Карлсончик, дорогой.

[Ян=Томат]

Аннотация: Все мы в детстве любили смешного человечка с заводным пропеллером и "в самом расцвете лет". Но годы идут, время несчадно меняет даже самых чистых и прекрасных героев. Так вернемся же мыслями в современность и посмотрим на тех, кто так радовал нас в прекрасные годы детства.

Примечание автора: Вариация на тему. Реалистичность и мораль как всегда. Аттеншн: может разочаровать.
***


Карлсон. Спустя.

Он обещал вернуться.
Малыш втягивает в легкие новую порцию обжигающего дыма и откидывается назад, уперевшись лопатками в ледяную стену.
- Заказ!
Чертыхнувшись, молодой человек выкидывает тлеющий бычок и устало спешит на кухню, вытирая руки замусоленым фартуком.
- Где тебя носит?! - Старший повар зло бросает взгляд на юношу, сплевывая прямо на грязный, весь в разводах закорузлой грязи, пол.- У нас запара, где ты бродишь?!
- Я курил. - Малыш закашливается, слишком глубоко втянув носом ароматы горячки, чем заслуживает новый, полный злобы взгляд.
- Бери заказы и работай, чёрт.
Старый холодильник, раскаленная плита, невидимая за слоем жира и чёрной грязи плитка, ржавые трубы, пыльное окно. Ежедневная рабочая обстановка.
Осточертевшая.
Вечером Малыш отправляется домой. Через ресторанный зал, напоминающий праздничный замок. Через пустые мокрые улицы.
Наполненный усталостью до краев.
Вечерний город неприветливо провожает его взглядом до самого подъезда.
Зайдя в квартиру, Малыш бросает куда-то ключи, куртку, рюкзак, рваные ботинки ... И усаживается на кухне, как когда-то сидели его родители. Усаживается и печально смотрит в окно. На старый двор, низкое небо, ржавые крыши. Закуривает новую сигарету.
Он обещал вернуться.
И я буду ждать.

с другой стороны.

Карлсон Пост Скриптум.

Дела, дела, дела, дела. Подписать отчет, поиграть с конкурентами в покер, посмеяться над шуткой министра, просмотреть прайс на завтра, сходить на вечеринку к спонсору.
- Наталья, где мой кофе?!
Я кручусь в этом водовороте дел уже лет семь. Никаких передышек. Никаких поблажек. Никаких мыслей не по делу.
- Наташа! Бумаги на завтрашнее совещание! Почему до сих пор не у меня?!
Быстрее, быстрее, быстрее.Можно опоздать, упустить, не доглядеть.
Как это началось? Кто знает.В один момент пришлось снять пропеллер, потому что тот мешал сидеть в модном компьютерном кресле. Потом заменить деловым костюмом удобные клетчатые штаны, добавляя престижа. Осторожно вытравить выделяющийся оранжевый цвет волос, добившись светло-русого. А старый дом на крыше было решено сдать какому-то глупому романтику, чтобы перебраться ближе к центру. Ближе к работе. Следом исчезла и дурная полнота, сменясь уверенной спортивной подтянутостью. Пропала тяга к приключениям, занимающая непозволительное время. Стерлась из памяти былая прямота слов и любовь к мечтаниям. Варенье же стало водиться только в маленьких баночках в недрах огромного холодильника.
Я подошел к большому окну, разминая пальцы и плечи. План на сегодня был выполнен, и строка в органайзере нерасчетливо белела пустой бумагой.
Пока делать нечего.
Можно чуть расслабиться.
Раздвинув широко жалюзи и открыв форточку, я глянул на темный провал неба и глубоко задумался.
Какая-то странная мысль бродила в сознании и пыталась вырваться на свободу.
Что-то не сделал?
Да нет, дела с ювелирной точностью проделаны в срок.
Я еще раз перебрал в голове планы и идеи. Все требуют долгой реализации. Вроде я все учел.
Я вздохнул, не понимая причины беспокойства.
И снова глянул на обворожительное небо, пологие скаты крыш, весеннюю капель, яркие фонари на длинных ножках, снующих прохожих и спешащие машины.А быть может махнуть к Малышу? Светлому другу из давно забытого прошлого. Быть может, посидеть, попить чая, посмеяться как раньше?
Я полной грудью вдохнул стылый приятный воздух, решаясь.
- Ваш вечерний кофе, сэр. - В кабинет зашла Наталья, щелкая каблучками и нарушая идиллию. - И там в приемной пришли представители новой фирмы по продаже ультра-тонких носовых платков. Пропустить?
Я устало вздохнул, закрыл окно, сел в кресло и, выдохнув, произнес:
- Конечно, зови. Будем разбираться.
Каждый человек мечтает летать.
Но для каждого существует свое небо.
Главное - не ошибиться.

Вопрос: ?

1. Да.		6	(75%)
2. Нет.		2	(25%)
3. Тык.		0	(0%)
Всего:		8

@темы: миниатюра, проза, драма

---

Неизвестный зодчий

[Clavicula]

Я вижу взором геометра,
На этом месте будет храм –
Овеянный дыханьем ветра,
С колонами по всем углам.

Его алтарь поставлю здесь я,
Тут проведу я кровосток,
Над ним небесные созвездья,
Укажут путь нам на восток.

Там проложу дорогу черни,
А здесь путь вымощу жрецам,
Тут в камне ляжет лев пещерный,
Что души водит к праотцам.

Внизу две чёрные гиены,
Я размещу у львиных лап,
Их тени упадут на стены,
И устрашат, кто духом слаб.

Богобоязненно молиться,
Здесь станет суеверный люд,
Богов таинственные лица,
Откроются во мраке тут.

Сюда придут владыки мира,
Низвергнуть идолов и храм,
Воздвигнуть своего кумира,
И упадут к его ногам.

Но эти плиты и основы,
Колодцы, шахты, коридоры,
Где храм поставит кто-то новый,
И прежние сотрёт узоры –

Останутся всегда на страже,
Мой замысел, храня на веки,
Когда все позабудут даже,
О зодчем, бренном человеке.

Но каждый раз дыханье ветра,
Скользнёт по четырём углам,
Что взор оставил геометра,
Создавший здесь когда-то храм!

Вопрос: Понравилось?

1. Да		4	(100%)
2. Нет		0	(0%)
Всего:		4

---

Слаще ликёра

[Кира Блювштейн]

Аннотация:
О «Любви в 17 лет» говорили и продолжают говорить. Герои рассказа «Слаще ликера» помногу раз видели фильм «Вам и не снилось», засыпали на уроках литературы во время обсуждения «Ромео и Джульетты», но и представить себе не могли, что в своей истории столкнуться с еще более серьезными трудностями...

Примечание автора:
Текст содержит гомоэротические сцены. Читая дальше, Вы подтверждаете, что Вам уже исполнилось 18 лет.

***

Моей огромной любви
Хватит нам двоим с головою...
Земфира, «Хочешь»

Солнце, будто нарочно издеваясь, ярко светило в окно, пытаясь согреть своими лучами лежащего на кровати молодого человека.
Жора лежал так уже вторые сутки. На спине, в джинсах и толстовке, вытянув руки вдоль тела и закрыв глаза.
Двигаться не было ни сил, ни желания. Даже из-за того, что яркие лучи били прямо в лицо, он не хотел поворачиваться.
В дверь постучали, а затем открыли. Это была мать.
-Нет, Володя, ты только посмотри на него! - она упиралась руками в бока и визгливым голосом кричала в сторону кухни. - Лежит, понимаешь ли! Трагедия у него!

Остальной текст

Слова доносились до него как из тумана, они уже не обижали, не задевали. Их говорил для него какой-то совсем чужой, не родной человек. Слез уже не было.
-Ну, ничего! Жрать захочешь - сам придешь! - пригрозила мать и захлопнула дверь. И произнесено это было таким голосом, знаете, шипящем, как будто стоят за спиной, крадутся с ножом и приговаривают: "Сейчас-сейчас.... Сейчас ты у меня получишь..."
Он знал, что не захочет. Во всяком случае, пока он был в этом уверен.
Он знал, что мать превратит обычный рядовой обед в фарс, комедию в лицах, будет издеваться, комментировать каждое действие и давить, давить тяжелым взглядом.
Поэтому перспектива умереть от голода здесь, в своей комнате, оставшись наедине со своими мыслями, была куда более радостной.
А еще совсем недавно все было совсем по-другому.
Казалось, что не было человека счастливее, чем Жора. Он сам так считал и легко бы ответил на этот вопрос: "Я! Конечно, я, кто же еще?!"
Была пора осенних каникул. На деревьях почти не осталось листвы. Она вся тяжелым разноцветным ковром покрывала мокрый асфальт, прилипала к кроссовкам.
Осенью можно восторгаться лишь тогда, когда ты по-настоящему счастлив. Только тогда ты видишь все это многообразие оттенков, только тогда холодный пронизывающий ветер кажется тебе свежим воздухом с немного сладковатым запахом уходящего лета.
Когда люди несчастны, они замечают только бесконечный дождь, лужи, грязь, хмурость, серость. И, кажется, до счастья еще так далеко.
Жоре же для счастья нужны были только одни глаза. Как говорил Дёма, грязно-болотные.
Как видел Жора - цвета гречишного мёда.
Он влюбился в эти глаза с первого взгляда, как только Дёма переступил порог их класса.
Щурясь, надменно оглядывая своих будущих одноклассников, ухмыляясь, он вошел в класс и сел на свободное место. Свободное место было не единственным - Жора сидел один, но Дёма выбрал место рядом с Мишаней Красновым.
Внезапно уколовшая обида и ревность заставили тогда Жору уткнуться носом в тетрадь и стараться не обращать внимания на новенького.
Дёма быстро заработал в школе авторитет. Он был по жизни массовиком-затейником и шутником, поэтому почти сразу становился душой любой компании.
Жора часто думал о том, что ему, помимо "списать" больше нечего предложить Дёме.
Он был отличником, ходил в музыкальную школу, на курсы французского языка и занимался теннисом. Свободного времени, чтобы влиться в компанию, которую создал вокруг себя Дёма, не было.
Они же после школы постоянно "зависали" на стадионах и детских площадках, пили пиво.
Шанс представился довольно скоро - в школе собрали команду КВН. Дёма сразу вызвался участвовать, писать шутки, быть капитаном команды, ставить номера и все, что только можно было на себя взять. Из-за огромной нагрузки, времени на учебу совсем не оставалось, так как доверить какое-либо дело другому Дёма просто не мог.
Он и так не особо блистал своими знаниями, а теперь вообще скатился на бесконечные двойки. Это заметили и родители, и учителя.
И однажды классный руководитель оставила Дёму и Жору после уроков и попросила Жору подтянуть незадачливого одноклассника хотя бы на прежний уровень.
Счастью Жоры не было предела, однако в силу пацанского максимализма он лишь опустил голову и буркнул в ответ: "Делать мне, что ли больше нечего?"
На что учительница справедливо заметила, что на предстоящих каникулах за неимением у него друзей делать будет как раз таки нечего.
Дёма катал во рту жвачку, сунув руки в зеленые брюки с карманами, закатывал глаза и был явно не в восторге от перспективы - провести каникулы в компании "ботана".
Но и родители, и учителя были непреклонны.
И вот, в начале каникул Дёма оказался на пороге Жориной квартиры. Родители были на работе, младший брат был отправлен на каникулы за границу.
Жора так волновался, что не мог попасть ключом в замочную скважину, чувствуя плечом исходящий от Дёминого тела жар.
-Да что ты там ковыряешься? - жахнуло над ухом и заставило заволноваться еще сильнее.
-Сейчас, - пролепетал в ответ Жора и наконец справился с замком. Дверь открылась и он пропустил Дёму в свою квартиру.
Обстановка восхитила Дёму, внутренне заставив проснуться зависть - на полу паркет, высокие потолки, резные арки, длиннющий коридор, 4 комнаты, 2 балкона и огромная кухня.
Они прошли в комнату Жоры, где сели на полу с бутербродами и кофе, и обложились книжками.
Прошло больше часа, Жора читал ему в слух про ядерную энергетику, а Дёма валялся на полу с задранной футболкой, закинув руки за голову и перекатывал языком на губах большую зеленую виноградину, оторванную от большой грозди, лежащей здесь же на тарелке.
-Мммм....-протянул он, лопая ее губами. Брызги разлетелись, попадая на его щеки лоб, волосы.- Скукота...-он сел, пережевывая мякоть.
Жора оторвался от чтения и посмотрел на него. Темные, какого-то красно-шоколадного оттенка, взъерошенные волосы, серая футболка с мокрыми пятнышками от брызг, загорелое лицо и руки, все в мелких шрамах. Он сглотнул подошедший к горлу ком.
-У меня есть идея получше, - Дёма заговорщицки прищурил глаз, вскакивая на ноги, и ушел в большую комнату. Вернулся он оттуда с бутылкой ликера.
-Это...это родителей, - неловко пролепетал Жора, глядя на него.
-Да ну и что? Там столько всего, они даже не заметят! - и он был прав. Разномастного алкоголя в квартире было пруд пруди, хоть упейся. Но отец давно завязал, мать коллекционировала. Внимание на состав коллекции никто не обращал.
-Ну...-Жора помялся. - Ну ладно, - впервые улыбнулся Дёме своей искренней улыбкой.
Дёма внимательно посмотрел на него, чуть удивленно, будто увидев что-то необычное, что заставило его задуматься.
Жора принял это на свой счет и быстро отвел взгляд, вставая на ноги.
-Я тогда рюмки принесу...-и так и не подняв головы жора ушел на кухню. Откуда вернулся с двумя квадратными стаканами. - Рюмок не нашел, - пожал он плечами.
-Сойдет! - Дёма уже лежал на прежнем месте, сворачивая бутылке голову. - Иди сюда! - он хлопнул по ковру рядом с собой и отложил пробку в сторону.
Жора опустился на пол рядом с ним и поставил между ними два стакана. Дёма, по-хозяйски, деловито налил в них по половине и отставил бутылку в сторону.
Они взял каждый по стакану.
-Вообще-то я не пью... - зачем-то сказал Жора и тут же пожалел об этом.
-Ну, всё бывает в первый раз, - Дёма хохотнул и сделал глоток.
Жора последовал его примеру. Ликер приятно сахарился на губах, вязкой жидкостью проникая в рот, обволакивая язык и скатываясь по горлу.
Внутри тут же разлилось тепло, кончики пальцев защипало, мышцы расслабились, заставляя прикладывать усилия для движения.
-Вкуснятина, - облизнулся Дёма и улыбнулся Жоре.
Жора тоже улыбнулся в ответ, чувствуя себя раскованней.
-Может да ну эту физику? Давай сыграем в карты? Я много фокусов знаю, - вдруг предложил Дёма и в надежде заглянул в его глаза.
-Давай, - неожиданно для себя согласился Жора и взял с полки новую колоду карт.
Дёма быстро перетасовал их и раздал.
Играли сначала на интерес. В перерывах Дёма показывал Жоре фокусы, заставляя угадывать секрет.
Ликер в бутылке уменьшался - они уже пили по второму стакану.
Как раз пришло время играть на желание. Жора изо всех сил старался собрать мысли и выиграть, во что бы то ни стало. Он уже знал, какое загадает желание.
Удача улыбнулась Жоре, но, как ему показалось, Дёма поддался специально.
-Ну?..- наигранно обреченно спросил Дёма, откидываясь на локти.
Жора долго смотрел ему в глаза, а потом выпалил:
-Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Будь что будет, думал он. Больше ждать не было сил. Хотелось прижаться губами к этим сладким алым подушечкам, потрогать их языком. Голова кружилась, он сам себе не верил.
Дёма внимательно смотрел на него, выждал паузу. Потом резко сел, потянулся к нему, прижимая его спиной к стене, и коснулся своими губами его губ.
В этот момент внутри всё задрожало, хотелось все вернуть обратно, отменить свое желание. Тело прошило, будто электрическим разрядом, и он, маленьким светящимся шариком, бился теперь в черепную коробку, пытаясь вырваться на волю.
Жора уперся ладонями в плечи Дёмы, пытаясь его оттолкнуть, но у него ничего не вышло, да и сдался он довольно быстро...
Это был его первый поцелуй. Он даже и не представлял, что он будет таким, с мальчиком, да еще и с тем самым, о котором так долго мечтал.
Губы Дёмы были сладкими, более опытными. Его горячий язык нагло протиснулся между зубами Жоры и нашел его, такой же горячий и шершавый.
Дыхание обоих участилось, обжигая щеки, молодое сердечко колотилось так, будто готово было пробить собой грудную клетку и выпорхнуть в приоткрытую форточку.
Они целовались, изучая движения друг друга, оттачивая их, делая более ловкими, до самого вечера, забыв про истинную причину встречи.
Дёма ушел домой только тогда, когда с работы вернулись Жорины родители.
На прощание, на лестничной клетке, они долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.
Улики скрыть удалось, родители ничего не заподозрили.
Весь вечер Жора, лежа в постели, вспоминал прикосновение Дёминых сладких губ и ожесточенно теребил признак своей мужественности. В 15 лет гормоны зашкаливали, пульсируя в мозгу, гудя в ушах, груди.
Он вспоминал не только сегодняшний поцелуй, он вспоминал так же моменты из их общей школьной жизни - капельки пота на его висках в спорт зале, пружинящие прыжки с мячом к корзине, оголенную поясницу - его кофта неизменно задиралась, когда Дёма вставал на цыпочки, чтобы дотянуться до, стоящего на шкафу, цветка.
Он не ожидал бесцеремонного Дёминого звонка в домофон на следующий день.
С этого дня они проводили вместе каждую минуту свободного времени.
То, что происходило между ними, никогда не обговаривалось в слух. Им было достаточно негласных, невербальных признаний другу другу в своей симпатии и неожиданно возникшей привязанности.
Дёма признался ему только в том, что давно обратил на него внимание и всегда знал, что он не просто "ботаник", как считало большинство.
И Жора не был "ботаником". Он смог полностью раскрыться перед этим развязным, вечно смеющимся мальчишкой, показать свое остроумие, рассказать о своих истинных увлечениях.
Они с утра до вечера по выходным шлялись по улицам, только вдвоем, Дёма не звал своих друзей - ему так же было достаточно общества своего нового друга.
Между ними оказалось много общего. Они оба фанатично любили кино, могли спорить до срыва голоса, а потом вместе смеяться этой глупости.
Так же они оба превосходно плавали и делали это при любом удобном случае. И оба довольно не плохо катались на коньках. Разве что Дёме хватало роликов, а Жора был предан льду и лезвиям, вместо каучуковых колес. Это стало поводом для первого, так называемого, "свидания". Они вместе пошли на каток.
Там можно было не стесняться хватать друг друга за руки и иногда прижимать к себе - все-таки лёд и неуклюжесть делали своё дело.
А потом вместе, с отбитыми руками, ногами и попами, они шли по темной улице домой к Жоре - родители давно были знакомы с Дёмой и были рады тому, что у их сына наконец появился лучший друг. И были абсолютно не против того, чтобы Дёма оставался у них ночевать.
Каникулы подходили к концу и Жора, со страхом, ждал начала школы.
Но на его удивление ничего не изменилось. Точнее, изменилось, кардинально изменилось. Дёма пересел за его парту, мотивируя это тем, что так удобнее будет списывать. Нет, он не скрывал от своих друзей, что подружился с Жорой. Но он не мог удержаться от очередного подкола в его адрес. Ему безумно нравилось смотреть, как Жора краснеет, ревнует, злится, обижается. Но он по натуре своей был отходчивый и мягкий, издеваться и шутить над ним можно было легко и беспрепятственно.
Потому что потом, на перемене, в школьном туалете за закрытой дверью, вся обида улетучивалась, Жора таял, размокал, смотрел масляно и влюблено.
С этого момента он начал вести личный дневник, куда записывал все свои переживания, чувства, эмоции. Ему нужен был поверенный в его тайнах, хотелось поделиться с кем-то своей бесконечной радостью.
Он думал о нём днём и ночью, особенно ночью - стоило ему закрыть глаза, как перед ним рисовался образ Дёмы. Жилистое упругое тело, острые костяшки бедер, плоский живот с дорожкой темных волос, идущей от линии джинсов к пупку - все это заставляло его тело напрягаться, глаза зажмуриваться, а руку неустанно блуждать по вставшему члену, чтобы унять это сумасшедшее возбуждение.
Однажды родители Жоры уехали в командировку на три дня по делам, оставив Жору одного. Тимура - его брата - они отправили к бабушке по маминой линии.
Отношения в семье у Жоры вообще складывались довольно странно. Его младший брат Тимур считался юным дарованием, гением, ребенком "индиго". Так матери сказала какая-то гадалка. И мать свято верила это, холила и лелеяла своего второго отпрыска. Строго воспрещалось на него кричать, заставлять что-либо делать и принуждать.
А юное дарование делало что хотело - прогуливало школу, курило, потягивало пиво в свои тринадцать лет и даже покуривало травку с пацанвой в подъездах.
Это все оставалось незамеченным одетой в розовые очки матерью. Она подсовывала Тиме листочки-карандашики, книжки и все, что могло как-то развить ее ребенка и указать ей - простой смертной - в чем все-таки талант ее маленького гения и не упустила ли она чего.
Но Тиме было абсолютно пофигу на всю эту муру, он хотел только играть на компьютере и таскаться по улицам с друзьями.
За что он ненавидел своего старшего брата - сложно было сказать.
К Жоре в семье было другое отношение. В него абсолютно не верили и толкали на всевозможные курсы только потому, что ему само с неба, как Тиме, не упадет, ему придется зубрить и корпеть над книжками, чтобы хоть чего-то в жизни добиться и не позорить семью. Ему же наоборот все давалось легко. Хоть он и ненавидел музыку, ходил туда только потому, что у него не было выбора. Старая учительница относилась к ученикам как к бездарям и всероссийскому позору, била по рукам линейкой, постоянно орала, когда ученик брал не ту ноту. Для Жоры музыка была пыткой, несмотря на то, что у него был абсолютный слух и он легко запоминал партии.
С физическим развитием так же не было проблем, поэтому теннис так же был для него довольно легким времяпрепровождением. И даже языки - и те давались ему легко. Он пил залпом новые знания, умел их применять, схватывал на лету.
Но его успехи всегда оставались незамеченными. До тенниса он ходил на рисование, рисовал довольно не плохо, получил даже какие-то грамоты на конкурсах. Родители никак не отметили этот факт, и интерес Жоры к рисованию быстро угас. Видя это, мать верещала, что тратит на него бешеные деньги, а он, неблагодарная свинья, еще нос воротит. Но отец встал на сторону сына в этот раз - не хочет, пусть не ходит.
С отцом у Жоры отношения всегда складывались лучше, чем с матерью. Он к нему тянулся, любил его, уважал, слушался, стараясь выполнять все его указания. Хоть отец частенько его бил. Когда он попадал под горячую руку, или же Тима его подставлял, сваливая на него свою вину, или еще за какие провинности.
А когда отец уходил в запой - начинался настоящий ад. Мать собирала манатки, паковала своего ненаглядного сыночка Тимура и сваливала к бабушке, оставляя Жору один на один с пьяным отцом.
Мотивировала она это своей ревностью к родительскому авторитету, мол, любишь его - вот и сиди с ним.
Но, даже не смотря на все это, Жора старался сохранить в семье хорошие отношения, старался не обижаться, во всяком случае, он никогда не показывал этого.
Тиме в семье доставалось все - подарки на праздники те, что он пожелает, поездки заграницу. Жора же на всю жизнь запомнил урок с велосипедом и больше никогда ни о чем не просил.
Однажды ближе ко дню рождения Жора аккуратно пытался за столом или просто, проходя по квартире, намекать, что он хочет велосипед, какой, сколько он примерно стоит - выбирал самый дешевый, чтобы уж наверняка.
Отец многозначительно изрек: "Я подумаю", и Жора остаток времени до дня рождения ходил как отполированный полтинник.
Но на день рождения его ждало разочарование - подарком ему была книга о жителях морских глубин. Он едва удержался, чтобы не расплакаться. Поджал губы и выдавил из себя улыбку и стандартное: "Спасибо большое, да, очень нравится, да, то, что хотел, да".
Но больше всего его обидело то, что спустя пару месяцев на день рождения Тиме был подарен новый мобильный телефон.
Тогда он решил сам во что бы то ни стало заработать себе на велосипед. Он разносил газеты, клеил объявления, помогал с переездами и в итоге к концу весны он купил сам себе новый красный велосипед. Счастью ребенка не было предела. Но в семье это, опять же, осталось незамеченным.
Жора не стал тогда придавать этому большое значение, чтобы не портить впечатление от собственного маленького праздника.
Так вот однажды, родители Жоры уехали в командировку и оставили его одного.
Он не преминул этим воспользоваться и пригласил домой Дёму.
Дёму - человечка, без которого больше не видел своей жизни, который стал "лучом света в тёмном царстве", как когда-то писал Добролюбов.
Он чувствовал отдачу, чувствовал взаимность. Никогда в жизни с ним такого не было. Это было по-настоящему ново - его любили, любили в ответ и просто, "за" и "вопреки", его тоже любили. И он знал это, точно знал. Хоть и ни разу не слышал.
Заграбастав холодного с улицы Дёму в свою тёплую постель, он начал отогревать его своим горячим телом, жар которого проходил через клетчатую тонкую пижаму.
Позволял Дёме запустить ледяные руки ему под кофту, греть их о его горячую спину и грудь, боролся с нарастающей дрожью, гладил его по грязным сальным волосам и улыбался.
А Дёма шмыгал красным носом, улыбался в ответ и вжимал его в постель.
В этот момент они оба поняли - пора. Тот день настал. И бороться со своими желаниями больше нет сил.
Они хотели друг друга больше, чем все, что могли хотеть мальчишки в их возрасте.
"Нас с тобою ведь интересует - меня твоё, тебя моё тело" - строчка из песни, играющая в голове у обоих.
Руки Жоры, уже совершенно не стесняясь, стянули с Дёмы колючий свитер и сбросили его на пол.
Дёма смотрел ему в глаза потемневшим, мутным от желания взглядом, а руки сами по себе шарили в поисках края его кофты.
Жора не мог больше ждать, он стянул с себя её сам, отбрасывая в сторону, на середину комнаты и принялся за пряжку Дёминых джинсов.
Она долго не поддавалась дрожащим от перевозбуждения пальцам, но вскоре ему всё же удалось с ней справиться. Дальше тугая пуговица сдалась быстрее.
Все движения были, будто, в спешке, сопровождались сбивчивым дыханием, руки дергали не аккуратно, губы бесцельно тыкались в обнажающиеся кусочки кожи.
Как только вся одежда, кроме белья, была вытеснена из-под одеяла, они оба замерли, вдруг осознав серьезность момента, свою собственную зажатость и неопытность.
Жора помолчал немного и решительно встал.
-Я сейчас, - он вышел из комнаты и вскоре вернулся с баночкой маминого крема.
Жора залез обратно в кровать.
-Это чтобы...ну...всё получилось, - стального цвета глаза смотрели серьезно и уверенно, что даже Дёме стало спокойней.
Он забрал баночку у Жоры, мельком разглядывая название и понимая, что совершенно не знает, что делать и с чего начинать.
Только догадывается. В общих чертах.
Но и здесь Жора пришел к нему на помощь. Он в очередной раз поцеловал его в губы, посмотрел в глаза и повернулся к нему спиной, ложась на бок.
Дыхание было шумным и тяжелым, из-за него было не слышно, как ухают об грудную клетку их сердца.
-Так будет проще, на первый раз...я читал.
Дёма облизал вмиг пересохшие губы и встал на колени. Одеяло скользнуло с него вниз.
Он спустил свои трусы до колен, освобождая стоящий колом немаленький член, влажный от смазки.
Жора мельком обернулся на него, увидев его обнаженным, в его глазах потемнело, во рту пересохло. Он проглотил подошедший к горлу ком и спустил свои трусы, оголяя круглые упругие ягодицы.
Дёма катнул во рту накопившуюся слюну, протянул руку и погладил его по обнаженной попе.
Жора вздрогнул от неожиданности, как от электрического разряда и весь напрягся, хотя точно знал - нужно расслабиться.
Дёма отвернул крышку у баночки. В ноздри ударил приятный цветочный запах. Взял небольшое количество крема, нанес его себе по всей длине члена.
Взял еще небольшое количество, точно не зная, сколько нужно, поставил баночку на подоконник и прилег рядом с Жорой.
Рука скользнула под одеяло, снова погладив упругий холмик с бархатной гладкой кожей.
Осторожно раздвинув его ягодицы и задержав дыхание, Дёма коснулся пальцами его маленькой и узкой дырочки. Жора снова вздрогнул и закрыл глаза, дыша ртом. Он ждал этого, он хотел, он готовился к этому весь день в ванной. Он знал наверняка, что сегодня это наконец произойдет.
Дёма облизал губы и придвинулся ближе, надавливая пальцами на его сжатое колечко мышц и вымазывая его в креме.
Придвинувшись еще ближе, он протолкнул свой член между его ягодиц и Жора почувствовал, как головка члена упирается в его дырочку.
-Только ты...это... -сбивчиво заговорил он. - Осторожно, ладно?
-Ладно, - шепотом ответил ему Дёма и толкнулся бедрами вперед, не ослабляя давления, нажимая членом на его анус, стараясь проникнуть в него хоть немного.
Жора часто задышал, почувствовав приближающуюся, но пока терпимую боль.
-Не больно? - поинтересовался у него Дёма, продолжая движение и прижимая его бедра к себе.
-Немного, - честно ответил Жора, и вдруг, неожиданно для самого себя, нагнулся сильнее и подался бедрами назад, навстречу ему.
Головка члена проскользнула в него, Дёма ахнул, а Жора, обволакивая ее своей тугой горячей плотью, стиснул зубы и зажмурил глаза, стараясь сдержать стон, который все равно вырвался наружу сдавленным пищанием.
Он резко и коротко выдохнул и глубоко вдохнул, упираясь головой в стену.
Дёма положил руки на его бедра и качнул своими, вставляя ему наполовину.
Жора боролся с болью размеренным дыханием, сжимая пальцами простынь, сжимая зубы, чуть ли не кроша их в пыль.
В следующий толчок член вошел в него полностью, заставив Дёму простонать от наслаждения, которое доставляла ему плотно сжавшая его достоинство плоть Жоры.
Не имея возможности церемониться дальше, он сразу начал часто двигаться, вырабатывая определенный ритм под дыхание.
Жора чувствовал, как он толкается внутри него, чувствовал как волнами откатывает боль, призывая новые ощущения, которые он никогда раньше не испытывал..
Это чувство полной зависимости, стыда, унижения, доверия, безвольности и обожания одновременно кружили голову и туманили мысли.
Он нагнулся еще сильнее, отставляя свою попку, упираясь руками в стену и полностью растворяясь в ощущениях. Какая-то задеваемая Дёмой точка внутри него не давала ему вернуться в сознание реальности, заставляя мысли путаться, бежать из сумасшедшей головы.
Из его губ вырвался первый стон наслаждения, который он как ни старался не смог удержать. Дёма почувствовал свободу и тоже перестал стесняться, постанывая и хрипя, двигаясь быстрее, жестче, раскачивая, растягивая его дырочку.
Стоны стали частыми, безудержными, Жора жмурился, гладил рукой свой член, мычал, губы чесались от вибрации.
Ощущения внизу живота и внутри себя смешивались в одно целое, готовое взорваться фейерверком оргазма.
В этот день они не отпускали друг друга ни на минуту, продолжая трогать, тискать, менять позы, уже предлагая их вслух. Жора был не против, вставал так, как просил Дёма, забрасывал на него ноги, заставляя держать.
После, вместе принимая душ, они, вопреки своим ожиданиям, совершенно не боялись смотреть друг другу в глаза, даже наоборот, стали вести себя более раскованно, мыли друг друга, пенили шампуни на волосах, дурачились, писали всякое на зеркале, смеялись.
Вытерев себя насухо, они вернулись в горячую постель.
В комнате явственно чувствовался запах секса, он нравился обоим, возбуждал.
Дёма лёг на спину и закинул руки за голову.
-Слушай...а может ты...-начал он и замолчал.
Жора вопросительно на него посмотрел.
Не сумев подобрать слова, Дёма подвигал языком по внутренней стороне щеки.
Жора понял его намек, но краской не занялся, напротив, отреагировал на это совершенно спокойно.
-Я сам хотел предложить, - улыбнулся ему с прищуром хитрых завораживающих глаз и скрылся под одеялом.
Дёма почувствовал как его рука обхватывает его уже снова стоящий член и стянул одеяло с его головы.
-Я хочу смотреть, - пояснил он свои действия.
Жора усмехнулся, глянув ему в глаза, и снова перевел взгляд на его член. Он был большой, влажный и пах чем-то сладковатым, молочным.
Он коснулся языком его головки, вобрал его в себя, насколько хватило во рту места, одновременно сжимая его ладонью и двигая рукой вслед за движением губ.
Во рту сразу стало много слюны. Он аккуратно проглотил ее, стараясь не задеть зубами нежную кожу.
Губы плотно сомкнулись на его стволе, язык продолжал поглаживать его. Он двинулся вниз к его основанию и, почувствовав его у горла, двинулся назад, определив для себя расстояние.
Облизав его таким образом, он начал посасывать его, двигаясь по нему от основания к концу, втягивая щеки и сглатывая появляющуюся во рту жидкость.
Дёма закрыл глаза, выгибая спину, и застонал, запуская пальцы в его волосы.
-Да...-Дёма начал гладить Жору по голове, направляя ее. - Да, вот так...соси, мой хороший...-шептал он.
А Жоре нравились эти одобрительные поглаживания, возбуждали произносимые им слова.
Когда Дёма кончил, Жора попытался отстраниться, так как точно подгадал этот момент, но рука Дёмы на затылке не дала ему этого сделать.
В его рот трижды выстрелила сперма Дёмы, вязкая, густая, чуть сладковатая, она стекала вниз, в его горло.
Он глотал и думал, что один период его отношений начался со сладкого и густого ликёра. Теперь они встали на новую ступень. Она пьянила не меньше алкоголя.
После этого случая они трахались везде. В школе в туалете, дома перед школой, когда заходили друг за другом по утрам, в лифтах и темных подъездах.
Они не могли насытиться друг другом, не могли не прикасаться, не могли не целовать, не могли не смотреть в глаза.
Признание в любви они сделали друг другу совершенно неожиданно, сидя на лавочке в московском саду Эрмитаж.
Была весна, май, учиться никто не хотел, все уже были в предвкушении летних каникул.
Держа руки в карманах бежевых широких брюк с карманами, Дема щурился от солнца, сидел, развалившись на деревянной лавке, прислонившись к спинке.
Солнечным в тот день было все - его рыжая клетчатая рубашка, золотые блики на его волосах, взгляд. Жора сидел на лавочке рядом с ним, пожав под себя одну ногу, и упоенно рассказывал о чем-то, иногда невнятно произнося слова из-за зажатой за щекой конфеты, белая палочка которой торчала изо рта.
-Я тебя люблю, - произнёс Дёма ровным будничным голосом. Будто не признавался в своих чувствах, а просил зажигалку.
Эта фраза заставила Жору замолчать. Он хлопал глазами, глядя не его невозмутимое выражение лица.
-И я тебя, - ответил он, наконец, немного растерянным голосом.
Так началась их эпоха откровенной любви. Важной, нужной, трепетной.
Дёма не раз защищал его от нападок сверстников, часто говорил, что любому перегрызет горло, если кто вздумает обидеть его любимого человечка.
Жоре было приятно, он верил ему, смотрел открыто, говорил всегда искренне.
Родители не понимали такой перемены в сыне. Он отчего-то вдруг стал таким светящимся, радостным, улыбчивым. Перестал говорить что либо поперек вообще, не вступал ни в какие конфликты.
Единственное, о чем он попросил - это остаться на лето в Москве. Родители удивились, но препятствовать не стали.
Они остались на всё лето в городе одни. Друзья разъехались по дачам, лагерям, санаториям. Но им было абсолютно плевать. Они ходили на местное водохранилище, купались, загорали, катались на велосипедах, ходили в кино. Даже однажды ездили вместе с Дёмиными родителями на дачу, где поймали ёжика, побили все колени о гравий, наелись до отвала шашлыка и загорели, будто на курорте.
Ссоры, конечно, были. До истерик, до драки, до молчания друг на друга в течении нескольких часов. Но это вовсе не омрачало их хрупкого, тщательного спрятанного счастья.
Они были вместе два года. Беда грохнула неожиданно, как обухом по голове.

Осень. Холодная, нудная - такой она стала после случившегося.
А тогда, в тот день, за окном светило солнце, теплый ветерок гонял по асфальту опавшие листья. Хотелось поскорее сбежать из этого душного класса. Слова учителя совершенно не укладывались в голове.
Вместо того, чтобы слушать его, Жора рисовал в своем дневнике. Синей шариковой ручкой рисовал высотный дом напротив школы, маленькие домишки, окружающие его, школьный двор. Все схематично, жирно выделяя края, штрихуя.
Увлечённый этим занятием, он не заметил подошедшего учителя. Он постоял над Жорой какое-то время и вдруг неожиданно выдернул тетрадь.
Жора резко вскинул голову, пытаясь выхватить тетрадь из его рук.
-Отдайте! - беспомощный взмах руками.
-Сейчас посмотрим, чем ты занимаешься вместо уроков, - в голосе учителя прозвенела сталь оскорбленного до глубины души человека.
Он открыл тетрадь на произвольной странице. Сердце Жоры ухнуло и провалилось.
-Когда я его вижу, внутри меня всё начинает дрожать. Я не могу себя контролировать. Его запах кружит мне голову... - начал читать учитель вслух. Уши Жоры загорелись, лицо залилось краской. В это время, учитель перевернул несколько страниц. - Сегодня у нас был секс...
На этих словах Жора вскочил со стула и выбежал из класса.
По горячим щекам ручьем бежали слезы. Оставив в школе сумку, он выбежал из здания.
Дёма какое-то время сидел на месте, ошарашенный подобной выходкой учителя.
Потом уверенно встал, брови его сдвинулись на переносице. Не слушая, что говорит преподаватель, он забрал вещи Жоры, свои и вышел из класса.
Пробежал по коридору, спустился вниз. Не найдя его, он забрал их куртки и вышел из здания школы.
Жору он нашел на детской площадке перед парком. Он сидел на лавке, уткнув лицо в сложенные на коленях руки.
Дёма положил вещи на лавку рядом с ним.
-Родной мой... - он погладил Жору по голове. - Не плачь. Всё будет хорошо. Не обращай внимания на них. - Мы что-нибудь обязательно придумаем.
И тогда Жора поверил этому спокойному голосу, этим нежным прикосновениях к своим волосам.

Придя домой, он понял - всё пропало.
Родители сидели на кухне. Отец, одев очки, читал его дневник. Мать курила у окна. Тима вертелся на стуле и похабно скалился.
Жора уронил сумку на пол.
-Ты...педик? - отец поднял на него глаза. - Мой сын - педик? - голос был спокойны, что непредвещало ничего хорошего.
-Нет, Володя, ты посмотри на него! - не выдержала и заверещала мать. - Я его растила, одевала, кормила, а он! Что ты смотришь, скотина не благодарная?! Ублюдок! Самый настоящий выродок! Я с самого начала знала, что ты с гнильцой! Но что такое можно от тебя ожидать!...Это же уму не постижимо!- мать переходила на ультразвук, махала руками, плевалась, глаза были полны ярости и какой-то жгучей ненависти.
Жора молча стоял, руки безвольно повисли вдоль тела. В глазах уже не стояли слезы. Взгляд стал пустым и безучастным.
Отец поднялся. По спине Жоры пробежал холодок, но он не двинулся с места.
Владимир Натанович в несколько шагов преодолел разделяющее их расстояние, остановившись вплотную перед ним.
-Пап, я... - шепотом начал Жора, но тут же получил сильный обжигающий удар по лицу, который заставил его отшагнуть в бок и удариться о, стоящий в коридоре, шкаф-купе.
-Заткнись, - жестко приказал отец.
И тут Жору как плетью стегануло.
-Ублюдок, - повторил он слова матери.
Это слово, сказанное отцом, начисто лишило Жору чувства самосохранения, выбило из колеи. Все вокруг стало, будто, вмиг ненастоящим.
Он уже не обращал никакого внимания на сыплющиеся на него удары.
Помнил, что упал на колени. Помнил яркую ослепляющую боль в животе и спине. Помнил запах ковровой дорожки и солоноватый привкус крови. Издалека откуда-то были слышны визги матери, злорадные смешки брата, жестокие слова отца.
Самих слов он не помнил, помнил только, чтобы было очень больно. Больнее, чем от его сильных ног, бьющих по незащищенным местам.
Когда его заперли в комнате, он первым делом бросился к компьютеру - написать Дёме, всё ему рассказать. Но тот не включался. Отсутствовали все провода.
Жора обессилено упал на кровать. По щекам снова потекли слёзы.
Мобильный телефон так же остался за дверью его комнаты.
Но надежда на лучшее не пропадала. Он прилёг на кровать. Тело болело, но ему было плевать. Он надеялся, что это и будет служить наказанием. И боялся себе представить, что будет, если им с Дёмой запретят видеться.
На следующий день в комнату вошёл отец и сообщил ему, что они с матерью решили отправить его в Ростовскую область, в специализированный интернат. Не обычный, для отказников. А интернат для детишек из богатых семей, с должным образованием, в котором осуществляется усиленная подготовка к поступлению, с большой территорией, практически ресторанной едой, со своим бассейном, теннисным кортом. В общем, где созданы все условия для неплохой жизни и учёбы.
-Это не обсуждается, - добавил жестко Владимир Натанович, увидев, что Жора хочет что-то возразить. - Я уже направил туда твои документы. После завтра выезжаем, - за отцом закрылась дверь.
Эта новость оглушила Жору, заставила безвольно лечь.
Он не знал ничего о Дёме, Дёма не знал ничего о нём. Пытался ли он позвонить? Что сказали ему родители?
И самое главное - как дальше жить?
Он знал, что если отец сказал, то он обязательно сделает то, что обещал.
Ему ничто не помешает.
Перед подростком встал по-взрослому тяжелый и серьезный выбор - жить без него или умереть?
Умирать было страшно. Тем более, он не знал, о чём сейчас думает его любимый, знает ли он о планах родителей.
Он точно знал, что это станет для него ударом. Но так же точно знал, что не сможет жить там. Один, без него.
В голове всплыли все воспоминания из детства. Появилось четкое осознание того, что он никогда никому нужен не был. В него никогда никто не верил. Его никогда никто не любил. Всю жизнь его душили, ломали, принижали.
И только появился тот человек, которого он ждал всю свою жизнь, как его тут же хотят забрать, отнять у него, опять сделать ему больно, специально заставив страдать.
Но сердце его было не железным, оно не могло выдерживать такие пытки одну за одной, подряд.

Спустя полчаса после того, как за матерью закрылась дверь, он медленно встал.
Ноги были ватными, руки не слушались.
Он вышел из комнаты, медленно, словно в бреду, держась за стенку, прошел в ванну.
Он даже не почувствовал на себе пристального отцовского взгляда. Закрыв за собой дверь, он повернул замок. Прислонился к ней спиной и запрокинул голову.
Постояв так пару минут, он шагнул к шкафчику над раковиной. Посмотрел на себя в зеркало. Темные спутанные волосы, слегка вьющиеся. Под серыми глазами темные круги. Губы потрескались. В уголке рта запеклась кровь.
Он открыл дверцу, убирая свое отражение.
Там стояли пузырьки с различными мамиными лекарствами. Она была любительница таблеток - от бессонницы, успокоительных, антидепрессантов и прочего.
Он знал, что от гомеопатии еще никто не умирал, поэтому сразу убрал эти пузырьки в сторону. Нашел действительно сильные препараты, достал их, и, не закрыв шкафчик, сел на пол, прислонившись к бортику в ванной.
-Ты же простишь меня?.. - шепотом спросил он вслух. Протянул руку, крутанул кран. Вода зашумела, не давая возможность извне слышать происходящее в ванной.
-Ты должен понять меня, родной...- шептал он, читая надписи на пузырьках. - Я не смогу так больше жить. Не смогу, ты знаешь... Я люблю тебя, - он высыпал на ладонь горсть таблеток из разных пузырьков, проглотил подошедший к горлу ком, тряхнул головой, убирая челку с лица.
-Хорошо, что все произошло сейчас, когда...вся жизнь впереди. У тебя есть шанс вырваться. Ты обязательно поступишь в ВУЗ, на актёрский, как ты и хотел...А у меня нет шанса. И никогда не было. Ты простишь меня. Ты справишься...-он вытер ладонью бегущие по щекам слёзы. Посмотрел на таблетки и быстро, чтобы не оставить себе выбора, все закинул себе в рот. Поднялся, схватившись за раковину и запил водой из-под крана. Постоял немного и закрыл шкафчик. Снова посмотрел на себя в зеркало. Усмехнулся своему отражению, мысленно прощаясь сам с собой. Выключил воду, вытер лицо и руки и вышел из ванной. Так же медленно вернулся в свою комнату и лёг обратно.
Открыв глаза, он посмотрел в потолок.
-Простите меня...мама...папа...- беззвучно шевелил он губами. - Я и вас тоже любил.
Потолок начал медленное движение по кругу. Жора закрыл глаза, чувствуя, что голова кружится, его начинает клонить в сон. Из уголков глаз стекли последние слезинки.
Он снова беззвучно прошептал одними губами:
-Любви у меня много.... Хватило бы на всех...

Вопрос: Понравилось?

1. Да		9	(81.82%)
2. Нет		2	(18.18%)
Всего:		11

@темы: история о любви, проза, эротика, рассказ, драма

---

Хранитель гробницы

[Clavicula]

Я жизни складываю к жизни,
И в суме получаю смерть,
Ведь жизнь всегда в дороговизне,
Цена вещей – их круговерть.

Но я храню её остатки,
Пергамент кожи берегу,
Пока душа чрез мостик шаткий,
Сойдёт на новом берегу.

Пока её не встретят боги,
И не прочтут те письмена,
Которыми мой слог убогий,
Прославил древних – имена.

И с каждым днём я всё угрюмей,
Гляжу на мёртвые тела,
Царей, жрецов – вернее мумий,
Чей сон окутывает мгла.

Что видят их теперь глазницы,
Мир потаённый или наш?
Или ничто, лишь я в гробнице,
Впадаю в святотатства – блажь!

И тень моя, как демон грозный,
Повсюду ходит по пятам,
И мне твердит: «Тебе ль не поздно?
Узнать воочию, что там!»

А я страшусь, старик усталый,
И посох устремляю в твердь,
Я сомневаюсь и, пожалуй,
Не тороплюсь увидеть смерть!

Пускай предамся укоризне,
И брошу вечности хулу,
Желаю я отнять у жизни,
Побольше к моему числу.

Вопрос: ?

1. +		2	(33.33%)
2. -		4	(66.67%)
Всего:		6

@темы: поэзия, исправлено

---

Наверное

[lunaris.]

Один лишь взмах уставших в неге крыл
И позади останется Земля,
Где я страдал, наверное, любил
И прожил жизнь, надеюсь, что не зря.

Меня зовёт далёкий небосвод
Разливом звёзд по млечному пути.
И хорошо, наверно, что не ждёт
Меня никто и я могу уйти.

И я уйду - вольюсь в кристальный свет!
В порывы ветра! В россыпь первых звёзд!
И получу, наверное, ответ,
Который будет чрезвычайно прост!

Один лишь взмах уставших в неге крыл!
Но я держу их цепко и терплю.
Наверно, потому что я любил.
Наверно, потому что я люблю.

Вопрос: Нравится?

1. Да		7	(58.33%)
2. Нет		5	(41.67%)
Всего:		12

@темы: поэзия

---

[скиннер курильщика]

Хитрый взгляд, подбородок острый, он со всеми всегда на "вы",
Он бессмертный, как коза ностра, он живее других живых,
Никому никогда не верен, разве только - судьбе своей.
Непонятно, каких кровей он, может, вовсе и без кровей.
Появляется ниоткуда в час, когда никого не ждешь,
Он, конечно, большой паскуда, но гляди - до чего хорош!
В нем намешаны все пороки, что могла бы я отыскать,
Да, такие на Рагнарёке за собой поведут войска,
Да, таких не заманишь в клетку, не заставишь одеть кольцо,
Он не будет марионеткой, он останется подлецом.
Он не может прожить в неволе, он не сможет сидеть в тени.

Что, знакомый портрет? До боли?
...И тебе не перезвонил?

Вопрос: Да?

1. Да.		12	(92.31%)
2. Нет.		1	(7.69%)
Всего:		13

@темы: поэзия

---

с-корабля-на-бал

[скиннер курильщика]

И дождь - не слезы, а пот со лба, и капли его легки.
И мы всю жизнь с корабля на бал, а с бала на рудники.
Чего желать и кого жалеть? Мы счастливы как никто,
Нам не сидится на корабле, дурацком, как шапито,
Где каждый в мыслях коварно мнит своим капитанский мост, -
Он тянет, словно большой магнит, сгребает ладонью в горсть,
Корабль Босха - для дураков, а мы ли не дураки?
И дождь - не слезы, а наша кровь, и капли ее легки.
Вот с этой точки пустись в бега, но помни, что я жива -
Нас бал, похожий на балаган, глотает, не прожевав.

Вопрос: Хорошо?

1. Да		7	(87.5%)
2. Нет		1	(12.5%)
Всего:		8

@темы: поэзия

---

Моя команда

[заморыш Седжал]

Аннотация: аутоагрессия, клоуны и водяное оружие.
Примечание автора: мне кажется, с этим текстом что-то не так.

Сладкий

Я стоял на стуле и разглядывал свою жалкую тень. Это был прекрасный солнечный день, в школе к обеду подавали булочки с изюмом, училка по алгебре не вышла на работу, как и обещала, и мы свалили с последнего урока. Вчера она сложила свои папки в сумку, а потом громко хлопнула ею по столу.
- Хватит! - заорала она. Только несколько человек повернулось к ней. Я, например, играл в "Пакман" на телефоне. В жопу алгебру - я давно для себя решил, что образование это не мое.
- Хватит с меня этой школы! - она опять хлопнула по столу своей большущей сумкой, весь класс захихикал, только я знал, что она права. С меня тоже хватит. Сегодня училка по алгебре наслаждается заслуженным отдыхом, а для меня настало время покончить со всем этим дерьмом. Бельевая веревка обнимала мою шею так крепко, будто она давно обо мне мечтала. Я, сказать по правде, тоже давно о ней мечтал. Только не так. Слишком жалко, слишком трусливо. Моя тень была похожа на висельника. Одного из тех неудачников, которых в старину отставляли болтаться на ветру до тех пор, пока они не превратятся в скелеты и не рассыпятся костями. Я разглядывал свою тень и представлял торчащие из земли белоснежные ребра. Однако, меня ждала более прозаичная смерть. Узел был отличный, осталось только выбить из-под себя стул, но я медлил. Любовался своей тенью в лучах собирающегося уже на покой солнца, тер шею, которая ужасно чесалась из-за туго завязанной веревки, тысячи мыслей роились в моей голове. Самых идиотских и нелепых мыслей. Я думал о том, что случится раньше - я умру или я обосрусь. И вдруг мамин чокнутый хахаль вернется сегодня раньше нее и надругается над моим трупом - мало ли на что он способен, он же фрик. Буду ли я уже вонять, когда меня обнаружат, и если буду, то продаст ли мама наш дом. Куда она денет мои вещи, а автографы знаменитостей, а коллекцию ниндзя из коробочек кукурузных хлопьев - я собрал их всех, наверняка они чего-то стоят. Я думал о деньгах, которые имею - не стоит ли мне их потратить перед смертью. Я думал о том, что ничего не останется после меня, кроме этой дурацкой коллекции игрушечных ниндзя. Я ведь совсем ничего не сделал, чтобы умереть.

Алик

Первый надрез я даже не почувствовал. Зато второй дался мне с трудом. Вид моей крови заставил меня запаниковать. Я будто вмиг превратился в пятилетнюю девочку, которая осталась одна-одинешенька в лесу. "Мамочка!" - захотел я крикнуть, - "Мамочка, я потерялся, помоги мне!". Было бы глупо звать на помощь, лежа голышом в ванне, вода в которой начинала окрашиваться моей кровью. "Мамочка, я порезался, когда брился!". Мне было так страшно, что я не мог пошевелиться. Полтора надреза, а мои пальцы уже онемели, руки затряслись, я чувствовал, что вот-вот обоссусь. "Мамочка, со мной что-то происходит! Где же ты?". Я старался глубоко дышать, старался вернуть самообладание, не выглядеть идиотом (и зачем я только разделся, я ведь умереть собрался, а не мыться, черт!), я занес лезвие над кровоточащим запястьем, но рука меня не слушалась, она просто зависла в воздухе, и я сидел и смотрел, как кровь вытекает из тоненьких разрезов навстречу воде, сливному отверстию, канализационным крысам. "Мамочка, мне больно!". Хотелось плакать и хохотать до потери голоса, как мне было стыдно. Трусливей меня никого нет, я не способен даже вскрыть себе вены. Кровь все текла и текла. Но я понимал, что я вряд ли умру. "Мамочка!..".
- Дорогой, тебя к телефону! - мамин голос прорвался сквозь преграду деревянной двери, сквозь занавеску с дельфинчиками, сквозь мое отупение. Я сделал еще один надрез.

Моби

Я сегодня очень торопился. Никогда я еще никуда так не торопился. Я люблю опаздывать, я всегда делаю это, даже если меня потом наказывают. Но на собственную смерть опаздывать не стоит. Я назначил себе на два. Я выбрал крышу. Точнее, она меня выбрала, и я этому рад. Прыгать с крыши гораздо веселее, чем резать себя или топить. Пару секунд я буду парить в воздухе, смогу испытать ощущение полной свободы, которое не ощущает никто, кроме самоубийц, прыгающих с крыши. Лететь вниз, зная, что умрешь, чувствовать, как воздух проходит через тебя, в последний раз разглядывать землю новыми глазами, сверху вниз, одна секунда длиной в пару часов, а то и дольше. Я долго выбирал саундтрек, а потом решил послать к черту музыку. Вместе со всей остальной планетой. Я сегодня послал столько людей и вещей, и привычек, больше, чем за всю свою жизнь. Я заикаюсь - ну и к черту, сегодня я умру, поэтому мне нихера не стыдно пойти и купить сигарет. "М-м-м-м-мож-н-н-но-но-но ммм-м-мнн-не-не-не п-п-пач-ку ссс-сиг-гаре-т-т? Ллл-л-лю-б-бых". Жаль, что я не смогу выпалить гневную тираду о том, как мне надоело жить, как меня достал этот мир и как я ненавижу молчать. Жаль, что "П-по-ш-шел т-т-ты" звучит не так круто, как "Пошел нахуй, тупой еблан, исписывающий своим дерьмом стены в туалете, когда никто не видит, а я видел, блять, ты ебаный извращенец, жрущий свое гавно!". Жаль, жаль, жаль. Когда хоронили деда, я только и слышал "Мне жаль", "О, мне так жаль", "Жаль". Я стоял там на кладбище, готовый свалиться от обезвоживания, выплакавший все, что было в моем организме, единственный, кому было по-настоящему жаль, и слушал лживые сочувствия тех, кто уже на следующий день готов был разорвать мою глотку за дедушкино наследство. Жалкий заика, вот кем они меня все считали. "Бог мой, как его угораздило облысеть в пятнадцать лет?". Им всем меня жаль. Я видел людей, мелких, как тараканы, шагающих по своим делам там, внизу, куда я упаду кровавой лепешкой через несколько минут. Я смотрел на этих людей и пытался проникнуть к ним в головы, головы, на которых растут волосы, головы, которые способны воспроизводить свою речь безо всяких трудностей. Вот бы вселиться в одного из них, я бы столько смог. Ветер сдул с меня бейсболку, она закружилась в воздухе и стала падать, я представил себя на ее месте, о чем бы я думал - "Еще чуть-чуть и будет нестерпимо, жутко, невозможно больно!". Я попытался представить эту боль, вгрызающуюся в меня сотней клыков, перемалывающую мои кости, вырывающую мои мышцы. Я сделал шаг назад. Для разбега, наверное. И тут в кармане завибрировал телефон. Буквы расплывались перед глазами, сердце нетерпеливо затолкалось, я нажал на "открыть сообщение": "Я не смог, черт!".

Снайпер

Все ждали, что я вытяну "застрелиться", но мне попалось "прыгнуть под грузовик". Вот так рушатся детские мечты. Думаю, я единственный из нас четверых, кто не особо хотел умирать. То есть не имел веских причин, чтобы не жить. Сладкого затравили в школе, Алик - аутист, у него не все дома, Моби не может внятно объяснить причину, потому что боится разговаривать, но одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что ему-то это больше всех нужно. А нужно ли это мне? Быть размазанным по капоту какого-нибудь грязного большегруза, чтобы мои останки обматерил невыспавшийся дальнобойщик? Зачем я вообще придумал эту игру? Самая тупая моя идея. Клуб неудачников-суицидников. Я не гей, мои мама и папа здоровы и любят меня, я хорошо играю в баскет, увлекаюсь огнестрельным оружием, езжу с отцом на охоту, я нравлюсь девчонке, которая нравится мне, у нее сексуальная сережка в пупке, у меня есть клевая собака, в школе меня обожают, говорят, я славный парень, у меня никогда не было прыщей, проблем с речью, я не чернокожий, мои предки никогда меня ни в чем не ограничивали, в том числе и в деньгах, мне никогда не приходилось подрабатывать в закусочных после уроков, мыть машины на заправке, меня никогда не избивали. Я не неудачник. Так какого черта я бреду по шоссе, как лось, который бросается под колеса по своей тупости? Я думал обо всем этом и понимал, что я изначально не хотел умирать, и я не собирался умирать. А это значило, что я толкнул на смерть своих лучших друзей, планируя остаться в живых. Я достал телефон и глянул на часы. Время было четыре. Первый был Моби, о нем должны были уже показать в новостях. Затем шел Алик, он тоже наверняка уже был вытащен из ванной и направлен в больницу. Я без особого энтузиазма набрал Сладкого.
- Алло? - ответил мне бодрый голос. Не похоже, чтобы он болтался в петле.
- Я не могу, - скорбно произнес я.
- Никто не смог, приезжай ко мне, у нас есть план! - веселые и оптимистичные короткие гудки задудели мне в ухо, даже не подозревая о том, что я был слегка разочарован.

Сладкий

Я распластался на диване и потягивал пиво, которое было предназначено маминому чокнутому хахелю. Мои друзья сидели на полу и смотрели на меня, как на придурка. У Алика была забинтована рука, Моби был без кепки, а Снайпер - не в духе.
- Мы сильные, - сказал я. Снайпер поднял брови, а Алик опустил глаза. - Мы сильные, потому что нам нечего терять. Вы ведь все еще хотите умереть?
Я указал на них банкой пива, и они закивали.
- Не понимаю, к чему ты клонишь, - раздраженно пробормотал Снайпер и отнял у меня пиво.
- Мы не можем умереть, потому что еще не отомстили за себя, - внутри у меня все трепыхалось, я чувствовал, что я словил ту волну, которой мне не хватало, я чувствовал, что я все могу, что я сейчас смог бы даже выбить из под себя стул и умереть. Снайпер усмехнулся, остальные выглядели заинтересованно.
- Мы можем отомстить... отомстить всему человечеству. За себя, за наши дерьмовые жизни... - я не узнавал свой голос, он был слишком глубоко внутри, я едва слышал его.
- Отомстить человечеству?! - Снайпер прыснул от смеха, он был весь красный, я видел, что он держится неестественно, у меня было чувство, что он мне вот-вот врежет.
- Ты не дослушал... - я ожидал, что они поймут меня, все ведь было так просто, я хотел объяснить, во мне было столько слов, что они застревали в глотке, пытаясь выйти всей толпой.
- Я думал, мы сделаем это все вместе, - промямлил Алик, - ну, раз поодиночке не вышло, то мы поддержим друг друга и все такое...
- Сиганем с крыши, взявшись за ручки, как пятиклассницы? - Снайпер сделал вид, что беззвучно смеется, но я его уже раскусил - он бесился, очень сильно бесился, что эта игра не сработала.
- Нет, мы ограбим банк, - я решительно встал и посмотрел ему прямо в глаза.

Алик

Сладкий все отлично придумал. Как в фильмах. Мы купили маски клоунов и водяные автоматы. Снайпер подобрал те, которые были похожи на настоящие. Ну, у него и впрямь был настоящий, но наши не сильно отличались от его на первый взгляд. Я сказал маме, что иду на вечеринку. И плевать, что был день, моя мама не так продвинута, чтобы что-то заподозрить. Ведь не догадалась же она, что я резал вены в ванной, пока она готовила мне оладьи на обед. Моя маска была самая страшная - ухмыляющаяся клоунская рожа, покрытая шрамами. Я три раза примерил ее перед зеркалом. Будь я на месте зеркала - обосрался бы от страха. Маска Сладкого похожа на Роналда Макдональда, Снайпер взял себе классического клоуна с разноцветными кудряшками, а Моби купил накладной нос и усы - он спустил все деньги на водяной автомат. Мы собирались, как настоящие гангстеры. Никогда еще я не чувствовал себя таким счастливым. Я был на своем месте. Это то, что я должен сделать. То, ради чего я смогу умереть.

Моби

Этот банк находится прямо под моим окном. Я каждый день видел, как к нему подъезжает инкассаторская машина. Иногда мы вчетвером фантазировали на тему ограбления, но никогда - всерьез. И вот настал день, когда мы обговариваем детали. Все так нереально. Машина подъезжает в два. Инкассаторов обычно двое, но иногда они приезжают поодиночке. Они суровые, при себе у них пистолеты. Снайпер говорит, что возможно их сумки с сюрпризом - взрываются краской, если вскроешь. Но мне плевать, на самом деле. Нам нужно лишь дождаться, когда они откроют задние двери своей бронированной тачки и начнут доставаться деньги. Алик выглядит счастливым, он сидит в своей стремной маске на моей кровати и тяжело дышит. Ему жарко, но он не снимает ее. Я смотрю в окно. Скоро подъедет машина, и мы выйдем. Снайпер трещит затвором своего автомата. Он выглядит очень серьезным. Я вижу, как из-за угла выруливает инкассаторская тачка. Она сегодня раньше обычного. Я кричу, чтобы все бежали на выход, Сладкий второпях натягивает свою маску, Алик хватается за свой водяной автомат, как солдат перед боем, Снайпер говорит: "Блядь".

Сладкий

Мы четверо врываемся в теплое и умиротворенное пространство летнего дня, как отвязные грабители. Я вижу двух парней в черном, которые не видят нас. Они открывают задние двери машины, и Снайпер орет во всю глотку:
- Ограбление нахуй! Всем блядь руки за голову!
Не успевает один из парней положить руку на пистолет, я слышу грохот. Он стреляет. Я сто раз видел, как Снайпер стреляет - по бутылкам на пустыре, по дурацким чучелам, которые они с Аликом по полдня строят, чтобы расстрелять за пять минут, однажды он даже застрелил какую-то птицу - он нахмуривается, закусывает нижнюю губу, закрывает глаза и давит на курок. Перед каждым выстрелом. У него красивое правильное лицо. Такие лица бывают у солдат-героев, которых не стыдно показать по телеку, которые украшают газетные страницы, похож на актера фильмов про солдат, про крутых парней с оружием. Нахмуривается, закусывает губу, закрывает глаза, стреляет. Я слышу выстрел, и этот парень в форме инкассатора передо мной падает на колени, его голова взрывается, как какой-то арбуз, забрызгивая своей мякотью его офигевшего от страха напарника. Этот напарник высокий, белобрысый, и он испуган, как ребенок. Моби целится в него из водяного пистолета, подбегает к машине и хватает сумку с деньгами, я смотрю на Алика, у него в руках тоже сумка, он кивает мне в сторону машины, типа, бери денежки. Я стараюсь не смотреть на Снайпера, что он чувствует, он же убил этого парня, отстрелил ему голову из своей винтовки, я глотаю густые слюни, на непослушных ногах подбираюсь к машине и цепляюсь за сумку. Не думал, что деньги могут быть такими тяжелыми. У меня в руках миллионы и водяное ружье. Мы бежим к той высотке, с которой вчера должен был прыгнуть Моби. За спиной у меня раздается выстрел. Я слышу вой сирен. Снайпер кричит: "Пошевеливайтесь!", и я ускоряюсь. Мы вбегаем в подъезд, из лифта выходит блондинка, которая визжит, увидев нас. Моби бьет ее по лицу и говорит: "Заткнись", и я удивляюсь, что он не запинается больше. Мы заходим в лифт, и я вижу, как Снайпер хмурится, он делает глубокий вдох и закрывает глаза, он стреляет. Дверь лифта закрывается, но я успеваю заметить, что девушка пошатывается, будто кто-то толкнул ее в спину.

Снайпер

Я убил их, я убил троих. Живых людей. Они такие мягкие, пули входят в них, как в масло, я чувствую приятное тепло, разливающееся по телу. Пуля - это я, я хочу проникать в плоть, я хочу поглощать тепло, забирать его из их тел. Мне нравится стрелять, мне нравится, когда кто-то падает, когда я стреляю. В лифте воняет мочой. Эти трое стоят с сумками, набитыми деньгами. Все по плану, я вижу, как трясется Алик, не от страха, а от экстаза. Мальчик, который писался в постель до двенадцати лет (наверняка и сейчас писается, просто не говорит нам), мальчик, которого мама до сих пор провожает в школу, мальчик, который плакал, когда резали лягушку на уроке биологии, стоит в маске клоуна-убийцы и ловит приход, оттого что ограбил банк. Мы ограбили банк. Четыре неудачника-самоубийцы. Я смеюсь в голос, дверь лифта открывается. Моби пинком открывает дверь на крышу, я вижу вертолет, летящий в нашу сторону. Там внизу наверняка куча полицейских. Я подбегаю к краю крыши и целюсь вниз. Я и есть пуля, и я сейчас прострелю кому-то башку. Сладкий хватает меня за локоть. У него всегда такие ледяные руки.
- Зз-зач-чем ты их уб-биваешь? - он начал заикаться? Я опять смеюсь, мне хочется застрелить его.

Моби

Алик тоже целится вниз из своего водяного оружия. Снайпер палит без разбору. Сладкий стоит, обняв себя руками, ветер треплет красные патлы Рональда Макдональда, его водяной автомат валяется в стороне. Я бросаю свой тоже.
- Эй, вояки, пора заняться денежками! - кричу я, ветер такой сильный, что мои слова разлетаются разные стороны, и я не понимаю, удалось ли мне произнести что-то внятное или моя первая четкая фраза долетела до них в виде "Эауыауаи!".
- Вертолет, черт! - кричит Алик. Сладкий бросается к сумкам, а Снайпер целится в вертолет. Я перестал заикаться. До меня не сразу доходит весь смысл того, что произошло за эти два дня. И вот теперь, стоя на этой чертовой крыше, в усах и клоунском носе, глядя на своих друзей, вскрывающих набитые деньгами сумки, на вертолет, летящий на нас, чтобы ликвидировать как опасных преступников, я начинаю понимать, что со мной произошло что-то офигенное. Я перестал быть неудачником.

Алик

Такой жутко громкий, что у меня слезятся глаза. Мне трудно дышать в этой маске, я сбрасываю ее с себя, туда, вниз, где столпились полицейские и бог знает кто еще. Может даже мама. Страшная клоунская рожа летит к ним, чтобы упасть рядом с кем-то, заставив его вскрикнуть от ужаса. Вертолет. Он уже близко. Он гудит в моих ушах, заставляя желудок слать тревожные сигналы моему мозгу. Я резал свою руку вчера. А сегодня я грабил банк. Я слил кровавую воду в канализацию, а куда мне слить тех мертвых людей, мешки с деньгами и вертолет, гудящий над нами? Я представляю, как прыгну вслед за клоуном, разобьюсь насмерть перед толпой полицейских, сжимая в руках водяное ружье. Геройская смерть, не правда ли? Я уже достаточно силен, чтобы умереть? Я смотрю на Сладкого. Он вскрывает сумки, одну за другой. У него в руке охотничий нож Снайпера, его руки трясутся, он никого и ничего не замечает. Даже громкий вертолет. Я вижу людей в нем, я знаю, они вооружены. Нас убьют или мы умрем. Снайпер начинает орать и стрелять в вертолет. Я слышу, нам что-то пытаются кричать в громкоговоритель, но у меня заложило уши. Я вижу голубое небо и кудрявые облачка. Моби хватает меня за руку, чтобы я не упал вниз. Вертолет разворачивается и летит прочь.

Сладкий

"Бросайте оружие"? "Сдавайтесь"? "Мы вас убьем?" Что они пытаются нам сказать, я ни слова не понял. Я рассматриваю купюры. Много денег, столько красивых чистых новых денег. Сложены так аккуратно и с любовью. Я уже привык к стрельбе Снайпера, истеричной и беспорядочной. Но тут я слышу другой выстрел. Оттуда. Издалека. Моби с криком падает. Я ожидаю увидеть разбросанные вокруг остатки его головы, но он цел.
- Там снайпер на соседней крыше! - Алик падает рядом. Наш Снайпер пытается отстреливаться, но я знаю, что у него ничего не выходит. Я слышу, как он хрипло ругается. Я загребаю в руки купюры и встаю. Я поднимаю вверх руки, в моих кулаках целое состояние. Я подхожу к краю крыши и отпускаю их. Просто летящие бумажки, а я чувствую себя самым значимым человеком на свете. Я делаю денежный дождь. Рядом подходит Алик с сумкой, он опрокидывает ее и трясет, как ведро с помоями, денежные пачки падают, как мусор, там внизу будут им рады. А для нас они ничто. Моби поет какую-то попсовую песню, и, кружась разбрасывает купюры вокруг себя. Мы с Аликом смеемся. Он выглядит другим, я вижу, как он счастлив, я вижу какие ровные у него зубы, когда он улыбается. Он раньше никогда так не улыбался.
- Всем стоять, руки за голову! - я слышу за спиной топот ног. Моби пинает свою сумку вниз. Я стою с поднятыми руками и медленно разворачиваюсь. Выстрел, один, два, еще и еще. Стреляют вправо. Я слышу, как кричит Алик, вижу, как Моби падает на землю. Я смотрю на людей в форме, крутых накаченных ребят, какие-то военные или что-то в этом роде. Или это полиция теперь так одевается? Я стараюсь не думать о Снайпере, но непроизвольно кошусь туда, где он стоял. Там его нет. Я слышу, как рыдает Моби. Что-то произошло, мне приходит в голову. Меня хватают какие-то руки, у Алика отнимают его водяное ружье, Моби поднимают с колен - он в порядке, только усы отвалились. Меня толкают в спину, я едва не падаю. О нас напишут в газетах. Мы ограбили банк, убили троих (или больше) человек, разбросали деньги, огромную кучу денег, мы малолетние преступники. Наши уродские фотки поместят в газетах. Прыщавый Алик, лысый и очкастый Моби, моя бледная физиономия - на первых страницах. А тот, кто реально заслуживает фото на первой полосе, валяется размазанный по асфальту, набитый пулями. Снайпер любил болтать, что погибнет в перестрелке. Кто бы мог подумать? Нас выводят из здания, как преступников, я снимаю дурацкую морду Роналда Макдональда и улыбаюсь всем, кто удивленно пялится на нас, толпе, для которой я пару минут назад устроил денежный дождь. Они смотрят на меня, они запоминают меня, они расскажут обо мне. Хорошо, что я вчера не повесился.

Вопрос: С этим текстом:

1. Все так		2	(50%)
2. Что-то не так		2	(50%)
Всего:		4

@темы: проза, ненормативная лексика

---

Жемчуг

[Элхэ.]

Говорят, где-то в Африке есть такие цветы- очень яркие и красивые. Своим ярким цветом и запахом они влекут к себе насекомых а когда те подлетают к цветку поближе- пожирают их. Примерно таким же был первый день нашего знакомства с Кимановской. Полненькая, улыбчивая, она казалось излучала доброту и благожелательность. Принять меня на работу она захотела сразу же. Конечно, зарплата и удаленность нового места работы от моего дома меня не впечатлили но ,как подумала я,приятный коллектив организации должен был с лихвой компенсировать эти недостатки тем более и на работу я шла не ради денег( того что зарабатывал мой любимый человек вполне хватало да и родители никогда не отказывались помогать) а что бы не обабится и не превратится в домашнюю клушку. В тот момент я даже предположить не могла в какой ад планирую втянуть себя на ближайшие пол года. Кимановская быстро растеряла все свое обаяние как только увидела что я оказалась в ее полной власти. Мне сложно было бы наверное написать о том какие отношения возникли между нами потому что я сама не понимала их до конца- к примеру она теряла документы которые должна была передать мне, когда я подходила что бы уточнить какой-то момент имела дурную привычку рявкать как собака у которой стараются утащить кость .Могло показаться что она добивается моего увольнения но я точно помню ее фразу «мой кошмар что ты первого числа кладешь заявление об увольнении на мой стол»,ее нежелание подписывать мои заявления об отгулах без материальной компенсации (она боялась что я в этот день обязательно еду на собеседование в другую фирму) что бы полностью и окончательно запутаться в ее отношении ко мне. Конечно ,в любой момент я могла бы подать это самое заявления но я не любила проигрывать а ощущение что мы играем в нечто типа очень своеобразной игры с элементами психологии и какими-то скрытыми от меня правилами известными только ей одной меня не покидало. Я хорошо помню тот день благодаря которому оказалась в суде. Наверное, я очень устала от всего этого-слезы матери, крики и непонятные угрозы Сашки и отца, потому что я словно бы отрешилась от всего и воспринимала свой допрос так будто бы он происходил с кем то другим, не со мной. Вот в зале поднимается девушка. У нее длинные, золотистые волосы и немного напуганный в первый момент- когда она слышит свою фамилию взгляд. Как у зайчонка который неожиданно попал в свет фар машины. Я слышу ее- мой голос,и меня поражает спокойствие в нем.
-Я ее ненавидела. Каждую клеточку ее тела. Ее мерзкие волосы. То как она открывает рот когда что-то произносит. Например- мое имя.
Знаю,то что я задумала было глупым и опасным- до абсурдности опасным но ненависть ослепила меня. -голос девушки звучит спокойно даже отрешенно.
-Как долго вы были знакомы с убитой Кимановской И.В.?
-Пять месяцев.-слабая тень улыбки скользит по ее губам.-Но в том аду который она мне устроила месяц может смело идти за год.
-Продолжайте.
-Она была неадекватной-девушка нервно переплетает пальцы. -часто хамила. я пыталась быть с нею вежливой но рано или поздно любое терпение иссякает- обвиняемая пожимает плечами и снова улыбается.
-Помню я возвращалась домой с работы. Была ужасная гроза казалось что наступил конец света...ну и я....
-Вы задумались об убийстве своей начальницы?
-Не совсем. Просто стала представлять в голове разные забавные картинки. Например как я бью ее степлером по голове. Или роняю на нее железный шкаф- воспоминания заставляют девушку улыбнуться опять.
-Расскажите подробнее о том что произошло в тот день когда была убита Кимановская?
-Хорошо.-девушка отбрасывает волосы упавшие ей на лицо и продолжает рассказ.
-В тот день я решила поехать домой на метро. Обычно я не пользуюсь общественным транспортом но в ту пятницу меня словно что-то вело -она вздыхает.
-Я спустилась по эскалатору...было прохладно. Видимо поезда давно не было потому что там стояло много народа. Толпа.И тут я увидела впереди ее. В паре шагов от меня. Почувствовала ее мерзкий запах.
Эти ее духи от которых у меня всегда болела голова.
-И что же вы сделали?
В ее улыбке нет злорадства или даже малейшего намека на негатив- она радостная и чуть удивленная как у ребенка если бы вдруг
он на день рождение получил вместо деревянной лошадки живую пони.
-Я толкнула ее. В последний момент мне стало ее жалко -как в тот день когда она на работе не знала способа расчета субсидии а я ей подсказала. Хорошо же она отблагодарила меня потом.
Девушка чуть хмурится.
-Я попыталась ее удержать когда она падала под поезд. Схватила ее за эти ужасные фальшивые жемчужные бусы но они порвались. Дальше...ее размазало по рельсам. И я была этому рада.
Девушка высоко поднимает подбородок. -Я слишком много зла и подстав видела от этого человека.
В зале нарастает гул негодования и судья стучит молоточком по столу. Стук молотка дробно отдается в голове обвиняемой девушки напоминая ей стук падающего на рельсы метро жемчуга ,жемчуг подскакивает, окрашивается красным ,на остановке кто-то кричит, какая-то толстуха падает в обморок, чьи-то руки хватают ее за платье, за волосы что бы задержать…
От голоса судьи я словно выползаю из состояния раздвоенности, возвращаюсь в свое тело.
-Вы знаете что у Кимановской осталась несовершеннолетняя дочь?
-Знаю.- Я смотрю тетке-судье прямо в глаза.
-А вы знаете что я тоже чья-то дочь? Вы пожелали бы своей дочери или сыну работать с таким начальником каким была для меня Кимановская?
Наш поединок взглядов длится секунд 5 но мне кажется что проходит целая вечность. Она не выдерживает первой.
Суд удаляется что бы принять решение

Вопрос: ахха?

1. уххуу		2	(33.33%)
2. не-не		4	(66.67%)
Всего:		6

@темы: проза, рассказ

---

Золотой миллиард

[antilit]

Аннотация: «Случайностей не бывает. Все, что происходит, это четко запланированная последовательность действий. Вопрос только — кем запланированная? Тобой или за тебя? Первое делает тебя элитой».

текст

“Именно на том рубеже, где человек считает,
что “бог не видит“, „бог занят“ или „бога нету“ —
человек и старается подставить себя на место бога.
В 99,8% случаев неудачно...”
Владимир Борисов (r1221)


Когда-то давно письма были необходимостью, а теперь стали данью моде. Люди вновь вспомнили о своей культуре, о том, что почерк вообще-то выражает характер, индивидуальность. Что выведенные любимым человеком строчки, пусть даже и неровные, временами не совсем понятные, греют душу гораздо более, чем холодные, идеально правильные, но совсем бездушные символы на экране.
Алиса любила эту моду. Любила получать от почтового робота белоснежные конверты, в которых частенько находились открытки. То наивно-забавные, с полузабытыми героями мультфильмов, зайчиками и мишками. То классически-правильные и холодные — с цветами, драгоценностями, бокалами вина и стекающим с неба фейерверком. То новомодные, трехмерные, с волшебными пейзажами, красавцами и красотками с подправленной пластикой внешностью или существами с других планет.
Каждая — особенная. Каждая — старательно подписанная, пусть даже не шариковой ручкой, а лазерной. Но каждая — с частичкой души отправителя. Еще одна драгоценность в подарок Паши, этого странного мальчишки из прошлого, — в старинную шкатулку, украшенную затейливой, глубокой резьбой.

Сегодня посылок и писем было особенно много. Приближался день рождения Алисы, поэтому то и дело раздавалось знакомое пиканье, и темный экран оживал при нажатии кнопки, передавая теплые, душевные поздравления. То и дело появлялся на пороге Алисы серебристый робот-почтальон, усыпая ее сюрпризами и подарками. Были здесь и столь редкие и дорогие в последнее время цветы, и традиционные сладости, и голограммы с готовыми стихотворениями, и множество открыток.
А среди них — две неожиданности — толстый конверт, будто пришелец из двадцатого века, надписанный незнакомым почерком, и небольшой сверток, в котором оказалась… книга. «Александр Захаров, — прочитала Алиса аннотацию. — Выдающийся ученый, совершивший значительный прорыв в космонавтике. Основоположник Элиты».
Книга подождет. Конверт был гораздо интереснее. Срезав с него узкую полоску, Алиса с удивлением достала исписанные неразборчивым почерком листы. Русский. Знакомый и полузабытый одновременно.
«Прости, Алиса, мне нужно было кому-то выговориться…»

Алиса шумно выдохнула. Говорила она Ленке из двадцатого века, чтобы не просилась в будущее, что ничего тут хорошего, по сути, и нету. Нет, уперлась, галактики ей посмотреть охота, новые планеты. Ну и взяла ее с собой Алиса на свою голову, всего на пару дней. А Ленка возвращаться вовсе не хотела. Как в будущее приперлась, так и раскрутила витающего в облаках знакомого папы на быстрый, по мнению Алисы, слишком быстрый, брак, и укатила со своим мужем куда-то на задворки вселенной, даже думать отказываясь о возвращении.
Прошел уже год. От Ленки было ни слуху, ни духу, жизнь закрутила в водовороте мелких проблем, а Алиса, сказать по правде, и думать забыла о безрассудной знакомой. А тут на тебе. Письмо. Судя по всему… длинное и эмоциональное.
Алиса слабо улыбнулась, заварила себе чаю — еще один подарок Паши из прошлого — и уселась с письмом в мягкое кресло, поджав под себя ноги. Робот-уборщик проскрипел колесиками, ловко убрав срезанную с конверта полоску бумаги. Алиса щелкнула по встроенной в браслет панели управления: окна немедленно потемнели, в стерильно чистой комнате воцарился полумрак. Полилась тихая, успокаивающая музыка, пахнуло из ароматизатора запахом цветущей сирени, включилась рядом лампа, озаряя листок бумаги теплым, желтым светом. Глотнув приятно-горького чая, Алиса начала читать.

«Наверное, начну с банального. Ты была права. Во всем права. И что это будущее дерьмо дерьмом, и что муж мой для меня не подходит. Не знаю, правда, для кого он вообще подходит. Но расскажу по порядку.
Первая планета, куда мы прибыли, Илизор, отличалась одинаковыми, похожими на огромный улей, зданиями и непрекращающимся жужжанием двигателей. То, что я увидела через окно гравимобиля, завораживало. То там то здесь бесшумно опускались на стартовые площадки челноки, складывая у самой земли изящные, тонкие крылья. Носились между домами сумасшедшие ребята в гравициклах. Яростно горела реклама, на огромных щитах появлялись незнакомые лица, никому не нужные товары. Подобно паукам по стенам карабкались роботы-гонцы с набитыми чем-то рюкзаками.
Мне нравился этот непрекращающийся хаос огромного города… но.
— Тебе ничего не придется делать, дорогая, — сказал муж, и дверь за нашими спинами бесшумно закрылась, отрезая нас от всего мира. От жизни.
В огромной квартире на верхнем уровне царила убийственная тишина, и было слишком много свободного пространства. Холодные, металлические полутона, минимализм, бесшумно раскрывающиеся раздвижные двери. Ничего лишнего. Ничего индивидуального. Никакого уюта.
Мне и в самом деле ничего не пришлось делать. Комнаты каким-то непостижимым образом убирались сами, а что оставалось, сметал этот смешной, маленький робот на колесиках. Я его прозвала Васькой. Васька, похожий на наш пылесос, забавно хрюкал от радости, когда видел уроненный на пол мусор, и тихо сипел, переходя в режим ожидания.
Еду готовил другой робот. Толстый, неповоротливый бочонок. Утром составляешь меню, берешь у появившегося через минут пять у входных дверей робота маленькие контейнеры, вставляешь их в кухонного уродца и ура! Полная тарелка с чем-то приятным на вид, но всегда отдающим на вкус синтетикой.
Сташек объяснил, что несинтетическая пища здесь страшно дорога, и, что хуже, редка. Потому приходилось довольствоваться вот этой малосъедобной дрянью. Впрочем, кому я рассказываю, ты и сама это знаешь.
Поначалу было интересно. Столько кнопочек, столько новых возможностей. И этот смешной Васька, что ездит за тобой, как привязанный, мусор ищет. Но весело было день, два, три, неделю… через месяц я устала, и началась безумная скука.
Сташек все обещал показать мне город, когда освободится, но время шло, а работы у мужа меньше не становилось. Целыми днями пропадал он вне дома, а я со вздохом вглядывалась в голограммы, наблюдая за яркой, городской жизнью. Но и этого было мало. Хотелось простого, человеческого общения. А общения не было. Совсем.
Я даже начала специально бросать на пол мусор, чтобы активировать «Ваську». Пыталась было поговорить с Сташкем, намекнуть, что мне неплохо было бы выйти из дома, завести знакомства, но тот все отмахивался. Мол, девяносто девять и девять десятых процентов жителей мегаполиса тупые донельзя, а этот ноль один процент занят и недосягаем. Доступ к ним только по большому знакомству… вот Сташек слегка освободится и возьмет меня на деловой ужин, там и познакомлюсь. А до этого из квартиры ни ногой. Потому что опасно. Хотя что тут может быть опасного?
Я слушалась, хоть слушалась неохотно и медленно сдыхала в этой большой, чистой квартире от скуки и одиночества.
Ночью прижималась к Сташку и водила пальцами по мерцающей в полумраке татуировке на его шее. Вшитый под кожу, казавшийся живым узор метала завораживал.
— У наших детей тоже когда-нибудь будет, — пообещал однажды Сташек. — Это значит, что мы элита.
— Элита?
— Высшая каста. Люди с повышенным уровнем интеллекта. Мы те, кто производит. Те, кто продвигает прогресс вперед. Остальные — только потребляют и идут за нами. Мы полностью свободны… и только так мы можем творить.
— Тогда почему ты женился на мне? — устала я от Сташкиного пафоса. — Может, я тебя не достойна…
— Не думай об этом, я знаю, что делаю… — усмехнулся Сташек, целуя меня за ухом, в то место, куда был встроен в день свадьбы крохотный чип. — Мы не терпим случайностей. Эта маленькая игрушка постепенно изменит твой организм… и ты будешь готова родить нашего ребенка.
— Я стану умнее?
— Тебе не обязательно быть умнее. Все, что от тебя требуется — подарить жизнь нашему сыну.
Он сказал это так холодно, так спокойно. Наверное, таким же тоном он отдавал приказы в своей проклятой лаборатории. Но я не была лабораторией или подопытной мышкой, я была его женой… Так почему же мне так холодно? Но все сомнения растворились в его объятиях. Сташек умел успокаивать… когда хотел.

Утро у нас начиналось всегда одинаково. Общий завтрак в этой надоевшей мне, серой столовой, за которым Сташек говорил о научных разработках, сыпал умными терминами, хвастался удачным открытием какой-то там фиговины или получением очередного гранда. И все это перемежалось с хрюканьем Васьки, что радостно ездил под слишком огромным для нас двоих столом и подбирал крошки.
Я сидела молча и слушала. Кажется, Сташек что-то говорил о новом питании, которое «крайне дешево в производстве». И о добровольцах, что «участвовали в тестировании».
— Я могу попробовать, — тихо намекнула я.
Ведь наверняка то тестирование проводится вне нашей квартиры, а, значит, у меня будет возможность выйти из дома и пообщаться с кем-то помимо холодных, молчаливых роботов.
— Даже не думай, — отрезал Сташек. — За это им деньги платят, и неплохие. Тому, с нижнего уровня, на неделю нормальной жизни хватает. Хочешь отнять у людей кусок хлеба только из-за скуки?
— Не хочу, — засовестилась я.
Уговаривать Сташек тоже умел… я не имела сил ему отказать.
Утро следующего дня встретило меня противным пиканьем. Возникшее на экране чужое лицо холодно объяснила, чтобы мужа я сегодня домой не ждала… мол, непредвиденные обстоятельства.
Голограмма послушно показала, что это были за «непредвиденные обстоятельства» — здание научно-исследовательского центра, где работал мой муж, окружила злая, разношерстная толпа. Они летали вокруг многоуровневого небоскреба на гравициклах, пускали в него шумовые ракеты, орали, что никого живым из центра не выпустят.
— Что это? — прошептала я, и как бы ответом на мой вопрос, кто-то зазвонил в дверь.
Прошло некоторое время, прежде чем я разобралась в панели управления: от волнения кнопочки путались, и дверь открываться отказывалась. Когда створка, наконец-то, бесшумно отъехала, я вздохнула с облегчением, мечтая скорее управиться с почтовым роботом (а больше ко мне никто не приходил), и вернуться к голограммам.
Но на площадке перед дверью стоял человек. Я успела заметить неясную фигуру в черной, синтетической куртке, а потом меня ударили по лицу. В голове взорвалось ярко-красными искрами. Меня облили липкой, пахнущей бензином жидкостью и поднесли к волосам зажигалку. Тело вспыхнуло сначала огнем, потом непереносимой болью. Помню, что я кричала. Помню, что возникший неоткуда робот окутывал меня одеялом, туша огонь, и впрыскивал под кожу медикаменты. А потом вдруг стало хорошо… и я провалилась в холодную темноту.
Очнулась я в тумане тупой боли. Кожу то и дело покалывало — тонкие иглы вводили в вены лекарства, механические пальцы накладывали на кожу неприятно пахнущий гель, лишенный эмоций голос возле самого уха тихо пояснял:
— Постарайтесь немного полежать неподвижно, пока мы закончим пластику кожи. Будет слегка неприятно, но не более.
— Идиоты. Если бы не почтовый робот… — шипел возле моей восстановительной капсулы Сташек. — Элита работает на них целыми днями. Мы создали для этих скотов дешевую еду, а они наши семьи…
В голове медленно проползла мысль… даже рядом с моей капсулой Сташек не может успокоиться, подумать не только о себе. Не может дать мне немного тишины…
— Пойми и ты их, — ответил чей-то ровный голос. Краем глаза я видела похожую на человеческую фигуру в обтягивающем комбинезоне и шишковатую, уродливую голову. Инопланетянин. Хотя кто еще инопланетянин на этой проклятой планете? Я? Или он? — Они от твоей еды мрут как мухи. И смерть их далеко не легкая…
— Это был эксперимент. И они это знали. Не моя вина, что эти лентяи не могут заработать иначе. Они дармоеды, понимаешь? Чем их меньше, тем, по сути, лучше…
— Это неэтично, друг мой.
— Плевать я хотел на твою этику! Не умеют жить, пусть умирают. Вот она, этика мегаполиса! Губернатор просил меня каким-то образом урегулировать проблему с нищетой, я это сделал, чего еще вы от меня хотите?
— На нижних слоях сложный мир, Сташек. Но мир. Мы не можем его вот так просто уничтожить.
— Это еще почему?
— Потому что они только кажутся беззащитными, но такими не являются. И поэтому между нами было негласное перемирие — мы их не трогаем, они нас не трогают. Дешевая, и, заметь, безопасная пища входила в условия этого перемирия. А из-за тебя началась война.
— Я могу просто перетравить их всех, как тараканов, за один день… после того, как они осмелились напасть на мою жену…
— Нет, Сташек. Ты — элита, и, поверь мне, мы все высоко ценим твои заслуги. Но на данный момент мы не в силах гарантировать твою безопасность и безопасность твоей семьи на Илизоре. Поэтому просим на время покинуть нашу планету.
— Из-за отребья? — голос Сташка сорвался на незнакомый, обиженный визг. — Они же низкоинтеллектуальны, они же лишние…
— Мне очень жаль… но они граждане Илизора. А граждане лишними не бывают.
— Ты идеалист, Рений. И ты променял мой интеллект на каких-то…
— Я никого ни на что не променял. Ты великолепно знаешь, как дорого мне пришлось заплатить элите за возможность получить тебя и твои знания. Но у меня нет другого выхода, Сташек, и у тебя, на самом деле — тоже. Ты до сих пор не понял? Даже если я заставлю всю систему безопасности защищать тебя и твою жену, они до вас доберутся, а по дороге положат кучу моих людей. Я не могу этого позволить. Потому вам лучше уехать. И в твоих интересах, в интересах твоей семьи, не сообщать никому, куда вы направляетесь. И знак элиты на время спрячь. Помни, что тебя не должны найти.
— Так просто разорвите контракт и отпустите меня?
— Этого никогда не будет! Мы слишком дорого за тебя заплатили, чтобы так просто отпускать. И мы слишком хорошо знаем, на что способен твой интеллект. Все слегка успокоятся, и ты вернешься.

— Бог мой!
Зеркало шокировало. В нем отражалась блондинка с золотыми, упругими локонами, фарфоровой кожей без единого изъяна и голубыми, кристально чистыми глазами. Ко всему прочему прилагались тонкие, правильно очерченные брови, высокие скулы, пушистые, больно смахивающие на искусственные ресницы и пухлые губы. От прошлой меня не осталось и следа. Даже форма носа и очертания подбородка стали другими.
— Бога нет, моя дорогая. Его создала больная фантазия людей, лишенных интеллекта, — холодно сказал Сташек. — Правительству Илизора дорого далось твое лечение, новую же внешность я тебе сам подбирал. И кожа синтетическая, последние разработки, стареть и покрываться морщинами не будет.
— Барби… — тихо прошептала я.
— Что? — переспросил Сташек.
— Ничего…
Я не стала объяснять мужу, что прошлая я имела в себе некую загадку… изюминку, наверное. А то, что смотрело на меня из зеркала… искусственное оно и есть искусственное. Но лучше это, чем шрамы от ожогов на всю жизнь и слепота. А другого, если бы не связи мужа, мне было не дано. Люкс для жены представителя элиты.

Сверху Сира была похожа на разноцветный шарик, вокруг которого вращались три шарика поменьше. Шарик вдруг резко приблизился, пятна оказались густыми зарослями, и когда я спускалась за мужем по трапу космического корабля, я подумала, что попала в сказку.
Коробку стеклянного здания, открытую сверху, со всех сторон окружала буйная, незнакомая мне растительность. Огромные цветы с неожиданно нежными лепестками. Овивавшие вековые деревья лианы. Стайки небольших птичек, своей изящностью более похожих на бабочек. И зеленовато-желтое солнечное марево между деревьями.
— Идем! — опустил меня на землю муж. Обернувшись, я увидела на его лице гримасу отвращения. — Какое убожество. На этой планете нет ни одной, представь себе, ни одной нормальной лаборатории. Все, что имеется — настолько устарело, что даже думать не хочется.
Я лишь пожала плечами. Мне здесь начинало нравиться.
Сира оказалась огромным зоологическим садом. Рай для туристов. Множество экзотических животных, изящные или, напротив, пугающие растения, подобных которым я больше нигде не видела, искусственные, но так похожие на настоящие водопады, озера, реки. Между ними — небольшие рынки с лекарственными травами. Великолепие нетронутой природы, поделенное на сектора. В каждом секторе — частичка своей планеты, своего мира.
Здесь Сташек забыл на время о своей подозрительности и разрешил мне выходить из дома. Даже купил для меня серебристый гравицикл и оплатил курс по вождению. На время Сташек ослабил поводок и контроль над тем, что я делаю, и где провожу свободное время, что меня несказанно радовало.
Каждое утро, когда муж выходил на работу, я влезала в облегающий комбинезон, садилась на своего изящного «летуна» и сматывалась на природу. Особенно любила, вестимо, сектор под названием «Земля», разбитый на несколько участков. В одном из них — влажные тропики, где я бывала нечасто. Гораздо охотнее я проводила время под молодыми березками, в компании папоротников и каждое утро созревавшей малины. На мое счастье туристы сюда заглядывали крайне редко, а животные, включая симпатичного бурого мишку Синика, и матерого волчару Журка были приветливыми и дружелюбными.
Участки разделяли силовые поля, пересечь которые можно было в строго определенных точках. Муж рассказывал, что сделано это как для сохранения микроклимата на каждом участке, так и для того, чтобы семена чужеродных растений не перебрались в соседний сектор. Еще он долго и нудно говорил что-то о ДНК, о биополе, о специальной регистрации, которую проходит каждый, кто прибывает на планету, но понимала я из этого немногое. Да, сказать, по правде, и не хотела понимать.
С едой тут тоже было гораздо лучше. На мое счастье, землян на планете работало достаточно много, и в специально отделенном для них секторе имелись неплохие сады и грядки, где сотрудники сами выращивали любимые ими съедобные растения. Вот и я, собрав свой первый урожай клубники, была очень даже счастлива. Заодно и друзей среди местных землян у меня появилось немало. Сташек, правда, морщился, но против новых знакомств не возражал. Он все так же прятал свою татуировку под высокими воротниками и больше слова не говорил об «элите» и «избранных». Странная, тихая планета мне нравилась все больше.
Мой муж отвечал за поставку и распределение по секторам новых растений. Но, видимо, такая работа ему показалась скучной.
Впервые я начала беспокоиться, когда в нашей маленькой квартирке, ютившейся в большом, похожем на улей здании 125 жилого сектора 43, один из углов был отведен ширмой под «минилабораторию». Заходить мне туда, вестимо, категорически запрещалось, но разве я могла выдержать?
Ничего интересного я там, сказать по правде, не обнаружила. Только несколько вазончиков с бурыми, неказистыми на вид растениями, которые я сразу же окрестила «лопухами». Ну хочет себе муж лопухи выращивать, так бога ради. Чем бы дитя не тешилось, абы не вешалось. Знала бы я тогда…
Лопухи себе росли, я привыкала к планете, муж привыкал к работе и казался собой очень довольным. И все было бы хорошо… до того проклятого утра, когда он мне заявил:
— Сегодня у меня особый день.
Моя рука застыла над вазой с подаренными друзьями персиками.
— А именно?
— Пойду показывать начальству алькандию.
Видимо, в глазах моих отразилось столь явное непонимание, что даже мой чокнутый муженек понял, что я понятия не имею, что это за «алькандия» и с чем ее едят.
— Вот! — с довольной рожей он поставил на обеденный стол тот самый вазон, с фиолетовым убожеством. — Смотри! Неизвестный до сих пор науке вид.
Мой муж поднес к вазону веточку какого-то растения с белыми листиками, красиво украшенными ярко-красными прожилками. Бурое растеньице вдруг тряхнуло стеблем, будто узнавая старого знакомого, и начало стремительно светлеть. Его листья истощились, стали более хрупкими, почти прозрачными… превращаясь в красивую и живую копию той ветки, что держал в руках мой муж.
— Растение-хамелеон, — с гордостью сказал Сташек. — В отличие от оригинала, неприхотливое и очень живучее.
Начальство растеньицу обрадовалось, но приказало его пока в зоологический сад не высаживать, а подержать некоторое время в «изоляторе» и понаблюдать.

Той же ночью нас поднял с кровати громкий стук в дверь. Муж быстро оделся и вскоре вернулся в сопровождении негуманоидов в синей форме отдела безопасности.
— У вас имеются другие экземпляры данного растения? — сухо спросил карманный переводчик на поясе похожего на большую ящерицу незнакомца.
— Да… — тихо ответила я за мужа, показывая на ширму.
Видя, с какой тщательностью ребята упаковывают «лопухи» в капсулы с азотом, я почувствовала неладное. И не зря. Меня вежливо попросили одеться и пройти с мужем на кухню. Сташек невозмутимо уселся в кресло, я встала за его спиной, а ящерицеобразное существо начало допрос:
— Откуда вы взяли ирлению?
— Что? — тихо переспросил муж.
— Откуда у вас это растение? — перевел механический голос грозное шипение ящерицы.
— Один из поставщиков передал.
— Имя?
— Не помню.
— Раса? Внешность?
— Негуманоид… с клешнями такой… они для меня все на одну морду.
Судя по грозному шипению, сказанное инопланетянину в униформе не понравилось. А мой муж? Мой муж выглядел все так же холодно-невозмутимо, как будто всерьез не понимал, с чего бы это его подняли с кровати.
— Вы выносили ирлению за пределы вашей квартиры?
— Я действительно должен вам отчитываться?
— Отвечать!
— Выносил.
— Куда? — мне показалось, что в гортанных звуках, переведенных машиной, послышался страх.
— В заброшенный сектор 305. В сектор 154, там, вроде, атмосфера для него подходящая. В сектор 23, там эта фиалка все никак размножиться, вот и подумалось, что в компании дело быстрее пойдет, может и еще куда… не помню.
— Идиот! — не выдержал негуманоид, хватая Сташка за ворот рубахи. Тонкая ткань треснула, обнажая шею мужа. Увидев вязь татуировки, Негуманоид дернул хвостом и что-то ненавидяще зашипел.
— Элита, — милостиво перевел механический голос. — Что не сделает, сука, а все равно уйдет безнаказанным.

Сташек оказался неправ — растение науке было очень даже известно. И если б только науке… еще, увы, и департаменту безопасности. Сташкин «хамелеон» действительно оказался страшно живучим. А еще не любил соперников. Принимая «внешность» понравившегося ему растения, что росло рядом, он постепенно отравлял соседа испускаемыми с его листьев химикатами. А позднее, потравив все вокруг, как ни в чем не бывало, вновь становился бурым, некрасивым уродцем.
Но это было только началом наших неприятностей. Только за несколько часов невинная с виду ирления разрослась бурым ковром… и полезла в другие сектора. Как она умудрялась пересечь силовое поле, никто не знал, но факт оставался фактом: «лопухи» не брали ни химикаты, ни огонь, да ни черта их не брало. Как росли себе, так и росли дальше.
Через неделю планета перешла на карантин.
Через две недели из «многоцветной» превратилась в «бурую».
Через месяц на ней погибла не только вся растительность, но и практически все животные. Даже мой милый мишка. Жрать эту бурую дрянь не мог никто, гусеницы и те отказывались. В результате на планете осталась исключительно только ирления, над которым парил запах разлагающихся тел — убирать убитых животных сотрудники народного парка «Сира» не успевали. О приеме туристов более и речи быть не могло.
Сташку и мне приказали не выходить из нашей квартиры: боялись, что сотрудники Сиры забьют на смерть. Через неделю на планету прилетел другой представитель элиты: высокий, худощавый, в форме чиновника высшего ранга. Он окинул меня внимательным взглядом и тихо улыбнулся:
— Хорошая работа, Сташек.
Я опешила… как и все на планете я думала, что это хрыч прилетел, чтобы Сташка отчитать за глупость, а тут вот оно как…
— Могу я знать, зачем? — тихо поинтересовался Сташек.
— Нецелесообразное использование. Ботанический сад радует глаз, но, по сути, совершенно бесполезен. В то время, как залежи армита… Но владелец не желал нам продавать планету.
— Подозревал нечто подобное. Могу я получить свое… наказание… — Сташек выделил голосом последнее слово, придав ему несколько ироничный оттенок.
— Я учел твою просьбу и подыскал для тебя подходящую планету. Никакой цивилизации, чистый лист, который ты сам можешь заполнить. Тебе понравится. А после уничтожения Сиры мы прислали на Илизор другого представителя элиты с извинениями для губернатора. Ему придется смириться с твоей потерей.
Сташек так довольно улыбнулся, что до меня начало доходить… муж, оказывается, ничего и никогда не делает просто так. А женился он на мне зачем? Неужели я была его единственной ошибкой?
— Мне очень жаль, что ты растеряла всех друзей, — сказал Сташек, когда мы собирали вещи. — Но не думаю, что они тебе подходили…
Я сглотнула. Где-то глубоко в душе возникло подозрение, что Сташек со мной играет… впрочем, он со всеми играет.

Планета, куда мы прилетели, была действительно еще нетронута цивилизацией. Недавно открытая, у черта на куличиках, вдали от основных межпланетных трасс, она была одной из тех, кому пока «еще не нашли достойного применения». Единственный плюс, для землян, это вполне пригодная для нас атмосфера.
Наша исследовательская группа, состоявшая исключительно из гуманоидов, включала в себя пятнадцать особ, из которых женщин было только три — я, повариха тетя Аня, толстая, смешливая, и потасканная, вечно злая блондинка Натали.
Жили мы в наскоро поставленных бараках. Серые коробки из пластика, внутри — биотуалет, душ, стол с двумя стульями и подъемная кровать, крепившаяся к стене. Ели в такой же пластиковой коробке, заставленной длинными, крепленными к стенам столами. Ту коробку мы гордо называли «столовой» и хозяйничала там тетя Аня. А хозяйничала она вполне неплохо: привозимые раз в неделю полуфабрикаты превращались в ее ловких руках в нечто вполне съедобное и, временами, даже вкусное.
— Опять эти «обезьянки», — засмеялась тетя Аня, поставив передо мной на стол кружку с питательной жидкостью.
Я посмотрела в полускрытое занавесками окно и поморщилась: через расчищенную для лагеря площадку воровато пробиралось небольшое, похожее на тринадцатилетнего ребенка, существо с низким лбом, выпученными, лишенными ресниц, белесыми глазами и безгубым, большим ртом. Кожа у него была противного синюшного оттенка, и пахли они вблизи каким-то мускусом, от которого меня воротило.
— Ты пей, пей, тебе полезно, — тетя Аня подвинула ко мне кружку.
Я погладила живот, с ужасом вспомнив сегодняшнее утро. Проклятый токсикоз не дает покоя. А здесь ни врачей, ни медикаментов толком. Только Сташек с его «организм должен справляться сам». И угораздило же меня забеременеть именно на этой планете.
— Спасибо… — прошептала я, пригубив кисловатый напиток.
Существо заглянуло в окно. Тетя Аня фыркнула на него, и засмеялась, когда «обезьянка» в панике ринулась к лесу. Мне было все равно. Я уже начала привыкать к местным аборигенам, как к части окружающего ландшафта, а так же к их любопытным взглядам, к их похожему на кваканье языку, на который Сташку и его команде пока не удавалось настроить переводчик.
— Скоро мы начнем их понимать, — говорил мой муж, азартно щелкая кнопками на панели управления.
Я лишь пожимала плечами и шла в нашу «столовую», поболтать с тетей Аней и, временами, помочь ей на нехитрой кухне.
Раз в неделю, по ночам, чтобы не пугать местных жителей, огромной птицей проносился над лесом продовольственный челнок, скидывая для нас нехитрый груз. Там была еда в знакомых до боли небольших контейнерах, необходимая одежда, заказанные мужчинами инструменты, лекарства, батареи для коммуникаторов, изредка — новая аппаратура. Чего-то там еще, я особо не интересовалась. Груз распаковывали мужчины, и в ночь доставки в лагере царило радостное оживление.
Временами пробуждалась хриплым голосом рация. Сташек долго и нудно кому-то отчитывался об успехах и неудачах, получал новые указания и вновь склонялся над панелью управления. Судя по его вечно довольной мине, изучение «квакающего» народца ему очень нравилось.
Натали весь день отсыпалась, появлялась лишь под вечер, запасалась в столовой «жрачкой» и вновь пропадала. На мой вопрос, за что ей, собственно, платят, Сташек ровно ответил:
— Мужчинам в экспедиции нужна сексуальная разрядка. Натали для этого вполне подходит и внешне и… гм… внутренне. Она глупа и ограничена, как амеба, но для таких дел ума и не надо. Нашему начальству легче платить ей, чем покупать для сексуальных услуг специального робота.
— И ты тоже к ней ходишь? — зло спросила я.
— Мои потребности прекрасно удовлетворяешь ты, моя дорогая. О! Нашел!
Проигнорировав мой ступор, он с радостными криками вылетел из барака и побежал к курившим у леса мужчинам. С того дня наши карманные переводчики освоили кваканье местных жителей, и мой муж начал днями, а то и ночами пропадать среди странных, синюшных аборигенов.
— Они такие забавные! — с восторгом говорил он. — Их язык прост на первый взгляд, и в то же время… и кожа странна, на ощупь, как пергамент, гораздо лучше приспособлена для местного климата, чем наша. А зубы… даже у стариков в отличном состоянии и никаких имплантатов!
Мне было все равно. Ночами, сидя одна в пластиковой коробке я чувствовала, как тьма надвигается на грудь и давит, давит… Тогда я выходила на улицу, стараясь отдышаться в теплом, пахнущем пылью воздухе и вспоминала родной дом. Еловый лес у озера, особая лесная тишина, разбиваемая стрекотом птиц и шелестом ласкающих песчаный берег волн. Хрустальная песня колоколов на рассвете, от которой на душе сразу становилось как-то легко и спокойно…
А здесь? Вечно кроваво-красное небо, затянутое тучами. Две луны, ни одна из которых не грела душу, как наша. Россыпь незнакомых звезд и удушливая жара с запахом пыли и противных, горько-кислых растений…
И тогда впервые на чужой планете, в этом забытом Богом и людьми месте, открылась мне простая истина… а ведь у меня была не такая уж и плохая жизнь… дом, любящие меня люди, даже жених когда-то был. И на что я все это променяла?
Между приступами тошноты и слабости, я с ужасом замечала, как неумолимо изменяется Сташек. Как все больше пропадает среди аборигенов и никогда не берет меня с собой… будто что-то скрывает. Или вновь что-то задумал. Хотя… уехать с этой планеты было не так уж и плохо. Даже наша серая и пустая квартира в мегаполисе мне теперь нравилась больше.
Тем поздним вечером меня вновь затошнило. Я вышла на свежий воздух и прислонилась спиной к прохладной, пластиковой стене нашего барака, уставившись в укутанное в красную вату низкое небо.
— Ты совсем с ума сошел! — раздался рядом тихий шепот, в котором я узнала голос Лерка, худощавого паренька, живущего через барак от нас. — Если начальство узнает…
— …то обрадуется, — ответил уверенный голос Сташка. — Это новый генотип, понимаешь, новый вид гуманоида.
— Это нарушение правил безопасности, Сташек!
— Никому дела нет до правил, если речь идет о науке!
— Мы тут не ради науки. Мы тут для того, чтобы изучить планету, ее ресурсы и составить подробный доклад. Все. Никаких изменений генотипа без соответствующих указаний. Никаких контактов с аборигенами, кроме строго прописанных в уставе.
— Плевать я хотел на «устав» и на любые ограничение. Свою жизнь я творю сам.
— Мне говорили, что ты идиот… но я не знал, что настолько, — ответил Лерк.
— Я не идиот… я элита.
— Что? — подавился вопросом Лерк.
— И тебе лучше слушать меня, а не какое-то там начальство. Если ты не понял, они отдали эту планету мне… В полное распоряжение. Я могу делать здесь что хочу, когда хочу и с кем хочу, дошло? И ты можешь либо с этим смириться, либо проваливать.
Тошнота вдруг прошла. Я тихонько скользнула обратно в наш барак и легла на прохладную кровать, свернувшись клубочком. Заскрипел пластиковый пол под ногами Сташка. Муж привычно быстро разделся в темноте, и кровать жалобно заплакала под его телом. Через пять минут он уже похрапывал во сне. Я заснуть этой ночью так и не смогла.

Неделя прошла без изменений. Несколько дней подряд бил по плоским крышам бараков крупными, серыми каплями дождь, и мужчины уходили в лес в водонепроницаемых комбинезонах, а я просиживала все дни у тети Ани, стараясь забыть о невольно подслушанном разговоре.
Лерк с тех пор изменился. Вел себя насторожено, бросал на Сташка странные взгляды, в которых временами проскальзывало… восхищение? Сташек был таким, как и всегда, будто ничего и не произошло. Может, и в самом деле не произошло?
В тот день светило редкое в этих краях солнышко. Лес с низкими, деревцами вдруг похорошел на глазах, засверкали на глянцевых, толстых листьях капельки дождя. Токсикоз меня мучил особенно яро, и кислый отвар тети Ани уже не помогал.
— Пожуй это, — мурлыкнул на поясе карманный переводчик.
Я обернулась и увидела туземку, протягивающую мне мясистые, с красным оттенком, листья.
— Помогать, — улыбнулась она, показывая острые, мелкие зубки. — Точно помогать.
Мне было так плохо, что я согласилась. Листья были горькими на вкус, и рот сразу же наполнился тягучим, противным соком. Но действительно стало легче.
— Спасибо, — вяло сказала я. Видимо, «обезьянка» не поняла, и я добавила:
— Благодарить.
— Не надо благодарить, — затараторила туземка. — Один муж, мы помогать. Детеныш… мой и его, твой и его.
Я похолодела.
— Тут детеныш? — спросила я, показав на округлый живот туземки.
— Ага, — невинно улыбнулась она.
— Его? — я показала на наш со Сташком барак.
— Ага! — улыбнулась она еще шире.
Я думала, что упаду на траву от боли. Не физической, психической, но легче от этого не было. Голову разрывало на части, по щекам лились слезы разочарования, и тихий голос невесть откуда появившегося Сташка доносился как сквозь вату.
— Ты!!! — закричала я, хватая мужа на запястье. — Скажи, что это неправда! Что эта тварь не беременна? От тебя!
— Это всего лишь эксперимент, — спокойно ответил муж. — Не понимаю, почему ты злишься.
— Не понимаешь? — вскричала я. — А что ты вообще понимаешь?
— Я проверял совместимость наших биокодов, дорогая. Выводил новую расу гуманоидов, — начал разглагольствовать Сташек. — Эксперимент удался.
— Что?
— Осеменение прошло удачно.
— Каким образом?
— За неимением лаборатории — естественным.
— Ты с ней спал!?
— Это всего лишь эксперимент. Наш ребенок это нечто иное.
— Мой ребенок! — закричала я, пытаясь отвесить ему пощечину. Муж поймал мою руку и жестко сжал запястье.
— Не делай так, — тихо прошептал Сташек. — Для них я бог. Меня никто не может ударить безнаказанно. Не заставляй тебя наказывать…
— Бог… да как ты смеешь?
— Им нужен бог, я им его дам. А еще лучшую жизнь, детей с частью своего биокода, которые, вырастая, станут их вождями. Я поведу их к прогрессу и уберегу от всех возможных ошибок. Я подарю им цивилизацию… не как в мегаполисе, а настоящую, создам рай на этой планете.
— Лишив их свободы.
— Свобода существует для таких, как мы. Для элиты. Остальные сами решили… подчиняться.
— Ты не бог! Ты умеешь ошибаться.
— Я никогда не ошибаюсь, Лена. Я великолепно знаю, что я делаю и зачем… в отличие от тебя…
Мне стало страшно и муторно. Вырвав руку из цепких пальцев мужа, я отшагнула от Сташка, только теперь поняв — я его не знаю. Я никогда его не знала. Ни его, ни ему подобных.
— Пойдем, Лена, он все равно не поймет, — прошептала мне на ухо тетя Аня. — Идем, моя хорошая…
— Подумай хорошенько, Лена.
Он искренне не понимал, в чем передо мной виноват. А я не хотела объяснять. Через несколько часов я улетела на станцию. Сташек меня не задерживал.

Мужа я больше не видела, и, знаешь, не хочу видеть. Пролежав месяц в восстановительной капсуле, я теперь хочу только одного — покоя для меня и моего ребенка. И нормального, человеческого тепла.
Эксперименты, научный мир… это все хорошо… до тех пор, пока человек знает меру, соблюдает некие границы, остается человеком. В элите человеческого осталось мало.
На станции мне сказали, что мой сын будет обладать необычно высоким уровнем интеллекта. Засыпали данными школ, которые «сочли бы за честь» вырастить представителя элиты. Говорили, что за рождение столь одаренного малыша я получу множество дотаций и всю жизнь смогу прожить безбедно в любом выбранном мною мегаполисе.
Только вот в одной из таких школ вырастили моего мужа. Научили его всему, кроме любви, сострадания, уважения к чужой жизни. И потому я увезу сына в прошлое, на Землю. Я воспитаю из него не только ученого, но, в первую голову, Человека…
И когда мой сын родится, я его обязательно покрещу в нашей деревенской церкви. Мой муж неправ — Бог есть. Ад мы сотворили сами.
Твоя Елена Захарова.
П.С. Мой муж умеет ошибаться. Я была его ошибкой.»

Алиса дочитала письмо, тихо вздохнула и бросила письмо на журнальный столик. Белые листы веером легли на темном пластике. Задумчиво нажав пару кнопочек на панели управления, Алиса заставила оконное стекло вновь стать прозрачным.
Над городом уже опустилась ночь. Ультрамариновое небо, то и дело пронзаемое появляющимися и исчезающими звездолетами, было лишено звезд и казалось чужим и холодным, а в пустой, еще вчера уютной квартире вдруг стало мучительно одиноко.
Алисе вдруг тоже захотелось в маленький домик на берегу озера. Услышать плеск волн, почувствовать на щеках поцелуи ветра, и просто помолчать под чистый звон колоколов.
Взгляд ее оторвался от окна и вдруг упал на подаренную книгу — еще одна реликвия из прошлого. Страницы хрустели под пальцами, пахли типографской краской. Взгляд выхватил выделенные италиком строки: «Случайностей не бывает. Все, что происходит, это четко запланированная последовательность действий. Вопрос только — кем запланированная? Тобой или за тебя? Первое делает тебя элитой».
А чуть ниже: «Бог есть. Он дал нам свободу выбора. Я дарю миру одну из возможных инструкций, как ею пользоваться. Но понять мои указания сможет лишь тот, кто абсолютно свободен от стереотипов и предрассудков. Элита».
— Кто же мне это подарил? — выдохнула Алиса. — И зачем?
Открыв обложку, она увидела странную надпись, выведенную от руки обычной шариковой ручкой: «Я никогда не совершаю ошибок. Всего хорошего в день твоего рождения, Сташек».
Книга выпала из обессилевших ладоней и открылась на странице с глянцевой фотографией. Со старого снимка смотрели на Алису глаза создателя элиты… холодные, ярко-синие, так похожие на глаза Сташка. Да… муж Лены никогда не совершает ошибок.

Вопрос: Прошу оценить

1. Понравилось		0	(0%)
2. Неплохо		1	(50%)
3. Так себе, но читать можно		0	(0%)
4. Не понравилось		1	(50%)
Всего:		2

@темы: драма, фантастика

---

переосмыслила Антрацит.Рубин.

[Элхэ.]

Тестировала на Тарге в обеденный перерыв,все как обычно)

 

 

Темные силуэты в подвале. Точно неизвестно сколько их- молодых, старых. Они просто тени которые исчезнут с первыми лучами солнца. Я тоже исчезну. Осталась последняя ночь и я уже пыталась перейти два раза-запястья саднят

-ААААААА! выпустите меня, выпустите! Девочка колотилась о стены, топала ногами, извивалась на полу ужом и наконец затихла.
-Тише, не надо слез, не плачь и я расскажу тебе чудесную сказку...-я поднимаюсь со своего места и подхожу к ней. В свою последнюю ночь я хочу быть нужной хоть кому-то.
Маленькая, заплаканная девочка со спутанными волосами не реагирует, только лопатки на спине вздрагивают от судорожного, неостановимого детского плача.
-Когда-то давным-давно в одном городе жили две сестры и брат, -начинаю я историю;
Девочка немного затихает, прислушивается.
-Так вышло что брат и старшая сестра не имели детей- рыжуля смотрит на меня красными от слез глазами
и сует крошечный мизинец в рот,

-Так вот ,а младшая сестра родила .Девочку .Дочь.
Рыжая уже успокоилась и вовсю прислушивается.
-Понимаешь, та девочка она с самого рождения была необычной и другие люди знали об этом
и потому ненавидели ее. Люди ненавидят всех кто не похож на них самих.
-Понимаю.- малышка кивает- это примерно так же как меня дразнят за цвет волос
-Угу.- я соглашаюсь .-так ты будешь перебивать или слушать сказку?- спрашиваю ее .Девочка молчит и я продолжаю.
- Отец девочки бросил ее а мать никогда ее особо не любила и поэтому девочка выросла
очень...я подбираю правильное слово- отстраненной.Нельзя жить в мире без любви вот и она тоже не могла. Знаешь что она тогда сделала?
-Нет-рыжая качает головой.
-Она постаралась создать свой мир. Как создают его писатели, художники, поэты. Она хотела что бы он был чудесным- бегали единороги, порхали эльфы и все такое…а сама она очень хотела стать ведьмой,как та девушка-ведьма из "апрельского колдовства" брэдбери. Но эта девочка была
необычной а созданный ею мир настолько реальным что в какой-то момент он открылся,точнее она открыла его-есть один способ и...я снова стараюсь подобрать правильный термин
втянул в себя тот мир в котором девочка и ее родители и все ее знакомые жили раньше. Но это не принесло ей радости.
Я рассматриваю порезы на венах и задумчиво провожу по ним ногтем. Рыжая хмуриться.Смотрит недоуменно-она не понимает сейчас слишком многих вещей из моего рассказа-например то что кто-то мог пожелать стать ведьмой добровольно.
-Почему не принесло? спрашивает она не понимая как может идеальный мир принести вред.
-Потому что когда она стала жить в этом мире она потеряла возможность влиять на ход событий в нем.А когда создатель мира или бог перестает заботиться о своем творении все идет наперекосяк как и случилось в мир созданном этой девочкой.То что должно было быть прекрасным обернулось ужасом и хаосом. Все кто был ей близок не смогли приспособиться к изменениям условий игры и умерли. Понимаешь? Мир теперь не такой каким она его придумывала. В ее мире никто не казнил ведьм.
-Да. -рыжая кивает так энергично что на секунду становиться похожа на маленькое солнышко
с разлетающимися в разные стороны прядками-лучами.
На секунду она замирает что-то внезапно понимая, прислушиваясь к себе.
-Я сейчас в ее мире, да? В том который она как-то создала?- уточняет она
-Угу.-я согласно киваю.-правда последний единорог тут умер где-то лет семь тому назад врядли ты их видела.
-А я могу отсюда уйти раз мне тут не нравится?- теперь она смотрит на меня очень внимательно,
буквально пожирает глазами.

-Могу создать свой мир?
-Сможешь если действительно веришь- я сажусь на корточки прижимаясь щекой к холодной стене.- Сможешь но только это очень больно.
-Не больнее чем будет завтра-рыженькая дергает плечом и смотрит на меня.- ты знаешь что инквизиторы сделают с нами.Знаешь что делают с ведьмами.
Да детка, возможно что и не больнее. Я вздыхаю и протягиваю ей бритву которую с большим трудом спрятала от охраны.
-Вдоль вен, не поперек -говорю я устало. -И когда будешь уходить удерживай картинку мира в который собралась мысленно в голове, малышка.
-Рубин -поправляет она меня. -меня зовут Руби, Рубин.
-Рубин -я улыбаюсь. Девочке явно больно но она сдерживает крик, царапает стенку пальцами от боли. Глаза у нее закрыты.Я хочу отвернутся-на это страшно смотреть но и не смотреть я не могу тоже-точно отвернувшись я каким-то образом предам эту кроху.
Мне интересно -что она видит сейчас? Явно не то что я нафантазировала себе 15 лет назад при переходе.
Наконец тело обмякает в красной лужице- такая кроха и так много крови...
Я сильнее вжимаюсь в стену. Мне тоже хочется уйти. Осталось всего два часа до того как за мной придут и видит бог,настоящий бог если он есть ,
бритва и новый мир намного лучше чем то что ожидает меня. Но я остаюсь. Потому что этот мир- мое чудовище. И это я придумала создавая этот мир что смогу перейти только один раз. Глаза закрываются от усталости и я засыпаю. Руби если ты и правда сильно веришь то иди и пусть удача поможет тебе.

 

Вопрос: ага?

1. угу		2	(33.33%)
2. не-а		4	(66.67%)
Всего:		6

@темы: сказка, проза, детское

---

Антрацит.25.05.2012.

[Элхэ.]

Последний рассказ,практически обратная сторона Янтаря. За отсутствие имен прошу не гнобить.Отдельная просьба к Дефу если он станет читать-не пугаться моих мыслей. Мне просто интересна эта область и не более того.
Антрацит.25.05.2012.


Я готовилась к этому дню очень давно.Сегодня все у меня должно быть правильно, идеально.
7.30.Встаю.Не резко вскакиваю как обычно а старательно потягиваясь, выгибаясь. Завтракаю. Не глотая еду на ходу а просматривая какой-то модный журнал .Макияж, прическа- занимают не час как обычно а почти два.
Все же должно быть идеально, я говорила. Кульминация -достаю из шкафа свою последнюю покупку ,черное платье. Идеальное. Такое как любит ОН- делающее меня
маленькой готичной девочкой в черных кружевах. На шею- черный крестик на черной ленте.
10.00.Еду в такси на работу. Хотя все равно уже опоздала. Но сегодня это не слишком важно. За рулем Алексей. Всегда когда мне хочется поболтать с водителем я приглашаю его.
10.30. Захожу в контору. Поднимаюсь в лифте на 4 этаж. Быстро набиваю на компьютере заявление об увольнении и почти вприпрыжку лечу к начальнику. Подавая ему заявление сообщаю что невозможно более работать в таком месте,
что то что сделали их прошлые сотрудники занимавшие тот же пост что и я-просто авгиевы конюшни а я не геракл что бы их чистить. И что текучка в этой организации такая именно потому что он, начальник только и знает что набирать
нимфеток только что закончивших институт и не умеющих работать а потом орать на них за это. С громким треском захлопываю дверь его кабинета и спускаюсь на первый этаж.
11.00 Внизу ждет ОН. Наконец-то соизволил оторваться от своей тупой работы и уделить мне внимание. Он говорит что я хорошо выгляжу и дарит мне букет лилий. Мы идем смотреть титаник з-д.Я плачу. Он кажется тоже
15.00-16 00. секс на лоне природы. В том парке в котором я гуляла еще ребенком и впервые поцеловалась я кстати тоже там.
16.10.Я с ним прощаюсь. На остаток вечера я хочу быть одна физически но это не значит что я буду одна морально.
16 40-покупаю бутылку мартини и возвращаюсь домой. Широко открываю все окна в квартире что бы по ней гулял сквозняк. Включаю музыку. Пускай это будет что-то из "Арии".
Подпеваю."я свободна от любви от вражды и от судьбы".На самом деле -не свободна. Есть в этом мире человек которого я не простила. И человек которого люблю тоже кажется есть.
17.10.Включаю компьютер и удаляю свой электронный дневник. Будет неправильным если он останется в сети. Думаю о девочке Тане и о стихах которые были в дневнике ее матери-
Есть дети — как искры: им пламя сродни.
Напрасно их учат: «Ведь жжётся, не тронь!»
Они своенравны (ведь искры они!)
И смело хватают огонь.
17.10.-21.00.Вспоминаю.Так много вещей нужно вспомнить. Успеть.
Темный детский сад- когда меня приводили туда раньше всех остальных детей я еще примерно час сидела в полной темноте и придумывала разные истории. За что, мамочка?
Первый класс. Я толкаю мальчика с высоты двух метров. Он неловко как-то падает. Спиной. И мне страшно что он разбил голову. Прыгаю за ним.
Моя подруга. Точнее две из них. Одна вышла замуж за военного и родила двух близнецов. Счастлива ли она?Возможно. Вторую я никогда не видела в реале но она дала мне первый сетевой ник- Элхэ,
сказав-"а ты похожа на...".Она далеко, в амстердаме и наверное уже не помнит о той что похожа...
Мой первый поцелуй. Шестнадцать лет. Открытое кафе ,ночь, шел дождь.Я сидела у него на коленях и неловко тыкалась своими губами в его губы. А он все время пытался меня поцеловать в грудь через тонкую ткань майки.
Тогда я сбежала от него по ночному, дождливому парку а дома смеялась увидев что он перепачкал мою майку моей же губной помадой.
Первая работа-18 лет. Таня, Эльвира, Катя. Таня была раньше учительницей и рассказывала много историй про школу. Эльке было всего 22 года но у нее уже был сын. Она любила
расчесывать и укладывать мои волосы. Катя...с ней мы частенько ссорились....
Поездки в москву. Почему-то из окна моей спальни всегда был виден белый след от самолета...всегда.
А теперь...кажется теперь пора торопиться. Я встаю и набираю воду в ванну. Достаю бритву. Платье падает на пол- ведь никто же не купается голым, правда? Снимаю с шеи крест. Черный. Который называю антрацитовым хотя на самом деле это конечно обычная стекляшка.
обматываю ленту вокруг руки. Режу. Почти не больно только очень страшно смотреть как вода в ванной становиться алой. Я сжимаю крест и молюсь. Кому? Не знаю я же атеистка. Слова молитвы путаются. Боже если ты есть пусть все будет хорошо. И у П. с ее близнецами. И у Ахэнэ из амстердама.
И у того кого я так и не смогла простить, и у того кого я почти что люблю. За его терпение. И у меня самой пусть все будет хорошо. Я отпускаю их всех и становиться темно. Последнее что я слышу -стук антрацитового креста о край ванной.
"А когда уже не будет не слез не сил
Что бы верить в сказку под названием"друг"
Отгрызет себе лапу прирученный лис
Что б не быть заложником принцевых рук"(с)

Вопрос: Угу?

1. Ага		5	(62.5%)
2. Не-а.		3	(37.5%)
Всего:		8

@темы: сказка, проза, детское

---

Янтарь

[Элхэ.]

просто воспоминания о детстве + немного сказки
Янтарь

На той старой, черно-белой фотографии мы похожи как две капли

воды. Обе светловолосые, большеглазые, у обеих волосы
завязаны конским хвостиком. Мне не нужно доставать фотографию из альбома- те
две девочки которые там изображены словно бы на всегда запечатлелись на
сетчатке моего глаза
и стоит мне прикрыть ресницы и подумать о фотке как она сама встает перед
глазами. Возможно, потому что это единственное наше общее фото.
Мне было 8 а тебе 10.Нас часто оставляли после школы в группе продленного дня и
твое воображение было слишком велико для нас обеих. Мальвы с куста росшего за
школой обрывались и
становились принцессами в пышных юбках за которыми ухаживали дерзкие кавалеры-
репейники. Где-то далеко-далеко существовало странное королевство в котором
жила девушка по имени Галгали
навсегда заточенная мужем за измену в кусочек янтаря- заточив ее в камень он
хотел разбить его но окаменел сам , так они там и стояли ,янтарная девушка и
мужчина с перекошенным злобой лицом сжимающий в руках топор который так и не
успел опустить.
По ночам я стала видеть твои кошмары. Определенно ты плохо влияла на меня но я
тебя любила.
Любила за то что ты ни на кого не была похожа, примерно за тоже самое за что
тебя ненавидели твои одноклассники...
11-13 лет...Я начала немного стесняться тебя из-за твоей необычности и из-за
того что к тебе плохо относились. Мы жили в одном подъезде. Когда ты приходила
ко мне
я часто просила родителей сказать что меня нет дома, понимаешь тебя просто
бывало слишком много для меня одной а кроме меня у тебя больше никого не
было(отец ушел, мать ты почти не видела)
но все это я понимаю только сейчас а тогда я уставала от тебя...впрочем, ты
приручила меня снова. Ты показала мне город, особые места в нем и заставила
меня его полюбить.
Некоторые из них я помню и сейчас-заброшенный детский сад куда мы пробирались,
какую-то странную арку, двор из красного кирпича стилизованный под старинный
замок с какой-то трибуной типа Колизея.
Иногда ты рисовала там рисунки, типа граффити хотя не совсем, а я просто
ставила отпечатки своих колец-печатей, в то лето они были модны...До сих пор
иногда бывает желание сходить на одно из наших с тобою мест и посмотреть не
остался ли там где-то на камнях
оттиск синей радуги со звездочкой или зеленого мишки с сердечком в лапах но я
знаю что многие из этих мест без тебя я найти не смогу- словно бы только
ты умела открывать проходы туда, как в другие измерения.
13-15 лет...Мы были вместе почти всегда. В то лето ты впервые влюбилась в парня
по имени Руслан. Ты часто влюблялась а еще чаще придумывала себе влюбленности.
Я была далека от этого но слушала о твоих очередных пассиях хотя это было мне и
скучно.
Вместе мы часто смотрели дисней-клуб. Хотя, кажется приличные девушки этим не
занимаются, по крайней мере когда я впервые поймала тебя на просмотре
"черного плаща" ты смутилась. Каждый день ты писала мне письмо и
подбрасывала в почтовый ящик. Каждый вечер я тебе отвечала.
Ты учила меня красится. Красится так же бездарно как была накрашена ты сама. Ты
отвела меня на первую ночную тусовку в парке. Ты созрела раньше меня и была
первой кому я позавидовала из-за внешности.
Шикарные волосы. Грудь. Ноги. Только с талией у тебя было плохо и мы вместе
сидели на диете. На год я даже стала анорексичкой – мне-то диета не требовалась
впрочем и такой роскошной груди как у тебя мне не светило но это все не важно.
Важно то что было потом.

Когда мне было 15 а тебе 17 мы потеряли друг-друга. Ты поступила в

институт и у тебя появились друзья- в первые появился кто-то кроме меня за 17
лет.
Я не завидовала, скорее радовалась.

Мы встретились через 10 лет совершенно случайно -я была в старой

части города, хотелось сфоткать развалины недавно сгоревшего дома- любить такие
места и слушать их научила меня ты еще в далеком детстве когда в заброшенном
детском саду поднимала с пола какой-нибудь одинокий кубик завалявшийся в углу и
пыталась представить себе малыша игравшего с ним раньше. До этой нашей
встречи я конечно следила за твоей карьерой- ты была популярна и успешна.
Фотомодель, жена богатого бизнесмена- о такой судьбе как у тебя стоило только
мечтать .Ты сильно изменилась, из полупышки превратилась почти в скелет
модельного типа, на носу черные очки, волосы тоже покрашены в черный- я хорошо
помню как мысленно усмехнулась этому подумав не поздновато ли в
почти тридцатник подаваться в неформалки. Ты всегда бурно проявляла свои
чувства вот и сейчас - объятие прямо посреди улицы. Руки у тебя были очень
теплые, почти горячие, казалось они жгут через одежду. Мы зашли в какое-то
кафе, не помню названия. Пили кофе, болтали ни о чем.
-Расскажи о себе,- попросила я.Твои пальцы стиснули стол так что костяшки
побелели.
-Не о чем говорить. Я изменилась, много работала над собой, ты же видишь- она
вымученно улыбнулась. В глазах которые больше не скрывали темные очки
плескалась тревога. Блики света из открытого окна на полу. Жужжание мухи.
Тишина висящая между нами.
Неожиданно она как-то странно оживилась.
-Знаешь, я нашла в этом городе один интересный магазинчик, ты просто обязана
взглянуть, понимаешь ли...тут она словно прикусила язык и помотала головой-
Нет, так не объяснишь это надо видеть. Схватив за руку она потащила меня прочь
из кафешки.
Минут через 20 мы уже стояли перед этим ее магазином."Антиквариат, Винтаж,
Редкости"-вывеска выглядела неприметной но подруга уверенно втащила меня
внутрь помещения и не менее уверенно направилась к какой-то витрине. Я
следовала за ней, очарованная магазинчиком да и самой ситуацией- почти как в
детстве.

-Смотри- она показала мне на предметы лежащие под стеклом. Мой

взгляд скользнул по ним и я невольно вздрогнула. Бабочки. Какие-то мелкие
ящерки. Скорпион. Все- застывшие в желтом янтаре сохранявшим на вечно их форму.
-Разве они не прекрасны?- спросила она откидывая упавшую на глаза черную
прядь.- Они никогда не изменятся, не постареют...в ее голосе словно что-то
надломилось и он на секунду дрогнул.
-Ты помнишь Галгали, ту девушку из нашей детской сказки?- Я кивнула. Она
улыбнулась мне:
-Вот и я не забываю. Ни на минуту. Она порывисто клюнула меня в щеку своим
горячими губами- даже не поцеловала а именно клюнула, настолько быстрым было
это движение и выскочила из магазина растворяясь в городской толпе. А я все
стояла у витрины, смотрела на бабочек в янтаре, и думала.. думала о
мальвах-принцессах,
о том как прижавшись друг к другу мы смотрели дисней- клуб, о цветных
кольцах-печатках...

Больше я ее не видела .Хотя- вру. Больше я не видела ее живой.

Где-то примерно через месяц я получила ее письмо;

"Прости меня за все. Люблю"

Из конверта выпал кусочек янтаря. Вечером в теленовостях

сообщили что известная фотомодель Т. покончила с собой вскрыв вены в ванной.
К трупу была приложена записка о том что она это сделала для того что бы
не стареть, сохранить себя молодой и красивой для фанатов, мужа и для себя
самой.
-Да молодость быстротечна а кроме как раздвигать ноги и топать по подиуму эти
дуры ничего не умеют- распространялся в одном из каких-то ток-шоу
активно обсасывающих твою смерть какой-то тип. Хотелось плакать. Разбить ему
морду. Разбить телек. Кричать что у него никогда не было тебя и он никто что бы
судить. Вместо этого я выпила снотворное и легла спать.
Этой ночью мне приснилась ты. Ты была Галгали только в этом моем сне ты разбила
янтарь в котором было заключено твое тело и вышла. Мы говорили. Ты сказала что
ждешь меня. Завтра я куплю в аптеке много снотворного- мне начинает нравиться
спать

 

Вопрос: да или нет?

1. да		4	(57.14%)
2. нет		3	(42.86%)
Всего:		7

@темы: проза, детское

---

Сказки о Ялисе

[D-r Zlo]

— Ой, мои усики! — забормотал отчаянно маленький чёрный кролик. — Ой, мои лапоньки, нельзя сюда, глупая ты девчонка!
— Отчего же? — кроличьи ушки Ялисы двигались точь-в-точь как настоящие: она склоняла головку, и правое ушко вопросительно наклонялась вслед за ней, грустила — и оба ушка на ободочке опускались вниз. — Ялисам нельзя, а вот кроликам можно. Можно я побуду кроликом?
— Ай-яй-яй, глупая ты девочка, ну куда же ты лезешь, — маленький чёрный кролик был взволнован и испуган: он так и не нашел Алису, а эта девочка — она тоже не Алиса, а всё равно зачем-то лезет вместе с ним в норку, просто стыд и срам какой-то; "бедный папенька, — думал кролик, — вот уж кто бы мне точно надавал тумаков за глупости".
— Ну смотри, — Ялиса села на шляпку огромного гриба, и Чёрный Кролик послушно наклонился к ней. — У тебя нет часов, а у меня есть.
— Это плеер, — устало вздохнул кролик: вот и угораздило же его сегодня дома забыть часы!
— У тебя заичьи ушки, а у меня кроличьи.
— Не вижу логики. У меня чёрные ушки, почти как у папы, а у тебя светлые; разве бывают белые кролики?
— А ещё меня зовут почти что Алиса.
— Ялиса. Так ты кто: кролик или Алиса?
Ялиса наклонила голову в задумчивости: ей этот вопрос даже не приходил в гости к мыслям, а ведь он удивительно правильный!
— Не знаю, — сказала она. — А какая разница?
— Большая. Алисы — это девочки, а кролики — это кролики. А ты не Алиса и не кролик. — Он подскочил к ней, с любопытством разглядывая её темный пушистый шарф, который по-кошачьему свернулся у неё на шее и его хвост лениво развевался по ветру. — А мне такой же ты свяжешь?
— Конечно, — сказала Ялиса. — Только меня с собой возьми, туда, в вашу эту Страну Чудес.
Чёрный Кролик задумался.

***
— Это какая-то неправильная Алиса...— медленно произнес Белый Кролик, принюхиваясь к незнакомке.
— А я не Алиса, — ответила девочка, чуть шагнув назад. — Я Ялиса. А ты совсем не похож на Белого Кролика.
— Почему это? — Кролик замер как вкопанный. Он точно помнил, что до сегодняшнего дня он был белым и вполне себе кроликом — не каким-нибудь раскосым зайцем.
— А где твои часы?
— А, ты про это, — Кролик облегченно сел на задние лапки. — Так бы и говорила, а то испугала всего. Забыл.
— Забыл? — недоверчиво спросила девочка.
— Ага, — ответил Кролик.
Больше они не говорили — то ли стеснялись, то ли ещё что. Ялиса шумно вздохнула и села на край каменной кадки, в которой рос куст моховичков. Кролик уселся с другой стороны кадки и мечтательно смотрел на моховичков. Они были шумные, глазастые и крикливые, но как же они замечательно пели по утрам!...заслушаешься. Хотя папа Кролика их совсем не любил — они отвлекали его от дороги и он вечно попадал не туда и опаздывал на прием к Червонной Королеве. Впрочем, папа вообще мало что и кого любил...
— Что это? — спросила Ялиса, показывая на моховичков, которые покачивались на ветке и молчали, вероятно, стеснялись гостьи.
— Моховички, — ответил Кролик. — Они поют.
— Поют?
— Да, по утрам.
— А сейчас почему нет?
— Потому что ты их напугала. У нас вообще гостей не сильно любят...кроме Алис.
— Именно Алис?
— Ну, я не знаю... — Кролик оценивающе принюхался к девочке. — Может, Ялис тоже любят, я не проверял.
— А давай попробуем? — Ялиса встала с кадки и отряхнула юбку, полная решимости проверить, любят ли Ялис моховички так же, как Алис.
— Ну давай, — осторожно произнес Белый Кролик.
Он спрыгнул с кадки, галантно взял Ялису под лапку и они пошли в сторону кроличьей норы. Моховички под дуновением ветра покачивались им вслед и что-то, бормоча, обсуждали друг с другом: вполне возможно, что может ли быть Ялиса Алисой, или все же наоборот...

***
— А ты можешь представить себе чай без чайника? — мурлыкнул Чешир, внезапно появившись на плече у Ялисы.
— Чай вне чайника? - переспросила она. — Мокрый или сухой?
— Мокрый, конечно! — фыркнул кот, исчезая и оставляя только застывшие в воздухе усы. — Какие глупости ты спрашиваешь!
— Нууу, не знаю, — ответила Ялиса. — Надо бы Шляпника с Зайцем спросить. А что такое?
— Какая ты сегодня неинтересная! — Кот тут же очутился на ветке дерева. — А ты сама проверь!
— Как?
— А сними ситечко вооот с того белого чайника, — Кот лениво махнул лапой в сторону стоявшего на траве белого чайника. Ялиса могла поклясться, что она его до этого тут не видела, но желание увидеть чай без чайника было настолько велико, что она сняла с него ситечко.
И тут из носика чайника стал выливаться чай, окрашивая окружающую действительность в коричнево-желтоватые тона. В воздухе вместе с сорванными листьями парили чаинки, все вокруг было чайным и плавным, а сама Ялиса как будто взлетела — оторвалась от земли и поплыла куда-то в сторону дерева.
Кот, удовлетворенный увиденным, подплыл к чайнику и закрыл его носик ситечком. Внезапно все приобрело свой родной, нормальный цвет, а Ялиса вместе с чаинками упала вниз.
— Ай! — воскликнула она.
— Ну как? — мурлыкнул кот, вылизывая свою шерстку, которая теперь пахла бергамотом и чайными листьями.
— Красиво! — выдала восхищенная Ялиса, вставая и отряхивая свою юбочку.
Кот подошел к ней, стал ласкаться об ноги, удовлетворенно мурлыча:
— А я же говориииил...
Так появилась осень.

***
- Понимаешь, Ялиса, - Кот ходил по листве земли, и каждая травинка его шерсти весело звенела колокольчиком, - устами младенца глаголит истина, так?
- Так, господин Кот, - вежливо отвечает Ялиса. Начало ей уже нравится. Она ребёнок, и её устами глаголит истина. Стоп, но она же ошибается на уроках mutter? Значит, она не ребёнок?
- Безумцы похожи на детей, только взрослые, - продолжил Кот, сбивая лапой цветок и превращаясь в него сам; теперь на Ялису смотрел цветочек с кошачьими глазами и широкой улыбкой, а также лепестками в виде ушек. – Ага?
- Да, господин Кот, - подтвердила Ялиса, всё ещё не понимая, к чему же он клонит.
Кот вскочил на дерево, а под ногами Ялиса почувствовала теплую кошачью шерсть вместо травы; она почесала землю, и была готова поклясться своими туфельками, что она урчит прямо у неё под ногами.
- А шуты – те же безумцы, только осмысленные, - изящно закончил Чеширский Кот. – Вот только и всего.
- Но, господин Кот, - возразила Ялиса, зарываясь носиком в кошачью шерсть, - шуты не дети.
- Какая ты глупая! – смеётся Кот. – Это как эволюция. Смотри: дети – безумцы – шуты. Дошло?
- Дети-безумцы-шуты, - повторила мечтательно Ялиса. – Многоножка обязательно б придумал стих. Дети-безумцы-шуты, под ногами растут коты…
Кот громко рассмеялся и исчез; цветочек вновь поднялся и в ушах поглаживающей его стебель Ялисы зазвучали слова Кота:
- Ялиса, я хочу посмотреть, как же ты повзрослеешь.

***
— Угощайся, — придвигает Ялисе собственную шляпу Шляпщик. – Чай в чашке-наоборот. Не должна запутаться.
— А я и не путаюсь, — отвечает Ялису, глотая кусочек предложенной ей шляпы. По вкусу она напоминала черничный пирог с мятой и голубыми розовыми лепестками, и это было даже лучше, чем грибное рагу. – Почему у вас так темно?
— Королева, — раздвинул худые руки в стороны Шляпщик. – Я, видите ли, очень рассеянный. Отключили за неуплату. И Солнцу запретили мне тут светить, а без него я никак не могу найти свои деньги.
— Как это печально, — вздохнула Ялиса. Он очень странный, решила про себя она, но милый. Почти как Белый Кролик.
— У Вас красивое ожерелье, — наклонился к ней хозяин полянки. Болванник Шляпщик. Или Шляпник Болванщик. Или… кажется, ему так надоело обилие его имен, что откликается он на всё, даже на Шарика. – Подарок Королевы?
— Да, — кивнула Ялиса. – Кролик очень испугался, увидев его.
— Удивительно, — энергично закивал Болванник. – Ведь, кажется, это те, кто не справился со своими обязанностями при дворе Королевы. Он должен был обрадоваться при виде родственников.
— Да. Это очень грустно.
— Безусловно. Бедные Кролики. Ужасно неблагодарная профессия.
— А снять его никак нельзя? Я не хочу расстраивать Кролика, — промолвила Ялиса. – Ведь его папа тоже при Королеве…
— Ох, простите, милая, не знаю.
— Извините, — печально поблагодарила его Ялиса, рассматривая чашку-наоборот. Боясь перевернуть её и вылить на себя горячий чай, она поставила чашку обратно на стол.
Шляпщик Болванник не мог ей помочь снять с шеи подарок Королевы, и это было очень печально. Вероятно, стоило бы уломать Кролика принять её такой, какая она есть, пусть даже с кроличьими скальпами на шее.

Вопрос: ага?

1. Да!		6	(85.71%)
2. Нет.		1	(14.29%)
Всего:		7

@темы: сказка, проза

---

Бирюза

[Элхэ.]

Тоже один из рассказов цикла

Бирюза

Родился я в маленькой деревушке под Москвой.Из развлечений-речка да сельский клуб в котором по субботам танцы.

Москва-то она для нашенских как локоть-вроде и близко да не укусишь...Денюжек на поездку в столицу нет.

Вообщем,всех-то моих развлечений с пацанами в киношку старую сбегать да у пруда посидеть.Те кто помладше понятно дело рыбку ловят(ага,ту самую,с 3-мя глазами -у нас недалеко химзаводик стоит) а те кто постарше понятно дело телок.

Да нет,не коров конечно а настоящих телок-сиськи-во,жопа-во....Как стемнеет на берегу пруда визг да смех стоит.Ну мне понятно дело рановато еще-11 лет всего намедни стукануло,отметили мы их с Сивым да с Косоглазым как настоящие мужики-

с банкой пива которую я у папани спер(неделю потом сидеть ровно на заднице не мог) да с пачкой беломора которую притащил Сивый.Лежали,курили,мечтали кто о чем-я о ладе-калине помнится,Косоглазый хотел 30-летнюю Таньку-повариху соблазнить.Жили как умели вобщем.

Потом она приехала.Точнее-они.Дачники.У нас на хате остановились.Я и не знал что такие люди бывают-он высокий,смуглый,белозубый,жена его тощенькая,темноволосая,совсем непохожая на местных баб.И их дочка.

Алей звали или Лисей,оказываеться так имя "Алиса" переиначивали...Лися она такая была...нездешняя.Непохожая совсем на поселковых девчат.Тоненькая,с большими голубыми глазами цвета бирюзы,светловолосая.На нас,на шелупонь деревенскую внимания 0-сядет с утра в саду с книжкой и читает,читает.

Я по дури да по малолетству влюбился в нее.В саду Иваныча мальву ободрал и с этой мальвой к ней сунулся....посмотрела она на мальву,потом на меня,потом как заржет самым натуральным образом и эдак сквозь смех говорит мне-иди отсюда мальчик,не хочу я с тобой дружить от тебя рыбой воняет.

Ушел я на сеновал и долго,совсем не по поцански рыдал там а вскоре Лися уехала обратно в свою Москву,забыв наверное как страшный сон чумазого,плохо одетого и дурно пахнущего подростка.

Только я не забыл ничего.Каждую ночь я видел ее глаза.Ее тело.Тело я желал но ее глаза меня оскорбляли-наверное так возненавидел бы неандерталец статую венеры-просто потому что она стояла выше его понимания,была недоступна его мозгу.Время шло.Мне стукнуло 18.Как и все у кого не хватило денег на откуп отслужил в армии,стал много пить,рано начал лысеть и годам к 30 потерял волосы на висках да и на темечке плешь наметилась.

Правда деревенским девкам я нравился за неимением лучшего ну да речь не о том.Несколько лет подряд я вкалывал.Брался за самые грязные деревенские работы-копал уборные ямы,ходил за свиньями,полол.Под конец накопил таки деньги на поездку в Москву.Приехал.Народу куча на вокзале,со всех сторон локтями толкают,чего мол встал,рот раззявил провинциал лапотный

Думал,сложно ее найти будет ан нет-висит Лися считай на всех стендах города.То ли моделью стала то ли еще какой знаменитостью-помаду губную рекламирует.Снял я за копейки свои какую-то халупу с тараканами и стал выжидать.Как не засну перед глазами каждую ночь она,надо мною смеющаяся...волосы светлые на ветру развиваються,язычок розовый губки облизывает а в глазах бирюзовых насмешка рыбкою плавает - дескать"где уж тебе меня взять-получить мужик-деревенщина".Но я свое все же взял-получил хотя и заняло это около полутора лет.

Подкараулил Лисю-Алисю у какого-то то ли бара то ли клуба ночного.Подошел-и все как в детстве,огромные синие глаза и презрение...к моему пузу,к лысой голове,к запахам деревенским которые Москва с меня так и не повыветрила...Я...я не выдержал...ударил ее...мягкое,теплое,бил ее что бы убить в бирюзе ее глаз коктейли мохито,и стихи есенина,и книги коэльо,и все ее магазины шмоток и то насколько она выше меня,все то чего я лишен и за это ненавижу и в ней самой...она уже хрипела,задыхалась,из угла рта вытекла тонкая струйка крови,а я все еще сжимал ее белое горло и тряс ее как ствол березы.....наконец она упала к моим ногам...я топтал ее и был счастлив...

Утром за мной пришли в мой клоповник.Оказывается это так просто-найти человека который слишком сильно любит.Но у меня была до этого еще целая ночь.Почти 5 часов я любовался как тускнеет бирюзовый свет ее глаз как остывает ее кожа...Ночь с моей Алей,с моей Лисей... пока они не отняли у меня ее мертвое тело...разве это слишком большая цена за смертную казнь?

 

Вопрос: Понравилось?

1. Да		3	(30%)
2. Нет		7	(70%)
Всего:		10

@темы: миниатюра

---

Изумруд

[Элхэ.]

Каждый рассказ называется в соответствии с одним из драгоценных камней (и да-прототипы реальные люди хотя и помещенные в нереальную ситуацию поэтому их имена-просто буквы)

]Действующие лица : А,К,Х,В.

Рассказ первый

Изумруд

Узкая, каменистая дорога. Снег в лицо крупными хлопьями, снежинки на волосах, на щеках тают стекая слезами. Звезды в темном ночном небе-твои глаза, К …зеленые-зеленые, как молодая листва, как те изумрудные бусы на шее А. которые дарил ей года три назад когда клялся в вечной любви…Не сохранила А. не бус, не счастья…К. , сколько же в тебе солнышка….ты сидела на окне и ела персик…сок стекал по пальцам, брызгал на землю, ты смеялась а я…я просто хотел быть тем персиком который ты ела, завидовал ему от всей души…

Прости меня А, прости что думал что знаю что-то о настоящей любви…Х. устало соскочил в снег с лошади, почти кулем обвалился в сугроб…К .….волосы твои пахнут лилиями и ночными тенями…нет, никогда не стоял он к ней так близко что бы ощущать ее запах или тепло ее тела но почти каждую ночь ложась с А он фантазировал….

Прости,А…обладая твоим телом мыслями только ее желал….Когда она впервые заговорила с ним ему показалось будто он ослеп и оглох одновременно-так невероятно это было, словно вспышка сверхновой звезды….Х снова почувствовал себя влюбленным мальчишкой и изо всех сил старался доказать К свою любовь. Она-лишь снисходила до него. Часто в приступе страсти он опускался на колени и целовал ее белые как мрамор ступни а она, уступая его мальчишескому порыву снисходительно трепала его по волосам. Нет,он не стал ее мужчиной-скорее комнатной собачонкой ну или другом…если с комнатными собачками можно дружить. Рассеянная и мечтательная, в присутствии робеющего юноши она часто забывала о нем ,начиная обращаться с ним как со своей дуэньей или подружкой…а неделю назад….он как обычно сопровождал ее в одной из прогулок. Любовался как упруго ступают ее маленькие ножки на грубые камни мостовой ,слушал ее голос…он редко слышал отдельные слова,чаще-просто общую тональность, плавность журчания ее речи-как морской прибой…но в этот раз к сожаленью он услышал…

-Он такой сильный и красивый-сказала она

-Я им восхищаюсь-сказала она

-Я была бы счастлива если бы В взглянул на меня хоть раз иначе чем на прочих женщин- сказала она и мир опрокинулся.

Ему показалось что дома города странно скособочились а солнце почернело на небе.Х кинулся в какой-то переулок-скорее бежать,спрятаться от себя,от нее,от людей….

Прости, А…этой ночью он впервые поднял на нее руку, ненавидя ту боль что причинила ему другая отыгрался на тебе, которую совсем еще юной девчонкой в жены брал , которую во время грозы на руках укачивал…ну разве виновата ты что обабилась,из веселой резвушки-хохотушки превратилась в дородную женщину …изумрудное ожерелье, свадебный подарок с шее ее сорвал-цвет камней о глазах той,другой напоминает…потом пришел стыд. Горячий, всепожирающий изнутри… вот плачет в углу А, а не подойдешь ,не утешишь-не хватает слов…зато сколько слов было для той,другой, какие серенады выводил под балконом ее увитым плющем теплыми майскими вечерами…глаза-как звезды, кожа как мрамор, волосы черные как ночь…или как ее лживое сердце….сжав зубы,выскочил на улицу, в холодный, морозный воздух…скорее, скорее,в конюшню,на белого жеребца, прочь из ненавистного города который весь-ОНА, она до последнего камня, она до последней розы, она-замерзающая река и торговка рыбой на рынке, она снежинка запутывающаяся в волосах и детский смех-она поглотила собой весь город…и вот сейчас он стоял у дерева. Далеко от города,от А и от НЕЕ. Снегопад усиливался и снег в волосах больше не таял…

-Люблю-то ли подумал то ли произнес замерзающими губами. Затем вытянул из кармана изумрудное ожерелье А и подошел вплотную к крепкому суку нависающему над его головой…Тело его нашли только весной

Вопрос: Понравилось?

1. Нет		8	(72.73%)
2. Да		3	(27.27%)
Всего:		11

@темы: миниатюра

---

Нетленка

[Gmalia]

Название: Нетленка (Заросли чертополоха).
Автор: Gmaria
Бета: Не-а
Рейтинг: полагаю, можно всем
Жанр: Фантастика, детектив, агнст, экшн, романтика, повседневность, юмор.
Размер: Мини
Описание: Безобидный эксперимент, как отвадить надоедалу, нарушившего личное пространство.
Состояние: Закончено.
Предупреждение: Ничего страшного, хотя проскальзывает нехорошее слово. Заранее прошу прощения, ибо я Чернолесскому не указ ))
Дисклеймер: Я, только я, и никого, кроме я.
Размещение: Только здесь.
От автора: Это зарисовка без начала и конца, так, возникшая из ниоткуда милая мысля. Решила перенести на бумагу, пока не растеряла. Является фанфиком к основному произведению. Думаю, она воткнется туда за небольшими вычетами(1).

*****
Косясь одним (не лиловым, конечно, а обычным, серым) глазом на кровать, где нагло разлеглась длинная тушка Чернолесского в излюбленном синем халате, бесшумно, но широко зеваю.
Вторым пытаюсь дочитать главу об - цитирую: «интерлюдии между намерением активировать магическую энергию» и, собственно, «активацией оной в момент подключения той или иной стихии». Сознание с грохотом ломается на куски и проваливается куда-то в неизвестность.
Понимаю, что ничего не понимаю. (Мне это представляется таким же туманным, как и любому обывателю, не обладающему сангвис(2) - так, почитать на ночь глядя, чтобы засыпалось лучше).
Нет, все же магия - не мое. Не в состоянии уяснить главного - с какого такого перепугу сорок девятому миру делать подарки всем магам на земле, позволяя подключаться к практически безотказному стартеру и творить, все, что заблагорассудится, покуда хватит собственных силенок?
Перечитываю главу раз семь, начинаю заводиться и сильно преувеличивать количество прочитанных раз, нервно выстукивать носком ступни по «львиной» ножке кресла.
Вместо того, чтобы сосредоточиться, мысленно напеваю в такт постукиваниям «Яблоки на снегу»(3), неизвестно какими силами вызванные в памяти.
Попутно задумчиво поглядываю на безмятежно развалившегося на покрывале Криса; раздражение растет в геометрической прогрессии.
Какого черта, вообще?!
Вваливается ко мне в спальню, как будто так и положено, ложится и мнет мою постель, всем своим видом выражая, что его не сдвинешь даже бульдозером. На меня не похоже, но я вначале не возразила, пожалев парня за хроническое одиночество, а теперь вроде как поздно сопротивляться.
Нелогично.
Но раздражает непередаваемо, как если бы принцессе на горошине от души сыпанули дроби под простыню.
Вчера, например, «дробина» просто уснула, а теперь вот молча взяла одну из книг Зои Козлик и начала лениво листать, шурша страницами и время от времени скептически хмыкая.
— Тебе не надоело читать эту ерунду? - неожиданно осведомился он, как будто его кто-то спрашивал.
— Ничего себе ерунда, - недовольно ворчу. - У меня мозги плавятся.
— Это ж инфа для детского сада, - деланно удивляется он, зевая, и я знаю, что выпускник БВУМа внутренне ржет надо моими жалкими потугами осмыслить немыслимое. Сам-то двенадцать лет учился, крутясь белкой в колесе и нарабатывая не выше троечки. (Он, разумеется, не знает, что я знаю об этом, а я знаю! Ибо моя шпионская сеть простерлась туда, куда ему не снилось даже в страшном сне).
Хочется прибить гада на месте. Еще и издевается, видя, что я не двигаюсь с мертвой точки (а еще я в курсе, что он втихаря наблюдает, как я учусь, по-крайней мере, пока не спит). Нет, надо прекращать эти пикники в моей комнатушке, и без его гениальности тесно.
— Да неужели? - ядовито отозвалась я. - Ну, так поясни, раз такой умный... - умолкаю, пытаясь быстро понять, что лучше: признаться в своем уровне, который якобы не дотягивает до детского сада, или все же выкинуть советчика вон из комнаты?
— Что именно? - фыркнул тот, закинув черноволосую голову на согнутые над головой локти.
Как всегда, выбираю третий вариант, то бишь, ни себе, ни людям.
— Ничего! И сама разберусь.
Крис снова ухмыльнулся и отвернулся, уютно потянувшись всем телом и поскрипывая пружинками кровати.
Невольно учащается пульс при взгляде на аккуратный профиль, длинные ресницы и ложно-хрупкое тело, прикрытое подобием кимоно.
Но за кривую улыбочку хочется задушить подушкой (с которой я, кстати, не далее, чем вчера, сняла жесткий черный волос, потерянный явно не моей макушкой).
Особенно нервирует, что я смогу изгнать Чернолесского из комнаты, только когда вечер плавно перетечет в пору ночную, и я сама соберусь прикорнуть - тогда он неохотно, но уйдет к себе.
Придется расталкивать и выпроваживать горячее расслабленное тело, снова испытывать душевные и телесные муки, когда оно скроется за дверью, потому что, если уж начистоту, с большей охотой я бы оставила Ангелочка(4) хотя бы в виде обогревателя и прилегла рядом.
Пик мучений наступит в тот момент, когда я заберусь под одеяло, в постель, наполненную назойливым теплом непрошеного гостя.
Повышенная температура тела Чернолесского (бывший преподаватель БВУМа, а ныне просто целитель Лесков утверждает, что 40 градусов - это у него такая реакция тела на немыслимо раздутый объем магической энергии) играет против меня. Едва погружаюсь в это ласковое тепло, чувствую себя на седьмом небе и в аду одновременно. Тело реагирует неоднозначно, охватывает жаркое томление, и внизу живота приятно тянет. Начинаю задыхаться, когда с обрывками кислорода получаю еще и сладкие разрозненные частицы запаха, оставленного Ангелом на подушке, и... внимание, тревога!
Теперь мне уже совсем не до интерлюдии магической энергии, от воспоминаний и воображения становится жарко, поэтому предательские мысли машинально вытесняю «холодненькой» песней.
Вышло как-то чересчур громко и на редкость нестройно:
— Я-а-а-блоки на снегу, яблоки на снегу - розовые на бе-елом! Что же нам с ними делать?.. - голос вышел несколько истерическим и сорвался в неподходящий момент.
Успевший задремать под мои терзания Чернолесский в изумлении проснулся и недоверчиво уставился на меня.
Неожиданно обретшая благодарного(?) слушателя, я (делая вид, что продолжаю читать) возобновила вокал, лихорадочно вспоминая текст.
Слова, на самом деле, знакомы не очень, но я честно извлекла из памяти то немногое, что помнила, щедро разбавляя собственным сочинением. Если уж приходилось совсем туго, заполняла пробелы не слишком музыкальным подвыванием.
Я ждала заслуженных оваций, но вместо оных получила перекошенную физию. Неизвестно, какими способами возможно так перекосить настолько красивую физиономию, но у Чернолесского великое множество талантов. Данный талант, конечно, не в числе скрытых, но я никак не ожидала, что он применит его ко мне! В последний раз он использовал его по отношению к своему опекуну, которого на дух не переносил, поэтому сбежал при первой же возможности.
В благодарность я просто не могла остановиться и исполнила первый куплет «Russian Girl»(5) и, когда дошла до припева, Ангел даже утратил горизонтальное положение тела и сел на покрывале в позе лотоса. Не иначе, приготовился внимать, попутно пытаясь успокоить себя медитацией.
Кажется, у него не заладилось, ибо этот шедевр я знала в совершенстве (мы часто включали дискотеку 80-х в магазине, пока начальство не слышало, - «Russian Girl» шла второй в списке, и я поневоле выучила ее наизусть).
Да уж, выводить из себя можно разными способами, и ему крупно не повезло, что у меня отличная память на песни.
Вообще-то, у меня и слух хороший, но ради Криса я готова была постараться.
Он морщился, но терпел, изо всех сил демонстрируя свой стоический характер. Я уже была готова воплотить в жизнь тот редкий случай, когда исполнитель аплодирует слушателю, а не наоборот, но тут вспомнила «Белые розы»(6). Вот оно! То, что добьет его.
— Не могла бы ты уже заткнуться? - исключительно вежливо, но чуточку раздраженно поинтересовался он, когда розы трагически умерли на белом, холодном окне.
Я выразительно посмотрела на него, что равносильно означало: «нет, не могла бы».
У бедняги задергался левый глаз, и стало понятно, что «биса» не будет.
— Тебе медведь на ухо наступил, - констатировал Крис. - Я и то лучше пою.
Совершенно напрасно он это сказал...
— Да неужели? - заинтересовалась я. - Ну-ка, продемонстрируй, в смысле, услади мой слух.
Если ради отсутствия Ангелочка в своей комнате я готова часами перебирать хиты 80-х тире 90-х годов XX века двенадцатого мира, то ради возможности услышать его пение готова смириться даже с досадным присутствием парня в комнате. (И ради возможности поржать).
— Я только сказал, что лучше пою, это не значит, что я сейчас брошусь тебе что-то там доказывать.
— Пусть в твои окна смотрит беспечный розовый ве-е-чер(7), - внимательно наблюдая за его лицом, парировала я.
— Бля! - вышеуказанное лицо побледнело от злости.
Если вытье в моем исполнении резало слух даже мне - его обладательнице, то каково было Ангелочку, который вообще под него пробудился?
— Прошу, хватит, - взмолился он наконец-то. - Я больше не выдержу!
— Тогда пой, - резко ответила я и, подумав, озвучила тайную цель фарса. - Или вали отсюда.
Он благополучно пропустил последнюю фразу мимо ушей.
— Ты не можешь хотя бы сменить репертуар?
— А у тебя какой? - определенно, сегодняшний вечер интриговал все пуще и пуще.
— Ну, не настолько драматический, - помялся тот. - И уж точно это не будет смахивать на кошачий концерт.
Жалкая попытка опозорить, но меня смутить такой ерундой уже невозможно.
— Это почти классика, между прочим! Но я не буду спорить - ты пой, а я сравню, чья классика классичней. И чье исполнение лучше. Спой, птичка, не стыдись, - я готова была отдать полцарства за живой вокал Чернолесского! Если бы они у меня были - отдала б, не задумываясь.
— Разбежался, - фыркнул последний.
Мы препирались еще минут десять, но, как водится, пришли к нулевому результату.
— Или пой, блин, или проваливай! - заключила я, слегка преувеличив децибеллы.
Громкость звука дошла-таки до непрошибаемого сознания.
Ангелочек, к моему восторгу, задумался, взвешивая все за и против, и неожиданно густо залился краской.
Воображение у него было не хуже моего, судя по реакции, он вообразил, как будет разливаться передо мной соловьем.
Представленное его почему-то сильно смутило (что он там навоображал-то?)
Не выдержав, покатилась со смеху, глядя на пунцовые уши гениального мага.
Ангел немедленно смертельно обиделся и закопошился, поднимаясь с насеста. Такого издевательства его гордое и непокорное сердце стерпеть не могло.
Мое сердце тоже считалось гордым и непокорным, но почему-то защемило: до того страдальческий вид у него был, как у щенка, которого разлюбили и теперь изгоняют под дождь. Я поразилась: даже в отместку ничего не сделал и не ляпнул, значит, дело серьезное.

Когда он проходит мимо, ловлю его за руку. Необъяснимо, почему так поступила.
Он смотрит удивленно. Краснота медленно отступает, но даже с остатками он выглядит жутко милым.
— Не уходи.
Под широким рукавом кимоно запястье не просто теплое - раскаленное. Невольно сглотнула набежавшую слюну, пытаясь представить, каким будет ощущение, если коснуться смертельных для любого другого человека градусов губами? А если поцеловать его, не покажется ли, что целуешь болезненного?.. Какая чушь... наверняка будет необычно, но чудесно - влажно и горячо.
Не представляю, каким образом теперь смогу от него отцепиться - страстное желание прикосновения к чужому телу немного позабытое, но такое неукротимое, что хочется, разбросав книги, лежащие на коленях, вскочить и прижаться как можно теснее.
Не знаю, понял ли он что-нибудь из моего напряженного жеста, но нерешительно приостановился.
Прохладный взгляд сверху-вниз ранит в самое сердце, ума не приложу, как смириться с этим влечением к человеку, которого понять практически невозможно. Уверена, что он обожает прикасаться ко мне, но едва стоит произвести встречный жест, как он быстро отступает и напускает равнодушный вид. Наверняка, это случится и прямо сейчас.
— Я пошутила, останься, - выжимаю из тела смех. Вроде бы, вышло непринужденно. - Нет, правда.
Остатки удивления растаяли в карих глазах, словно с камнем на шее потонули в бездонном колодце.
Тонкие губы искривились в знакомой ледяной усмешке, контрастирующей с огненным прикосновением, затем лицо Ангела стремительно приблизилось к моему лицу.
Чувствуя себя последней дурой, до последнего мгновения верила в поцелуй, но губы скользнули дальше, и я получила только легкий шепот, защекотавший ухо:
— Перепиши свою жизнь на чистые страницы. И ты увидишь, что любовь не ведает границ(8), - слух у него, действительно, есть, хотя напевал он так тихо, что вокальные данные остались за семью печатями.
Хитрюга.
Осторожно высвободив запястье, он бесшумно покинул комнату.
Дверь сухо стукнула, бесстрастно констатируя его уход, и я наконец-то исполнила хотя бы часть желания: резко поднялась, так что книга свалилась, раскрывшись и подогнув страницы. Выглядела она несчастной, но поднимать ее времени не оставалось.
Шагнув к двери, повернула задвижку, запираясь, затем на цыпочках подбежала к кровати и юркнула под одеяло.
Оно еще хранило частичку исключительного тепла.
Засыпая, я, кажется, улыбалась.
*****
Конец.

Примечания автора:
1. Вообще-то, Чернолесский куда более решительный и наглый тип, так шо...
Но мысль о том, чтобы заставить его спеть, мне понравилась, и о том, что он в этот раз ушел - тоже. Но он, разумеется, еще вернется.

2. Сангвис - собственно, магическая энергия. Вообще-то, правильно другое название.

3. М. Муромов - Яблоки На Снегу, ну, наверное, знают все.

4. Ангел - это кличка, по причине его ангелоподобной внешности. Что поделаешь, его мама таким родила.

5. группа "Комбинация" - Russian Girl

6. "Ласковый май" - Белые розы

7. "Ласковый май" - Розовый вечер

8. "Сплин" - Что ты будешь моей...

Вопрос: Сойдет?

1. еще как!		0	(0%)
2. вообще никак		5	(100%)
Всего:		5

@темы: проза, юмор, фантастика

---

[ZloYxp]

23.04.2012 в 09:27

Пишет  aero122:

"

читать

Обычная ночь. 2 часа. Не спится.
Майк приподнялся на локтях и вгляделся в окно. Темнота обступила дом со всех сторон.
Майк оделся и вышел на крыльцо. "Подходящая ночь, чтобы исполнить мою мечту." - подумалось внезапно. Майк заглянул в гараж и взял свое ружье 16го калибра, купленное официально, по лицензии охотника. Залез в свой старый Camaro. Мысли с новой силой начали одолевать его: "Смогу или не смогу?", но жажда крови взяла своё. Ключ провернулся в стартере и двигатель послушно заурчал. Колеса тихо зашуршали по сухому асфальту.
Проехав пару кварталов Майк припарковался у обочины. Наметанным взглядом выбрал подходящий дом и зарядил ружье. Постучался - тихо, ударил по двери громче - послышалась отборная ругань и шаркающие шаги чьих-то ног. Дверь приоткрылась. Ночную тишину разорвал грохот выстрела. Майк знал, что в этом доме живет один мужчина и спокойно вошел в дом.
Принцип выбора нового дома был прост - есть гараж и нет горшков с цветами на окне - в доме живет мужик.
Несколько минут в доме приносят что-то около 11 тысяч долларов и пару золотых побрякушек. Хах... Нужная сумма накоплена, а значит, жертв больше не будет.
Следующий день. 11 часов. В дверь доктора Михлова постучали:
- Войдите.
- Доктор, здравствуйте. У меня проблема. Я не хочу больше убивать. Я убивал, ради денег... И вот они, все эти деньги, я думаю, их должно хватить на лечение. Только вылечите."

Вопрос: ?

1. +		4	(50%)
2. -		4	(50%)
Всего:		8

@темы: проза

---

***

[Нарцисс де Гат]

Упорная штука факты,
Дают кулаком под дых.
И даже, не знаю как ты,
Решилась со мною на ты!

А путь мой к тебе не долгий,
Какие-то три локтя,
Что бы раздвинуть ноги,
Так как они хотят.

И выбор всего две позы,
Я классик до мозга костей,
Мне нравится ножки босой
Порхание в высоте.

Пусть я не поклонник штурма,
Но взятие, тоже - честь.
Бесспорно хороший штурман,
Умеет направить перст.

И в царстве болотных лилий
И диких твоих цветов,
Быть может, всё спутал или
Нашёл, но совсем не то…

Короче, я в полной чаще,
И вроде добрался до...
Где особенно слаще,
Сбегает дорожкой медок.

Вопрос: ?

1. Да		6	(46.15%)
2. Нет		7	(53.85%)
Всего:		13

@темы: эротика

---

[Melissa Stein]

Оставь.
Я не хочу падать
с тобой, в тебя,
в любовь.
Я не желаю идти
рядом с тобой. Я мечтаю
не отпускать тебя
и не приближать.
Если ты
будешь любить меня
со всей силой души -
ты будешь
любить безответно.
Так же, как я
безответно люблю Время.

Вопрос: ?

1. +		9	(42.86%)
2. -		12	(57.14%)
Всего:		21

@темы: поэзия