и пусть! В те времена я просто радовалась, что никто не замечал, как сильно билось моё сердце всякий раз, когда я помогала профессору во время бесед с пациентами. Нашла кого бояться! Впрочем, спасало не актёрское мастерство, а то, что мало кого волновала стажер с чашкой кофе. Невысокая, со стрижкой-каре и задумчивым лицом – серая мышка.
Жили мы тихо и скромно. Отец целыми днями трудился в лаборатории, изучал бактерии и микробы. Виделись мы редко. В детстве, помню, любила заглядывать в его портфель, всё надеялась найти что-нибудь интересное, но он никогда не приносил домой сюрпризов. И лишь захлопывал дипломат у меня под носом и укоризненно грозил пальцем.
Мать металась между драгоценным хозяйством и работой бухгалтера. Она относилась к тем людям, у которых всё непременно должно быть идеально, и особо её волновала оценка соседей. Да, она жаждала быть лучшей во всём. Наверное, поэтому я оказалась для неё сплошным разочарованием. Я не любила институт, который она выбрала для меня, скрупулёзно изучив все справочники, не писала гениальных курсовых или статей в научные журналы, не поражала соседей успехами. Я старалась жить тихо и скромно, игнорируя всё, что не попадало в круг моих интересов.
Ещё была Светка: милая сестричка постоянно норовила занять мой письменный стол красками, пастелью и альбомными листами, мол, места ей не хватает в своей комнате. Временами я дико завидовала Светке. Обладая большими недостатками, чем я, она умудрилась снискать больше любви и ласки. Она могла залить акварелью всю кухню, но это не вызывало у матери такого огорчённого выражения лица, как моя четвёрка. Наверное, весь фокус заключался в том, что несмотря на приносимый хаос, Светка хорошо рисовала, особенно портреты, она улавливала главное в человеке и умело переносила на холст. Соседи и учителя хвалили Светку, что льстило матери, которая, впрочем, не оставляла попыток её переделать: «Если ты ещё кухню мыла после себя!»
Я почти всё время сидела дома, если не считать походов в институт и двух-трёх в неделю вылазок на практику в клинику. Я жила в мире учебников, книжек со старыми сказками и потёртых кед. Мама не возражала бы против учебников, будь это книги по выбранной специальности, экономике, но их я принципиально не брала в библиотеке, а рефераты скачивала в Интернете и через пень-колоду пересказывала на семинаре. Ах, да, в Снарном мире нет такого понятия, как Интернет, поэтому попробую объяснить: это огромный массив информации, который существует в «вымышленном» пространстве, если хотите – мире, и доступ к нему осуществляется с помощью особых механизмов - компьютеров.
Вместо экономики я с удовольствием изучала психологию, раз за разом проваливая контрольные по экономическому анализу. И даже моя стажировка в достаточно крупной клинике не считалась успехом.
В отличие от некоторых сверстников я остерегалась гулять по вечерам, ходить в клубы и на дискотеки. И даже это матушка записала мне в минус. Хотя шатайся я по клубам, она требовала бы прекратить это безобразие. Но при текущем положении вещей моя нелюбовь к развлечениям лишь говорила о моей ненормальности и отколотости от общества.
Временами я чувствовала, что нахожусь не на своём месте. Вероятно, потому так легко и позволила втянуть себя в эти абсолютно не нужные мне и разрушившие все планы приключения.
Порой накатывала скука. Дома мне не с кем было обсудить «Толкование сновидений». Никто не хотел говорить со мной о Достоевском, и даже Светку больше волновали мальчики-одноклассники, чем разговоры с сестрой. Мы жили на разных планетах. И мне казалось совершенно невозможным и удивительным, что мы были одной семьёй.
Но и другим моя жгучая мечта казалась странной. Фи! Целыми днями взаперти просиживать над книгами, а затем до пенсии гладить по головке неудачников и анорексиков! Не чушь ли?
Всё началось с трёхчасового знакомства с шарлатаном-психотерапевтом, которого маме присоветовала тётя Вера, соседка и заядлая сериаломанка. За три часа уплачена половина месячного заработка — и вот я выслушиваю лекцию о смысле жизни глазами окружающих и не могу понять, почему должна наматывать на ус советы тех, кто живёт не так, как я мечтаю? Мне настолько опротивело это бесцеремонное выворачивание истины, что я поклялась стать самым лучшим специалистом, чтобы никому больше не пришлось переживать таких унижений.
С тех пор я носила чёрную повязку-браслет на правом запястье.
И каждый день до позднего вечера просиживала над книгами или мечтала о белом халате и чернильных кляксах Роршаха. Конечно, я делала это больше ради себя, чем ради спасения других, но, думаю, всё-таки стала бы психиатром. Возможно, даже не самым плохим.
Но случилось иначе.
Мой фальшиво-сладостный покой нарушило вторжение человека по имени Септимий Крауд.
Он был выше меня на голову, и я смотрела на него снизу вверх. Всё в нём говорило о решительности и суровом характере. Тёмные волосы оттеняли светлую кожу, и казалось, он пришёл откуда-то издалека, где редко не светит солнце. Серые глаза напоминали пастельные мелки моей сестры, и сосредоточенный умный взгляд говорил о том, что он пережил так много, что хватит не на одну жизнь. Но в то же время Крауд не казался старым. Я бы ни за что не смогла назвать его возраст, только если плюс-минус десять лет, что уж совсем точностью не пахнет.
Раньше я не видела. Не знаю, как давно он жил в нашем доме. Месяц? Полгода? Удивительно, но за всё время нашего знакомства я его об этом так и не спросила. Крауд мог оказаться кем угодно и сколь угодно долго жить в нашем доме. До поры до времени он оставался для меня загадкой, которую я силилась разгадать. Да чего уж юлить? Я и сейчас не уверена, что знаю его. Слишком многое он не рассказывал, о многом я и не спрашивала.
А теперь уж поздно.
В тот апрельский день Крауд, в чёрном пальто с поднятым воротом, стоял у подъезда нашего дома и что-то искал в мобильном телефоне. Увидев меня, он произнёс:
— Девушка, не подскажете, как пройти к метро? А то машина сломалась, на работу не доехать.
Наш дом находился не так далеко от подземки, чтобы не знать дороги до станции. Потому вопрос удивлял.
— Метро там, — махнула рукой в сторону. — Идёте вдоль белого дома, сворачиваете на аллею, метров через сто будет станция.
— Спасибо. Ты – Вики?
― Да, ― замешкалась я. Откуда он знает моё имя? Быстрый взгляд: нет, вроде мы раньше не говорили. Столь пронзительный взгляд серых глаз я бы запомнила.
― Септимий Крауд. Прекрасного дня, фея.
И, улыбнувшись, ушёл.
Улыбка, похожая на мимолётный солнечный луч, тёплая и ласкающая. Поражённая, я простояла минут пять и лишь потом опомнилась.
Больше я никогда не видела этой волшебной улыбки на его губах.
На некоторое время и я думать о нём забыла, полностью погрузившись в свои проблемы. Мама собиралась пристроить меня в компанию к знакомым, чтобы они сделали из меня первоклассного экономиста, а я думала о том, как мне после стажировки получить место медсестры в стационаре. Конечно, это не то же самое, что иметь уютный кабинет с кушеткой и кофейным столиком и принимать уставших от офисных дрязг и домашних неурядиц, но надо же с чего-то начинать. К тому же клиника – отличное место, чтобы получше познакомиться с самыми тяжёлыми случаями и узнать, до чего может дойти, если вовремя не заметить признаки душевного расстройства и пустить дело на самотёк. Вся проблема заключалась в том, что для серьёзной, для настоящей работы мне требовалась одна небольшая бумажка – диплом по психиатрии. А меня ждала корочка экономиста. И я совершенно не видела выхода.
Вскоре я ещё раз столкнулась с Септимием Краудом, и эта встреча выбила меня из колеи. После – всё валилось из рук, и я не знала, что мне делать.
Мы с Машкой как раз выходили из института, обе обеспокоенные навалившимися контрольными работами и недописанными курсовыми.
Подруга жужжала о вселенской несправедливости, когда я заметила Крауда, прислонившегося к автомобилю. Он махнул мне рукой.
— Подвести?
— Нет, спасибо.
Я намеревалась пройти мимо, но Машка застыла как вкопанная.
— Да ладно тебе, Вик! Давай прокатимся. Это ведь твой знакомый?
— Ну да, в одном доме живём.
— Супер! — Машка уже забиралась в машину, но я и не подумала двинуться с места.
— Садись, — пригласил мужчина. — Я как раз в сторону дома еду.
Неожиданно для себя довольно улыбнулась.
— Не могу. Мне надо на практику в клинику, а затем в книжный магазин.
Крауд внимательно посмотрел на меня и усмехнулся.
— Ты учишься на экономиста, а работаешь в психушке. Разрываешься между двумя делами и толком не делаешь ни то, ни другое, а на самом деле просто не знаешь, кем хочешь быть. А это означает, что ты занимаешься не своим делом. Подумай об этом.
С этими словами он сел в машину. В окне мелькнуло довольно лицо Машки. И они оба уехали.
Знаете, в глубине души я, наверное, завидовала Машке: высокая, симпатичная, общительная и бесстрашная. С ней мы сдружились случайно: сели за одну парту на английском и разговорились. Машка не боялась завязывать новые знакомства и всегда добивалась своего, для неё точно не существовало никаких преград! А я так не умела и потому молча поплелась к автобусной остановке. Машка-то справится и с контрольными, и с курсовыми, и с летней практикой, а я – вряд ли.
В клинике никак не могла отделаться от мысли: вдруг я, правда, занимаюсь не своим делом? Да что этот пришлый незнакомец может знать обо мне и моих желаниях?
В конце концов, всё закончилось тем, что я перепутала отчёты, пролила на них кофе для начальника и осталась до позднего вечера, чтобы переделать работу.
Домой я вернулась только к половине одиннадцатого.
Этим вечером я должна была отложить в сторону всё, что мне любо-дорого, и сосредоточиться на курсовой, которая никак не хотела выстраиваться в связный набор предложений.
Но погрузиться в работу мне опять не дала мысль, преследовавшая меня весь день: ты занимаешься не своим делом.
— Ну, что за наказание!
Я выползла на кухню. Там уже обосновалась Светка. Разложила десятки альбомных листов с набросками и огромный ватман, на который старательно переносила что-то с эскиза.
— Что делаешь? — я подвинула несколько листков и села на край стула. — Тебе не пора спать? Уже поздно.
— В школе конкурс, — отмахнулась сестра.
Не помню, чтобы когда я училась, у нас бывали конкурсы. Жизнь моей сестрёнки была интересной, и уж Светка никогда не засомневается, своим ли делом она занята.
Я принялась заваривать чай. Чашки уже дымились, когда на кухню вошла мать.
— Что за бардак? Света, быстро собери и иди к себе. Опять же проспишь!
Мы молча наблюдали, как сердитая Светка сгребает вещи. Наверняка, останется после уроков и будет всё доделывать в школе, а завтра вечером мать её немного пожурит за позднее возвращение домой, но похвалит за отличный рисунок.
— Вика, ты написала курсовую?
Матери всегда нужно всё контролировать. Теперь, когда Светка ретировалась с кухни, мишенью стала я.
— Ещё нет.
— Уже апрель. Разве тебе не нужно торопиться? Ты уже выбрала, где летом будешь проходить практику? Я уже говорила, что могу порекомендовать тебя в одну компанию помощником в аналитический отдел.
— Посмотрим. Ладно, уже поздно. Мне завтра к первой паре. Спокойной ночи.
Прекрасно знала, что вместо первой пары пойду гулять. Мне надо проветрить мозги и найти какой-то выход.
Конец апреля выдался на редкость неприятным из-за дождей. Но мне нравился запах мокрых распускающихся листочков и вспышки луж.
Под пальто я надела шерстяную кофту, чтобы не замёрзнуть. Неторопливо прогуливалась по дорожкам парка, и мирно плавающие утки меня успокаивали.
— Неужели тебе нравится такая погода?
Вновь этот странный мужчина. Из-под куртки торчит ворот белого свитера, руки в карманах, а волосы растрёпаны ветром.
— Мне нравится любая погода. Главное, чтобы тихо и можно было помечтать.
— А я ненавижу дожди, сырость и ветер. Там, откуда я, почти всегда тепло. Только зимой идёт дождь, но тогда можно уехать на юг.
— Вы, наверное, из Европы?
Но он лишь едва заметно усмехнулся. И я не могла отделаться от мысли, что он что-то скрывает.
— Хочешь кофе?
Пожала плечами. Что преступного в том, чтобы немного посидеть в уютном кафе? К тому же мне, как будущему специалисту-мозгоправу, полезно изучать людей.
Тихая музыка, деревянные столики и кованые крючки для верхней одежды – всё располагало к неторопливой беседе. Крауд заказал американо для себя, латте – для меня. Он знал, что я люблю, не спрашивая.
— Зачем мы тут?
— Погреться.
Когда принесли кофе, он отнюдь не спешил пить, а обхватил кружку руками, чтобы согреться. Я улыбнулась и сделала так же. Если мы и были в чем-то похожи, так это в том, что оба не переносили холода.
Я заметила у него шесть перстней с огромными голубыми камнями. Несколько больше, чем нужно мужчине.
— Раньше я не видела у вас колец. Зачем так много?
От его взгляда мне стало не по себе, исподлобья, чуть безумный.
— Стало быть, мне так надо.
Мы ни о чём не говорили. Я смотрела по сторонам. И время от времени ловила на себе его пронизывающий взгляд. Отворачивалась, позволяя ему изучать себя, но не узнавая о нём ни капли. Мне хотелось встать и уйти, но я никак не могла себя заставить. К тому же официант принёс мой любимый торт-медовик, хотя я и не помнила, чтобы просила. Пришлось остаться.
Конечно, я бы могла принять Крауда за маньяка, выслеживающего жертву, или просто за типа со странностями и послать куда подальше, избегать общения, но любопытство меня пересилило. Да и в облике его не было ничего отталкивающего, если не считать подчас пронзительного взгляда.
К полудню он расплатился за кофе и молча ушёл, даже не осыпав меня парочкой колких наставлений или советов, коих я ожидала. У меня осталось неприятное чувство, будто меня обманули.
Больше он не искал со мной встречи, а я, уязвлённая, прицепилась к нему как банный лист. Наверное, мне хотелось доказать, что он не прав: я занимаюсь своим делом, знаю чего хочу. Я достаточно интересный человек, и одного утра в кафе мало, чтобы изучить меня.
Наступил май, и, наконец, потеплело. В прошлом году я любовалась зелёной листвой с балкона, но из-за Крауда стала чаще выходить на улицу. Сидела с Киттри на лавочке, ждала своего таинственного незнакомца, следом за ним юркала в подъезд. Он не заговаривал со мной больше, а я жаждала той пленительной улыбки, что в первый раз. И, честно, его молчание безумно оскорбляло. Крауд превращался в навязчивую идею.
В то время я, наконец, выбрала свой путь: психиатрию, начисто отказавшись от экономики. И настала пора от теории переходить к практике. Не всю же жизнь кофе профессору приносить? Конечно, к настоящим душевнобольным меня бы никто не допустил, поэтому я решила опробовать способности на новом жильце, быстро и метко распороть его, изучить и запихнуть в форму узколобого вывода. Возможно, если мне удастся написать небольшое исследование, то меня возьмут на работу и без диплома. Главное доказать, что я чего-то стою. Мне предстояло решить лишь одну небольшую проблему: с чего начать?