Труды и дни

[Visioner]

Я — австралийский удачливый фермер поры урожая,
Тот, кто прожорливых кроликов запер за крепким забором,
Кто от столба рутинного вправо костяк уводит
Бело-небесного цвета в погосты загонов на ночь.

Где-то настало время и с юга вернулись птицы,
Здесь же сейчас в разгаре осенняя влажность — благо:
Ночи наполнены криками птиц, к водопою спешащих,
Крики наполнены струями вод дождевых, небесных.

Родом из бедной семьи, начинал на лугах я подпаском,
Деньги я тратил с умом, накопил на свою отару,
После, в достатке будучи, клад отыскал немалый;

В детстве мечтал о слоне — приобрёл и его на ферму.
Тихим закатом любуюсь, предвестником нового утра,
Дети и внуки мои умножают богатство трудами.

Вопрос: ?

1. +		4	(66.67%)
2. -		2	(33.33%)
Всего:		6

@темы: поэзия

---

Шведский стол традиций

[Visioner]

Авангарда сейчас нет. Как нет сейчас и противостояния традиции и авангарда. Сейчас есть авангардная традиция. Натуральный авангард был в начале 20 века, когда художники начинали с нуля. Им нечего было противопоставить традиции, кроме своих новых идей, которые нуждались в утверждении. Им не к чему было апеллировать, у них была лишь возможность прямого действия. Почему дух эпохи модерна был духом противостояния? Потому что только с помощью пафоса противостояния можно было на пустом месте преодолеть тоталитарную традицию и обосновать новую, альтернативную. Модерн выдохся, когда искусством стало возможно называть всё что угодно, апеллируя при этом к какой-либо уже сложившейся традиции. Когда пафос поиска нового языка самовыражения сменился возможностью выбора этого языка в рамках любой имеющейся традиции либо построения его путём компиляции разных традиций. Модерновое противостояние сменилось постмодерновым взаимодействием.

И вот сейчас художник находится как бы перед шведским столом, на котором представлены различные традиции. Он волен выбирать абсолютно любой язык самовыражения, какой ему кажется наиболее выразительным или удовлетворяющим его художественной стратегии. И любой язык оказывается в рамках какой-либо традиции (возможно, не одной), оказывается заверен и разрешён ей. Шведский стол предполагает свободу человека в выборе блюд и порядка их употребления. Так же и шведский стол традиций не навязывает художнику ни обязательных языков, ни обязательного порядка употребления их. Распространено мнение, что, мол, прежде чем писать в какой-либо авангардной манере, художнику необходимо выучить классические нормы и азы. Но это абсолютно лишено смысла. Если художнику необходим именно этот язык, ему нет особого смысла идти к тому окольными путями через классическую или академическую традицию. Разве что для эстетического саморазвития. Тем более что классически-модернистская парадигма (в литературе я имею в виду) изучается ещё в школе, будучи магистральной. Но необходимо понимать, что магистральная, мажоритарная традиция — не единственная. Вызывает уважение человек, знающий различные традиции; эстетическая гамма такого человека широка, он способен понять многие художественные языки и стратегии. Но это качества развитого человека и хорошего читателя, а вовсе не хорошего художника. От хорошего художника нам достаточно того, что нам необходимо. Если меня удовлетворяют имеющиеся стихи Хармса, зачем мне знать, что он умеет или не умеет писать классически? Если я нуждаюсь в верлибре, зачем мне сначала изучать силлаботонику и рифмы? На шведском столе традиций есть всё, но я хочу нечто конкретное. Можно я его сразу съем, а не буду глотать до этого первое и второе?

Модерн готовил кушанья и сервировал стол. Постмодерн может приступать к трапезе. Подложить вам немного авангарда? Выпьете рюмку постмодернизма? Закусывайте неомодернизмом!
И — составляйте миксы и салаты!

Вопрос: Согласны?

1. Да		4	(57.14%)
2. Нет		3	(42.86%)
3. Не совсем, в комментах объясню		0	(0%)
Всего:		7

@темы: дискуссионное

---

Инквизитор из мегаполиса ч.4

[bekochka]

Аннотация: Парень играет в компьютерную игру за инквизитора, ему предстоит решать, карать или миловать. Но игра вдруг становится реальностью, добро и зло перестают быть абсолютными и где искать грань между ними не известно…

Примечание автора: Подозреваю, все это выльется во что-то объемное. Очень рад любым конструктивным идеям, способным сделать текст лучше.

Часть 1 здесь
Часть 2 здесь
Часть 3 здесь

Только сейчас Марина поняла, что действовала все это время на автомате, решая возникшую проблему и гоня эмоции, которые только мешали. Сейчас чувства потихоньку овладевали ею. Страха среди них не было, хотя причины Ромкиного состояния ей были не известны. Он стабилен и его жизни ничего не угрожает — это сейчас главное. Она вертела в руках свой телефон и думала, стоит или нет удалять Игоря из списка контактов. Да, расставаться неприятно, тем более так, но возможно, это и к лучшему. Игорь, называя ее невестой, измучил своей ревностью. И дело было вовсе не в том, что она снимала квартиру на двоих с парнем — Игорю Ромка был представлен как ее брат. Просто тяжело было быть все время виноватой…
Позавчера Ромка отвлек ее своими фильмами, и она была ему очень за это благодарна. Вчера и сегодня на работе некогда было думать о собственных переживаниях. А сейчас, спустя двое суток она неожиданно обнаружила, что ей все равно — она отпустила Игоря. Не осталось чувств, лишь воспоминания о том времени, когда им было хорошо вместе и обида…
Она посмотрела на спящего Рому — они знали друг друга с детского сада, потом учились в одной школе, а потом и в одном классе. Потом поступили в разные вузы и виделись лишь мельком, отучились и однажды случайно встретились в кафе, разговорились. Оказалось, оба искали квартиру.
Он не скрывал, что она ему нравится, но никогда не переходил однажды выставленных рамок…
В дверь позвонили, Марина открыла, в квартиру влетела Наталья — невысокая полноватая блондинка, мгновенно разулась:
— Где больной твой?! — с порога и без предисловий начала она.
Марина отвела ее к Роме. Наталья внимательно осмотрела парня, и недоуменно поглядела на подругу:
— Он и правда спит.
— Попробуй, разбуди, — пожала плечами та.
Наталья без церемоний пошлепала парня по щекам, однако тот не среагировал.
— Нашатырь дай!
Марина вложила ей в руку пузырек и кусок ваты. Наталья щедро пропитала его раствором и сунула парню под нос, но тот только громко чихнул и перевернулся на другой бок. Она безжалостно пощипала парня за плечо — никакого результата. Зажала ему нос, но тот открыл рот и продолжил спать.
Наталья растерянно посмотрела на Марину:
— Я не знаю, что это значит…
— Он же на работу не сможет в таком состоянии ходить.
— Да уж! Но что ему в диагноз ставить?
— Натусь, взрослый невролог у нас ты, придумай что-нибудь. Пожалуйста.
— Давай его паспорт и полис, карточку надо завести.
Марина заметалась по квартире, в поисках названных документов. Наталья переписала данные, завела амбулаторную карту и оформила как вызов на дом по направлению терапевта из своей поликлиники.
— Мариш, я придумаю что-нибудь, но больничный максимум на десять дней. Больше не смогу.
— Натусь, я у тебя в долгу!
— Чаю нальешь, считай что расплатилась, — засмеялась девушка, — тем более что если бы ты правильный диагноз Кирюшке не поставила, я бы не знаю, что со мной было! Кстати, пора рассказать уже, что у тебя там с Игорем случилось! Ты прорыдала что-то в трубку, я ничего не поняла. Думала, ты придешь, а ты не пришла, по телефону недоступна, дома сегодня днем я никого не застала, уже думала о самом худшем…
Марина какое-то время молчала, манипулируя чашками, заваркой, кофе и кипятком. Заглянув в шкаф за сахаром, с удивлением нашла упаковку любимых сухофруктов — оказывается, Ромка не забыл про список продуктов.
— С Игорем все закончилось, мы расстались, — она повернулась к подруге и предвосхитила ее вопрос, — навсегда. Я отключила телефон, чтобы он не звонил. Ромка меня отвлек болтовней и фильмами, а вчера и сегодня я работала.
— Ничего себе! Вы разошлись, и ты так спокойно об этом говоришь! — удивилась Наталья, размешивая сахар в чашке с чаем.
— А мне положено валяться в соплях и истерике? — язвительно ответила Марина, усаживаясь напротив подруги, — Не знаю почему, но у меня какое-то облегчение от того, что мы больше не вместе.

***
Рома удивленно вскочил, не понимая, что происходит. Перед ним была довольно симпатичная рыжеволосая девушка, одетая точь-в-точь, как крестьянки в игре:
— Кто вы?
— Пойдем, я выведу тебя отсюда, — ответила девушка и направилась к выходу.
— Куда?
— Знаешь что, инквизитор Рамон, или Роман, — она хихикнула, — если тебе так понравилось у Ролли, что не хочешь с ним расставаться так и скажи! Или не задавай глупых вопросов и иди за мной.
Рома прикинул: Ролли спас его и логично, что ожидал награды, а уйти, не расплатившись, было бы не то чтобы не вежливо, но вроде как совесть не позволяла… и он с сожалением отказался:
— Я не могу уйти… я обещал элексиров сделать.
Девушка обернулась и в недоумении уставилась на него:
— Что-о-о?! — удивленно протянула она, — инквизитор варит элексиры?! Ну это вообще уже! — Она поставила руки в боки и скомандовала: — Собирайся и пойдем отсюда, пока эта парочка не вернулась. Не может он! А сидеть тут до старости и быть личным алхимиком Ролли он значит может...
— Ролли обещал меня вывести отсюда.
— А, ну да, ты же инквизитор и разбираешься в людях. Конечно, Ролли не соврал, что отпустит тебя, он же благородный… разбойник! Раз такое дело, я ухожу, — пробормотала она себе под нос и направилась к выходу, покрутив пальцем у виска, красноречиво изобразив свое отношение к его отказу. — Конечно, это же Ролли обещал, как же можно ему не верить!
Слова неожиданной гостьи заставили совесть немного поутихнуть, и Рома поднялся, подобрал рюкзак и окликнул девушку:
— Подожди, я с тобой!
— Как же так, ты оставишь Ролли без элексиров? — ехидно поинтересовалась она, остановившись.
— Так мы идем или нет? Только я бесшумно по лесу не умею ходить, — предупредил Рома, выйдя наружу, — а вепрь...
— Вепрь не твоя забота, — серьезно заметила девушка. — Просто молчи, чтобы ни случилось. Ты меня понял? — она внимательно посмотрела на него настолько яркими васильковыми глазами, что не верилось, что этот цвет настоящий. Вся ее ирония и язвительность куда-то испарились, она была очень серьезна.
Рома медленно кивнул. Чуть задержав взгляд на нем, убедившись в том, что ее хорошо поняли, она отвернулась:
— Иди за мной и молчи, — она быстро пошла вперед, Рома помедлив, направился за ней. Она шла быстро, но он без труда успевал не отставать. Тут она замерла и повернулась к нему, приложив палец к губам, сделав знак молчать. Рома кивнул, до него донесся запах зверя, но тут же унесся в сторону ветром. Роману стало страшно, он с трудом сдерживался от желания сделать ноги куда глаза глядят. Девушка медленно шла вперед, и только сейчас Рома заметил огромное чудовище, идущее ей навстречу с зубастой пастью, огромными клыками и горящими желтыми глазами. Она медленно подходила к зверю, бормоча какие-то слова. Ему показалось, что зверюга наклонил голову, чтобы поддеть девушку, поднять ее на острые клыки и сожрать. Рома замер от ужаса, но чудище наклонился, чтобы девушка его погладила. Под бормотания и поглаживания зверь улегся, его глаза потухли, веки сомкнулись. Девушка взяла Рому, стоящего столбом и не верящего в происходящее за руку и потащила за собой, то и дело срываясь на бег. Через некоторое время он пришел в себя, и ей уже не приходилось его тащить. Они бежали рядом довольно долго, наконец, девушка остановилась отдышаться.
— Все, теперь можно не бояться, мы вышли с его территории, дальше он не будет нас преследовать, — она присела на траву, тяжело дыша и, посмотрев на него, улыбнулась. — Теперь, ваша милость, можете идти по своим делам.

Рому немного озадачил резкий переход девушки с фамильярного «ты» на официальное «ваша милость». Но гораздо сильнее его волновало другое:
— Как ты его усыпила? И как эти двое живут здесь под боком с такой тварью? Почему ты мне помогла?
— Не слишком ли много вопросов, ваша милость, — усмехнулась девушка, глядя на него снизу — я вас вывела, дальше не моя забота...
— Скажи хотя бы, как зовут тебя.
— Маряна я, ворожея. А помогла тебе, потому что должок у Ролли ко мне, — усмехнулась девушка, — он мне пакость сделал, а я ему. Все, ваша милость, ступайте по своим делам, надеюсь, больше никогда вас не увидеть.
Девушка встала, отряхнула юбку от налипших травинок и листьев, развернулась и пошла в лес. В ту же стону или в другую Роман понять не мог, лес со всех сторон был одинаковый, он встал и напрвился за девушкой, раз не понятно в какую сторону идти, почему бы и не идти за Маряной. Через некоторое время девушка повернулась и раздраженно произнесла:
— Чего вам от меня надо? Я вывела вас из леса, идите в город или в деревню или по своим инквизиторским делам.
— Я не знаю куда идти, — смущенно признался Рома.
Девушка недоверчиво посмотрела на него, оценивая, издевается ли он или правда заблудился. Решив, что он все же не шутит, махнула рукой в одном из направлений:
— Город там. — Потом чуть повернулась, — деревня там. — Еще один поворот, — ведьма там. Прощай. Она развернулась и бесшумно зашагала между деревьев, Рома, было, снова пошел за ней, но она вдруг исчезла. Он оглянулся, но Маряны нигде не было видно.
Рома скривился — неудобная обувь и узкие штаны вдруг напомнил о себе — пока они бежали от вепря водяные мозоли лопнули и доставляли теперь неприятные ощущения, швы натерли еще сильнее и двигаться было дискомфортно. Снова хотелось есть… Вздохнув, прикинув направление где, по его мнению, находился город, Рома прихрамывая, направился в нужную сторону. Однако через несколько шагов его окликнула ехидный голос Маряны
— Тебе так понравилось у Ролли, что ты решил к нему вернуться?
— Хм… вообще-то, я думал, что иду в город, — неуверенно ответил Рома. Маряна страдальчески закатила глаза:
— Город там, — она махнула рукой сильно левее направления, в котором он собирался идти, и тут же нахмурилась, — чего хромаешь?
— Пустяк, мозоль натер, — ответил Рома и направился в сторону, которую указала Маряна.
— Показывай свою хромую ногу, — строго потребовала она.
— Ерунда, — отмахнулся Рома, — само заживет...
— Ну да, заживет, если ты пару дней ходить не будешь, но ты ведь завтра же куда-нибудь умчишься по своим инквизиторским делам. Тогда уж лучше сразу ногу отрезать, чтобы ты не мучился...
Роман вздохнул, уселся на траву, снял сапоги и размотал портянки — мозоли, что были на пятках, начали кровить, а водяные полопались от быстрого бега. Девушка опустилась на землю рядом с ним, достала из сумки на поясе деревянную плошку какой-то порошок и пузырек с жидкостью, быстро приготовила из этого зеленоватую пасту и наложила на больные места — боль довольно быстро поутихла:
— И штаны тоже скидывай!
Рома помедлил, но поскольку больно было гораздо сильнее, чем стыдно, он все-таки подчинился. По внутренней стороне бедер, на месте давления шва, шли широкие припухшие красные полосы. Маряна сочувствующе покачала головой:
— Раны пустяковые, но с ними ты в город до темноты точно не попадешь.
— Ты же вроде ворожея, наколдуй, чтобы сразу все прошло, и я пойду дальше.
Девушка закусила край губы, опустила голову, молча, собрала все в сумку на поясе и не глядя на Рому встала. Он одевшись, поднялся с земли вслед за ней. Правда, он не понял, что сказал такого, что ее так задело.
Маряна тихо произнесла:
— Если вы, ваша милость, решили мне проверку устроить и судить за колдовство, так делайте это по правилам, чтобы все видели и знали, кто есть я на самом деле и правы ли вы, обвиняя меня.
— Какая проверка? Какой суд? Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь!
Маряна подняла свои васильковые глаза и тихо сказала:
— Вы еще скажите, ваша милость, что не знаете о том, что наколдовать сразу, чтобы все прошло, могут только ведьмы. Будто не знаете, что ни одна не станет это делать бесплатно, как и тратить свои драгоценные силы на инквизитора.
— Я не знал!
— Значит, вы, ваша милость, не инквизитор, а самозванец. А знак ваш, крыло, не настоящий. И моя обязанность сейчас, как честного человека, рассказать о вас его преосвященству епископу. — Маряна замолчала и отвернулась. Рома также молчал, возразить было нечего. — Вы похожи на глупого ребенка. Вы не умеет ходить по лесу, вы не умеете одеваться в дорогу вы не умеете отличить разбойника от честного человека, а ворожею от ведьмы.
— Там откуда я сюда попал, ничего этого нет, там я живу практически все время сидя за компом, редко выбираясь наружу. На работе компы, дома тоже… — Рома обреченно вздохнул, опустился на траву и схватился за голову, — надо же было так влипнуть…
Маряна некоторое время наблюдала за ним, потом присела рядом.
— Пошли ко мне, переночуешь, завтра найдем тебе подводу до города. Заодно расскажешь, откуда ты такой явился и почему выдаешь себя за инквизитора.
— А не боишься ночевать одна с незнакомцем? Я же все-таки мужчина, — ехидно поинтересовался Рома.
Маряна его передразнила:
— А не боишься, иди к ворожее на ночь глядя? И я живу не одна...
Она развернулась и пошла, Роман поплелся следом, потом поравнялся с девушкой.
— А почему инквизитор должен бояться ворожеи?
Маряна остановилась и поглядела на парня, не издевается ли он. Но тот искренне был удивлен.
— Я же оскверню вашу светлую милость нечистой волшбой… Если бы не наказание за невинные души, вы бы всех, у кого есть хоть капля дара осудили. И хотя вы вроде как избавляете нас от зла творимого ведьмами, никто вас особенно не любит.
— А почему?
— За голос. — Маряна видя удивленное лицо парня, пояснила, — голос инквизитора, который позволяет вам прийти и забрать все, что нужно — еду, кров, эликсиры… Если бы вы ограничивалось только этим, но вам ведь нужно и коня, непременно самого лучшего и телегу, обязательно самую крепкую, и одежду, обязательно новую и красивую, и деньги. И вы ведь верите в то, что вам это необходимо, и возразить никто не может, потому что голоса вашего невозможно ослушаться… Странно, что ты всего этого не знаешь.
— Маряна, — смущенно возразил Роман, — то, что ты говоришь, для меня настоящее откровение. Я ведь действительно, можно сказать с неба свалился. Я играл в игру, в которой был инквизитором, взял задание, разобраться с ведьмой, но… похоже, это ведьма разобралась со мной.
Маряна осуждающе поглядела на парня:
— Вот и доигрался. С ведьмами вообще шутить не стоит...
— Так… ты мне веришь?
Девушка пожала плечами,
— Почему нет? Это объясняет то, что ты такой, будто пыльным мешком ударенный, называешь себя тем, о ком не имеешь представления и ведешь себя хуже трехлетнего ребенка.
— Знаешь, в игре ничего про голос инквизитора не было и про благословение тоже. Хотя может я мало играл и просто не дошел до этого… — бормотал Роман, — я бы с удовольствием вернулся туда откуда пришел, если бы знал как.
— Раз уж ты здесь очутился, значит это неспроста. Найди того, кто тебя сюда занес и, может быть, он вернет тебя назад.
— Знать бы еще, кто этот кто-то…
Некоторое время они шли, не разговаривая, потом Маряна поинтересовалась
— Я играла в детстве в ведьму. Я не хотела ею становиться, но мне было интересно, как это, когда ты можешь получить все, что захочешь, интересно было почувствовать как это, когда ты можешь движением руки исцелить или исполнить свою прихоть… потом бабушка узнала и оттаскала меня за косы. Она сказала, что нельзя играть в того, кем не хочешь стать… А ты почему играл в инквизитора?
— У нас очень скучный мир, и люди придумали игры, в которых можно быть кем угодно — воином, магом, инопланетянином, можно сражаться с драконами или переиграть историю. Игрушечный мир и враги, и смерть тоже игрушечная ...
— И чем же ты в своем скучном мире занимался взаправду, а не понарошку?
— Системный администратор, — глядя на непонимающее лицо девушки он добавил, — сложно объяснить, у вас тут такого нет, наверное. Я занимался умными машинами. Машины это…
Маряна перебила его:
— Я знаю, что такое машины. Научники их придумывают, с ними возятся с утра до ночи, разводят шум и грязь. Хотя многим их придумки нравятся и бывают полезны. А еще говорят, рядом с ними любой дар теряет силу, но я не верю.
— Я вовсе не ученый, я понимаю и знаю только то, с чем работаю, хотя учусь потихоньку...
— Научник и есть, они тоже только то, в чем копаются, то и понимают и только об этом и говорят. Остальное не замечают или не хотят замечать...
— Возможно, ты и права, я ведь действительно кроме своих компов и игрушек ничего не знаю и не интересуюсь, книги читаю в электронном виде, даже покупки и те только через интернет, друзья все тоже в этой сфере работают и шутки у нас специфические, которые никто кроме нас не понимает…
Некоторое время они шли молча, а потом Рома обдумав то что говорила Маряна, поинтересовался:
— Значит, я мог приказать Ролли и он бы меня вывел из лесу без всякой платы и варки эликсиров?
— Мог бы, — согласилась девушка. — И теперь я понимаю, почему ты этого не сделал. Но сначала я думала ты временно или постоянно немой, потом решила, что Ролли тебе зачем-то нужен для собственных планов. В итоге подумала… и сейчас думаю, что ты не инквизитор.
Маряна остановилась и чуть наклонив голову внимательно оглядела парня с ног до головы
— Выглядишь ты как инквизитор, но ведешь себя совсем не правильно...
— А правильно это как? — поинтересовался Рома, на долгий взгляд девушки ответил, — на случай если попаду в подобную переделку, должен же я знать чего от меня ждут люди...
— Это приказывать, а если приказ исполняется не достаточно быстро, использовать голос. И не варить эликсиры самому, а брать их у тех, кто может их сварить. И благословлять тех, кто вам подчиняется...
— Благословлять? — не понял Рома?
Девушка пожала плечами:
— Ты же инквизитор, с твоим благословением приходит благодать. Правда, с искренним благословением, а не таким, которое вы раздаете...
— Ты говоришь, что наша сила в вере, но если бы мы не верили, в то, что делаем...
— Вы верите, что делаете все правильно во имя Него и равновесия, но отчего ведьм все больше, а благословения не несут благодати? Я и разговариваю с тобой только потому, что ты хоть и выглядишь как они, совсем не такой. Пока. Иначе, я бы была бы уже далеко и молилась о том, чтобы никогда больше тобой не встретиться. Да и не понадобилась бы тебе моя помощь, с Ролли и Келом ты бы расправился сам, раз уж по дурости им удалось взять тебя в плен. Нормальный инквизитор такого бы не позволил, а ты не нормальный. Сама не знаю, почему я потратила свою возможность сделать Ролли пакость именно на тебя.
— То есть если я тебе прикажу, например, сейчас… поцеловать меня, — ничего умнее придумать не смог Рома, — то ты не сможешь мне отказать?
Маряна остановилась и подошла вплотную, едва касаясь, провела по его щеке и прошептала на ухо:
— Для этого не надо приказывать, достаточно лишь попросить. Но вы, ваша милость, как инквизитор, действительно уверены, что выполнение этого вашего приказа необходимость? — Она отошла на пару шагов. Рома поймал ее за руку и притянул к себе:
— А если не уверен?
Маряна фыркнула:
— А если не уверены, то я конечно не подчинюсь. Даже если вы потом попросите, даже если мне самой этого захочется… — девушка отвернулась. — Мы пришли. Я живу здесь с бабушкой. Она у меня суровая, советую, вести себя прилично, если не хочешь неприятностей.
Эти скачки с «ты» на «вы» ужасно раздражали Рому, хотя он уже понял, что на «вы» девушка переходит, если он ведет себя с ней неправильно. Вот только вопрос, это самое неправильно, оно неправильно в корне или лишь по отношению к ней?

Вопрос: Читается?

1. да		4	(100%)
2. нет		0	(0%)
Всего:		4

@темы: фэнтези, сериал

---

[bekochka]

Аннотация: Парень играет в компьютерную игру за инквизитора, ему предстоит решать, карать или миловать. Но игра вдруг становится реальностью, добро и зло перестают быть абсолютными и где искать грань между ними не известно…

Примечание автора: Подозреваю, все это выльется во что-то объемное. Очень рад любым конструктивным идеям, способным сделать текст лучше.

Продолжение того, что здесь и здесь

Рома очнулся, его голова двигалась в такт шагам человека, на плече которого он висел. Пахло от этого человека немытым телом, землей, и еще чем-то противным, вроде прогорклого масла. Рома дернулся, человек остановился и сбросил свою ношу на землю. Рома, не понимая, что происходит, неловко бухнулся, едва не вывихнув кисть. Но тут же вспомнил, что он во сне, сильно похожем на реальность Мало того, детские обмороки, о которых он успел уже забыть, вернулись вновь. Последний раз он терял сознание в десятом классе, провалив экзамен…
— А, пришел в себя, теперь можешь идти сам.
Голос был совершенно незнакомый, лица говорившего видно не было, лишь черный силуэт высокой фигуры на фоне ночного неба, усыпанного звездами.
— Ты кто? — спросил Рома и тут же замер от звуков своего нынешнего голоса — он был ниже и грубее родного.
— Я — Ролли, а он — Кел, — говоривший указал куда-то за спину Ромы. Тот обернулся, но никого не увидев в темноте, решил поверить на слово. — Эм… мы лесники, — продолжил Ролли, — пришли на свет ведьмовских огней, и нашли тебя. Ты-то сам кто?
— Я Рамон, то есть Роман, — пробормотал он, — и, кажется, я все еще сплю…
— Ну так ты определись, Рамон ты или Роман. Идти можешь?
— Вроде могу, — Рома медленно встал — руки ноги на месте, если не считать мозолей и узких штанов, все в порядке.
— Тогда пошли, только не шуми… тут недалеко вепрь живет, может прибежать, проверить, кто тут ему спать мешает…
Компания тронулась в путь, Рома шел между своими спасителями. Но едва они сделали несколько шагов, как Ролли резко остановился и обернувшись зло прошипел:
— Тише иди, я же сказал! Жить надоело?
— Я тихо иду, — в ответ прошипел Рома.
— Ты, сморчок болотный, шумишь как стадо коров!
— Ну извини, я по-другому ходить не умею…
Рома не договорил и кульком повалился на землю от удара Кела по затылку:
— Я же говорил, что лучше оставит его там, где он был, а не тащить с собой.
Ролли ничего не сказав, снова взвалил парня на плечо и пошел дальше. Кел укоризненно качнул головой и пошел следом.
Они пришли к своему лесному убежищу — пещере в заросшем травой холме. Неглубокий извилистый коридор вел к деревянной двери. Кел открыл ее и впустил Ролли с его ношей. Тот свалил Рому в угол на кучу соломы на земляном полу.
— Ты не убил, его случаем? — осматривая парня, поинтересовался он.
— Нет, просто вырубил. Хотя надо было…
— Хватит!
Рома застонал и сел, схватившись за ноющий затылок.
— На, вот, приложи, — Ролли подал ему тряпку, смоченную ледяной водой.
Рома с сомнением посмотрел на мокрый грязный комок в ладони своего спасителя, поколебался немного и все же приложил к шишке на затылке.
— Теперь подробнее, как тебя зовут, кто ты и что делал в лесу?
Рома погрустнел, похоже сон его заканчиваться не собирался и придется-таки как-то жить в этой реальности, пока он не найдет способа проснуться. От него ждали ответа на вопросы, но он подозревал, что если расскажет о том, что он сисадмин и, играя в игрушку, попал в этот лес, его сильно не поймут и будет только хуже, потому ответил:
— Я инквизитор Рамон. И, кажется, ведьма заманила меня в ловушку.
— Хреновый ты инквизитор, раз тебя смогла обмануть ведьма, — усмехнулся Кел. Рома метнул на него неприязненный взгляд.
— Ну а вы кто такие и зачем меня сюда притащили?
— Эм… как я уже сказал, мы лесники. Спасли тебя.
Рома подумал, что все в этом сне очень похоже на игру, в которую он играл. Вот только с той разницей, что ответы его собеседников теперь не были запрограммированы, и в случай чего нельзя будет переиграть сомнительный диалог, а значит, следовало думать, прежде чем говорить.
Его спасители напоминали пару волков из «Красной шапочки». Тот, что повыше, черноволосый, который отзывался на имя Ролли, с виду выглядел боле адекватно, нежели его друг. Нет, не по внешности, а по манере держаться что ли и, видимо, в их тандеме он был главный. Второй, тот, что пониже, блондинистый толстячок Кел, производил впечатление глуповатого человека. Одеты мужчины были почти одинаково — рубахи из грубой ткани, штаны из тонкой кожи, видавшие виды, по паре ножей на поясе и мягкие сапожки.
Пещера была практически земляной норой — с потолка свисали корни растений, пол устилали хвойные иглы и солома. Все освещение состояло из единственного масляного фонаря и его хватало лишь для того, чтобы осмотреться в общих чертах. В одном углу подобие кровати с тюфяком из соломы, торчащей из дыр, в другом стол над которым натянут импровизированный балдахин, видимо, чтобы земля с потолка не сыпалась в еду. Посредине был обложенный камнями очаг, с треногой, на которой висел котел, а вверху было отверстие, куда уходил дым, однако сейчас оно было закрыто хитрой железной задвижкой. Беспорядочные ниши в стенах были заполнены всевозможными мелочами.
— А зачем вы меня спасли, — прищурился Роман, — могли ведь просто на месте забрать все, что вам нужно и не тащить меня с собой. Тем более под угрозой быть съеденными вепрем.
Спасители переглянулись,
— Мы рассчитывали на благодарность…
Рома кивнул:
— Понимаю, только вряд ли у меня есть чем заплатить за ваше… милосердие.
— Если ты настоящий инквизиторов, у тебя есть чем заплатить, — усмехнулся Ролли, — а если ты фальшивый инквизитор, становится интересно, где ты взял шмот, что на тебе и с тобой.
— Парни, я действительно инквизитор, только стал я им совсем недавно, и эта ведьма была моим первым заданием, которое я успешно провалил. Если вы перестанете говорить намеками и прямо скажете, чего от меня хотите, я попробую с вами расплатиться.
Ролли усмехнулся,
— Тот, кто тебе дал эту ведьму в качестве задания либо совсем туп, либо хотел, чтобы тебя убили. Странно, кстати, что она тебя оставила в живых.
— Сам удивляюсь.
— Он наверняка проклят, — вставил словечко Кел, — если ведьма не убила, значит прокляла. А это гораздо хуже, чем умереть. Он обратился к Ролли, — от проклятых нам ничего не нужно! И вообще, вдруг его проклятие заразное… пусть идет на все четыре стороны со всем своим шмотом.
— Кажется, ты прав, Кел, и, похоже, это проклятье тупостью! — Ролли отвесил напарнику подзатыльник.
— Свари нам элексиров, инквизитор, и мы выведем тебя из леса и покажем дорогу в нужную тебе сторону.
— Зачем вам?
— Затем, что ты должен нам за спасение своей жизни.
— Я попробую, но не уверен, что у меня получится… с первого раза, — уныло ответил Рома, — и все зависит от того, что именно вам нужно.
— Да хоть с пятого, лишь бы было, — улыбнулся Ролли, — а нужна нам живая и мертвая вода.
— Живой не существует, — не задумываясь, ответил Рома, ответ пришел сам собой, будто он его знал давным-давно, — а про мертвую я ничего не знаю.
Ролли скривился:
— Нам достаточно будет ядов и какой-нибудь лечебной мази.
— Если у меня будут компоненты, можно попробовать, согласился Роман.
— Ну вот и договорились… ну что, Кел, пошли. — Тот согласно кивнул и направился к выходу.
Роман недоуменно глядел на них,
— Вы куда?
— На работу, — усмехнулся Кел выходя.
— И вы меня так вот оставите здесь, не свяжете и даже не закроете?
— А зачем? — хохотнул Ролли, — лес лучший замок, сам ты отсюда не выберешься, а если и попробуешь, станешь обедом вепря. Или ужином. Но ты же благородный инквизитор и не уйдешь, потому что должен нам. Загляни в котелок, там осталось немного еды. — С этими словами Ролли вышел вслед за Келом.

— Денег у него нет и ничего ценного тоже. И вообще, будь он инквизитор, он бы давно уже голос использовал и мы бы сами ему как миленькие элексиры варили, а то и похуже чего, — шепотом возмущался Кел, выйдя из убежища.
— А откуда крыло инквизитора у него тогда? С живого хозяина украсть его невозможно, а с мертвых он пропадает.
— Значит он точно проклятый!
— Странное какое-то проклятье, но даже если и так, нам от этого только лучше. Он будет готовить элексиры, а мы ими торговать. Представь, сколько мы заработаем!
Глаза Кела заблестели в предвкушении больших прибылей, но он все еще сомневался:
— А если он не захочет?
— А куда он денется? — Ролли нехорошо улыбнулся. — Попробует сбежать, станет ужином вепря, и мы в его смерти будем совершенно не виноваты.

Рома остался один. Может он и во сне, но мозоли болели совершенно по-настоящему. Он снял сапоги, размотал портянки и осмотрел пострадавшие ноги. Огромные лопнувшие мозоли красовались на каждой пятке, а большие пальцы были украшены парой водяных.
Голод тоже был настоящий. Рома заглянул под крышку котелка. Тот был еще теплый, а внутри оказалась каша с травами и чем-то похожим на кусочки мяса. Опустошив котелок, он задумался о ситуации, — по сути, он заложник этих двоих. И на лесников они были не похожи, хотя настоящих лесников ему никогда видеть не доводилось. Но уж больно прагматичный подход к его «спасению» был у этих двоих и они этого даже не скрывали. Вряд ли у него получится выбраться отсюда самому, учитывая, что драться он не умеет, как и двигаться по лесу бесшумно. С другой стороны, они не бросили его в лесу, наверняка опасном и даже накормили. И попросили всего лишь элексиров. Если бы еще он умел их готовить…
Он вытащил книги из рюкзака. В игре трактат об элексирах он продал, как только прочел и «выучил» рецепты. Но сейчас к вящей радости, эта книга снова оказалась у него. Язык, которым она была написана, определенно не был русским, но он понимал его, как родной. Он нашел раздел ядов и разочарованно ругнулся. Рецепты были длинные и требовали не только наличия определенных ингредиентов, но и произнесения слов на другом, древнем языке, в определенные этапы приготовления и особых жестов. Водя пальцем по незнакомым письменам, он с удивлением обнаружил, что не понимает значения этих древних слов, но знает, как они произносятся. Раздел с исцеляющими средствами погрузил его в уныние — мало того, что большинство составляющих были для него пустым звуком, приготовление снадобий требовало долгих настаиваний и выдержек. По единственному более-менее понятному и быстрому рецепту можно было приготовить лишь что-то вроде заживляющего пластыря. Он покопался у себя в сумке — судя по надписям на пузырьках и мешочках, нашлось лишь половина необходимого, для одного из ядов. Еще в сумке кроме травы, пузырьков и порошков он нашел сверток с белыми и черным свечами, деревянную плошку, свиток чистой бумаги и пучок каких-то палочек непонятного предназначения. Еще был мешочек с камнем и опилками, логично было предположить, что это кремень, но Рома не стал проверять свое предположение. Он поискал в очаге уголек и как смог набросал на бумаге список недостающих ингредиентов, улегся на солому и мгновенно уснул.

Рома проснулся незадолго до того, как его спасители вернулись. Они принесли кусок свежего мяса и глиняную бутыль с неизвестным содержимым. Кел принялся разводить огонь, мыть котел, хлопотать над крупой и мясом. Ролли внимательно разглядывал Романа. Тот смутился под его пристальным взглядом
— Я смогу только замедляющий яд приготовить и заживляющий пластырь. Но мне не хватает вот, — он протянул Ролли бумагу. Тот недоуменно повертел ее в руках и вернул Роме:
— Так скажи.
Рома перечислил недостающее, Ролли внимательно слушал, потом после небольшой паузы ответил:
— Получишь сегодня к вечеру.
Рома помедлил, а затем высказался:
— А какие гарантии, что вы не убьете меня, после того как получите свою… награду?
Кел повернулся и пристально посмотрел на Рому, Ролии также был удивлен.
— Так ведь о твоей смерти…
— Сразу узнают, как и о том, как я поги… — Рома удивленный собственными словами замолчал. Непонятно откуда возникла уверенность в том, что об этом он всегда знал, просто запамятовал. — Но я ведь могу рассказать про ваше убежище.
— Рассказывай, — легко согласился Ролли, скидывая сапоги и укладываясь на тюфяк, — только никто не сунется в чащу, ради того чтобы с нами поквитаться. Вепрь — самая лучшая защита.

***
Марина вернулась с работы вечером. Она попала под дождь, промокла и ужасно замерзла, и ей хотелось поскорее залезть в теплую ванну погреться, а потом, кутаясь в пушистый плед в обнимку с кружкой горячего кофе, смотреть любимый сериал…
Дома было непривычно тихо — обычно в субботу, отоспавшись днем, к вечеру Ромка развивал бурную деятельность по приготовлению чего-нибудь вкусного и уборке в своей комнате. В прихожей лежала сумка Ромы, без которой он на улицу никогда не выходил, даже в ларек за хлебом — значит он дома. Завтрак, что она оставила ему, уходя на работу, остался не тронутым, и это было совершенно нетипично. Ей стало дурно от нехорошего предчувствия, она без стука влетела в его комнату — Ромка спал на столе за компьютером, в каком-то шлеме и подобии перчаток, опутанных проводами. Экран монитора светил ядовито голубым, системный блок шелестел кулерами и перемигивался диодами. Облегченно вздохнув и укоризненно покачав головой, она попыталась разбудить парня, но безрезультатно. Марина осторожно как могла, сняла с него «доспехи» и попыталась разбудить его вновь, но ни нашатырь, ни холодная вода, ни пощечины не помогли привести его в чувство.
Внутри закопошилась паника, но Марина постаралась подавить ее, пока та не завладела ей полностью и не отключила способность логически мыслить.
Температуры у Ромки не было, кожа его нормального оттенка, а не бледная или синяя, значит с кровообращением все в порядке, пульс и дыхание замедленны, но это вполне соответствовало параметрам спящего человека. Марина посветила фонариком ему в глаза — зрачки на свет реагировали. Ни запаха алкоголя, ни других посторонних запахов от него не исходило. В целом, впечатление умирающего человека он не производил, и Марина немного успокоилась. Тут зазвонил телефон Ромы, вызывал Костик. Поколебавшись немного, она взяла трубку. Услышав женский голос, на том конце от неожиданности замолчали. Затем осторожно попросили к телефону Романа Николаевича.
— Это Марина, он не может ответить.
— Что-то случилось?
— Может быть. Костя, я не знаю что случилось, но я пришла с работы домой, а Ромка спит, и разбудить его у меня не вышло.
— Совсем?
— Совсем. Я все перепробовала.
— Вот блин! Что-то с сервером, сам я в этом еще плохо разбираюсь, но, похоже, из-за дождя. Если быстренько все не починить к утру, шеф будет в ярости… Марин, ну попробуй еще разочек его разбудить, а? — жалобно попросил Костя.
— Я все перепробовала. Боюсь, как бы скорую не пришлось вызывать…
— Ты меня пугаешь… И чего делать теперь?
Марина довольно долго молчала, обдумывая ситуацию, Костя забеспокоился:
— Скажи хоть что-нибудь!
— Давай так, я попробую договориться с Буха… с одним человеком, если он не занят, я дам ему твой телефон, и он поможет тебе с вашим сервером. Если откажет, я тебе перезвоню, будем думать дальше.
Костя облегченно выдохнул в трубку и попрощался.
Бухарь был Ромкиным другом, периодически наведывался в гости на всю ночь, а то и на сутки. Они возились с паяльником и всякими платами, одновременно пели песни и травили анекдоты. Иногда ходили в рейды, громко комментируя и ругаясь. Марина ничего не имела против их встреч, если только они не мешали ей спать. После одной из бессонных ночей у нее с Ромой вышел душевный разговор, в результате чего Бухарь старался подгадывать свои ночные визиты так, чтобы Марина была на дежурстве. Как его звали на самом деле, она не знала, он всегда представлялся этим ником и под ним же был забит в список контактов.
Марина набрала его с Ромкиного телефона, коротко обрисовала ситуацию и попросила помочь. Тот не отказал, сказав, что сейчас заедет за ключами.
Марина глянула на спящего парня, и устало вздохнув, пошла переодеваться в домашнее, разогревать ужин и ставить чайник. В дверь позвонили — приехал Бухарь, высокий чуть полноватый парень в очках. Он отказался от чая и ужина, помог ей переложить спящего Рому на кровать, сделал пару безуспешных попыток его разбудить, забрал его сумку и номер телефона Костика и сказал, что заглянет утром. Они попрощались, и Марина попыталась составить план действий на случай, если Ромка не проснется. По логике выходило, что разумнее перестраховаться и организовать ему больничный. Она набрала свою подругу:
— Наташа, привет… у меня потом расскажу, как там Кирюшка?.. ну и хорошо… помощь нужна… больничный… нет, не мне, для Ромки… сделай, пожалуйста… Натусь, ну пожалуйста, очень надо… да, я знаю про дурацкий новый образец. Полис, паспорт все есть… да. Диагноз, даже не знаю… он спит, не могу разбудить… сознание, не знаю, может и терял… конечно пробовала… скорую нет, не вызывала. Все параметры в норме, он просто спит… похоже весь день проспал… да, странно, сама удивляюсь… карточку его? Сомневаюсь, что она у него есть… если сможешь приехать это будет просто замечательно! Да, жду.
Есть не хотелось, Марина налила чаю и уселась в кресло у компьютера, который до сих пор работал. Она подумала, что неплохо бы его выключить — ярко синий с белыми непонятными буквами цвет экрана ужасно раздражал. Ромка подобную картину называл экраном смерти и говорил, что на нем важная информация об ошибке, которая привела к этой самой смерти. Она сфотографировала экран на телефон, просто на всякий случай, и раздраженно щелкнула переключателем на пилоте, обесточивая технику. Стало очень тихо, и в этой тишине было слышно лишь размеренное сопение.

Вопрос: Читается?

1. да		3	(100%)
2. нет		0	(0%)
Всего:		3

@темы: фэнтези, сериал

---

Инквизитор из мегаполиса

[bekochka]

Аннотация: Парень играет в компьютерную игру за инквизитора, ему предстоит решать, карать или миловать. Но игра вдруг становится реальностью, добро и зло перестают быть абсолютными и где искать грань между ними не известно…

Примечание автора: Подозреваю, все это выльется во что-то объемное. Очень рад любым конструктивным идеям, способным сделать текст лучше.

Продолжение того, что здесь

***

По дороге домой Рома не забыл заглянуть в магазин и набрать продуктов по списку, что дала Марина. Дверь он старался открывать осторожно и поменьше шуршать пакетами, чтобы не разбудить девушку. Не смотря на то, что части квартиры были изолированы друг от друга, а комната Марины была самой дальней, разбудить подругу было очень легко. Рома раскидал содержимое пакетов по шкафам и холодильнику, обнаружив в процессе еще теплые пельмени в сковороде. Быстро перекусив, вымыв за собой посуду и приняв душ, Роман уселся за компьютер в своей комнате — ночной шопинг и прогулка по улице развеяла всякий сон. Кроме того, завтра суббота и он успеет отоспаться днем и за вчера и за сегодня.
Теперь можно было спокойно разглядеть шлем и перчатки. Громоздкие и нелепые с множеством проводов и длиннющей инструкцией по использованию. Предполагалось, что шлем углубит визуальное погружение в игру, а встроенный микрофон позволит реализовать аудиальный компонент заклинаний. Перчатки застегивались на «липучки» у фаланг пальцев, на запястье и у локтя, предназначались для реализации жестовой магии в игре.
С установкой драйверов к этим устройствам пришлось помучиться, однако Рома в итоге победил. Представив, как по-идиотски выглядит со стороны в нахлобученном шлеме и руками опутанными проводами, Рома порадовался, что Марина спит и не видит этого.
Перчатки на руках немного стесняли движения и мешали попадать по нужным клавишам, но через некоторое время Рома привык и перестал промахиваться, разве что болтающиеся провода раздражали, но и о них он вскоре забыл.
С подключением девайсов в игре появились дополнительные возможности, однако они были пока еще не доступны. Сперва нужно было найти того, кто научит правильным словам и жестам.
Поискав в библиотеке собора, в одной из книг он нашел нужные слова, однако попытка их использовать ни к чему не привела. Рома решил пока оставить это и попозже выяснить у разработчиков глюк ли это или для того чтобы эта магия работала нужны какие-то особые условия.
Пока что он решил отправиться по заданию епископа в деревню и разобраться со странностями, что там творились. Идти до места, как водится, пришлось пешком, однако раздражения это не вызывало — графика в игре была вполне на уровне, а через очки в шлеме, делающие все объемным, пейзажи выглядели потрясающе. Рома подумал, что для полного счастья не хватает каких-то тактильных ощущений — ветра, запахов, прикосновений.
По дороге он насобирал каких-то корешков и ягод, правда, их эффекты воздействия были пока скрыты.
Деревня была как деревня. Местные жители отнеслись к его появлению благосклонно и рассказали о своих бедах. У кого-то заболел и умер весь скот, у кого-то высох на корню весь огород, кто-то пожаловался на пересохший колодец. Однако пострадавшие источником своих бед считали совершенно разных женщин. Поговорив с обвиняемыми, он выяснил, что те и сами пострадавшие и в своих бедах винят друг друга. Рома не особенно любил подобные квесты, основанные на беготне и многократной болтовне с одними и теми же персонажами, ему больше нравилось бродить по опасным подземельям, махать мечом или кидаться заклинаниями. Но в целом, было любопытно, за кем из этих с виду благочестивых крестьянок скрывается на самом деле ведьма. Окончательно запутавшись в том, кто виноват, кто прав и с кем он еще не успел обсудить новую информацию, Рома решил сварить кофе и немного передохнуть.
Он прикрыл плотнее дверь на кухню и постарался не шуметь посудой, но без особого успеха. На кухню вышла сонная Марина в любимой пижаме с котятами. Эта пижама все время служила объектом шуток и подтруниваний с его стороны, хотя на самом деле девушка в ней выглядела очень мило:
— Еще не спишь, уже скоро утро… — проворчала она, наливая в стакан воду из графина, — на случай, если ты мое сообщение не видел, я всю субботу работаю, так что ты остаешься за хозяина.
Рома угукнул в ответ, Марина заразительно зевнула и, шлепая босыми ногами, удалилась к себе.
Убедившись, что здоровая кружка горячего кофе и вазочка с печеньем на безопасном расстоянии от роковых взмахов рук, Рома вернулся в игру к благочестивым крестьянкам. После очередного разговора с каждым из задействованных в расследовании крестьян, обнаружилась еще одна подозреваемая. На месте ее не оказалось, однако добрые люди сказали, что она ушла с утра в лес по ягоды и вернется только к вечеру.
Рома решил прогуляться в этот самый лес, требовалась смена обстановки, ему уже надоело бегать по одной и той же локации туда-сюда. Кроме того, в лесу наверняка встретится какое-нибудь зверье и можно будет наконец-то подраться.
В лесу было красиво, пели птички, лучи солнца пробивались сквозь листву, вокруг сновала живность вроде жучков и бабочек, из под ног выскакивали то ли мыши, то ли мелкие хомяки… Впереди между деревьев маячила фигура, похожая на девушку-крестьянку с корзинкой. Видимо та самая, что ушла за ягодами. Рамон пошел вслед за ней, но то и дело терял ее из виду — то она в ложбинке скрывалась, то за дерево заходила. Один раз он почти нагнал ее, но увидев его она похоже испугалась и припустила вперед, никак не получалось ее догнать. Это его уже начало раздражать, и он решил прекратить погоню, но крестьянка остановилась. Он подошел к ней вплотную, попробовал завести разговор, но она внезапно исчезла. Рома вдруг обнаружил, что его персонаж не может сдвинуться с места, а пейзаж вокруг вызывает совершенно не радужные чувства. Мрачная и темная локация — стволы деревьев поросшие черным бородатым мхом, огромные дупла, похожие на беззубые рты, скрюченные ветви, как чьи-то загребущие лапы… Ни пения птичек, ни мелкой разноцветной живности. Даже музыки никакой не было — только шум ветра и какое-то глухое немелодичное то ли пение, то ли карканье…
Роман с удовольствием позволил себе немного испугаться — в груди заскреб маленький противный коготок, а ладони стали холодные и влажные. Земля под ногами его персонажа засветилась зеленоватым светом, который с каждым карканьем сиял все ярче. Наконец, стало понятно, что он находится в центре какой-то замысловатой фигуры, по всей видимости, пентаграммы. Вокруг было тихо, даже карканье прекратилось…

***
Пентаграмма-ловушка в которую Рома был пойман, исчезла и ему показалось, что в голове будто что-то взорвалось. На него обрушились запахи, звуки и ощущения — сырой холодный ветер пронизывал насквозь, запах прелой травы и древесины забил ноздри, цвирканья и крики каких-то ночных существ оглушали. Нестерпимо защипали мозоли на пятках. Штаны оказались до боли узкими и терли в паху. Внезапно, словно шквал, на тело обрушились невыносимая усталость и голод…
Рома присел на землю, мотая головой и пытаясь прогнать, возникшую иллюзию, однако иллюзия не собиралась никуда развеиваться, земля на которой он сидел, была самая настоящая, сырая и холодная, поросшая жесткой влажной травой. Внутри у Ромы все похолодело: «это сон, я просто уснул за компом, вот и все. Я проснусь и не буду больше играть в эту игрушку. Вообще не буду играть в игрушки. Никогда…»
Органы чувств уже немного привыкли и звуки и ощущения уже не казались столь пронзительными и оглушающими. Оглядевшись, Рома обнаружил рядом свой совершено настоящий рюкзак, точнее не свой, а персонажа, которым он играл. Он подтянул его к себе и вцепился в него как в островок стабильности. Отчаянно хотелось домой, туда, где было тепло, светло и сухо, к треклятому компьютеру и к Марине. Такой знакомой, такой домашней, такой родной…
Рома продрог, поискав в рюкзаке, он обнаружил куртку и, надел на себя. Очень сильно хотелось есть, но в рюкзаке ничего съестного не оказалось, лишь пара книг, несколько пучков трав, россыпь пузырьков, мешочков и какие-то не совсем понятные свертки. Плотнее запахнув куртку, Рома отполз под ближайшее безопасное с виду дерево и задумался, как быть дальше. Все его знания о лесе ограничивались парой поездок на шашлыки с друзьями. Но это было днем, кругом были люди, а лес был совсем рядом с городом. Голодный живот противно забурчал…
Весь опыт выживания в лесу был связан лишь с игрушками, в которые Рома играл раньше. А в лесу принято было водиться всякому опасному зверью. Рома поежился от внезапно возникшего неуютного ощущения, что за ним наблюдают. От зверей защищает огонь и было бы неплохо развести его, только ни зажигалки ни спичек в рюкзаке он не нашел.
В темноте было страшно, Рома отчаянно прислушивался, стараясь уловить признаки опасности, но слышно было только зловещее уханье какой-то птицы и стрекот ночных насекомых. Тут хрустнула ветка, и мгновенно воцарилась тишина — лишь ветер шумел в кронах деревьев.
Рома замер боясь шевельнуться, сердце в груди заколотилось так, что казалось находится возле горла, ладони мигом стали холодными и влажными, а зубы сами собой начали танцевать. Его тронули за плечо…
— Гляди, сомлел, как девица, — человек обшарил карманы парня, но не найдя ничего интересного, разочарованно сплюнул. Потом добавил, — пошли назад.
— Постой, — задумчиво возразил второй, пристально разглядывая незнакомца в свете маслянного фонаря — он какой-то странный…
— Обычный заблудший крестьянин.
— Нет, для крестьянина он слишком хорошо одет.
— Может и хорошо, но денег у него нет, это точно.
— Может, его ограбили и бросили в лесу, а сам он не из наших краев?
— Какая разница, Ролли? Лучше оставим его. Зря мы пришли сюда за огнями. Там, где побывали ведьмы ничего хорошего не остается.
— Нет, заберем его с собой, Кел.
— Зачем нам этот задохлик?
— А затем, что когда очнется, он, возможно, захочет нас отблагодарить за свое спасение. По виду он не похож на крестьянина, а отсутствие денег не признак бедности. И если мы правильно попросим, он найдет для бедных лесников что-нибудь.
— Зачем просить, если можно забрать самим — куртка у него хорошая, совсем новая, да и сумка у него, хоть и потертая, но еще крепкая. Книги… смотри, пузырьки да трава… — Кел бросил все и отпрыгнул, — это инквизитор! — осторожно пошарив под одеждой парня, он нащупал цепочку с подвеской в виде крыла, — точно! Пошли отсюда, оставим все как есть.
Ролли наклонился и еще раз внимательно всмотрелся в лицо незнакомца:
— Если он и правда инквизитор, то мы с него сможет стрясти что-нибудь и подороже выкупа.
— Если он инквизитор, то отлично управляется с голосом и ножами, которые в благодарность могут оказаться у нас в спинах, — в голосе Кела звучали истерические нотки
— Может он вообще не инквизитор, — Ролли легонько пнул парня. — Он нас-то испугался и уж на что-то серьезное вряд ли способен. Заставим его рассказать, откуда барахло взял, может там еще есть.
— Ну как скажешь, только если он потом тебя превратит в лягушку, я к ведьмам разочаровывать тебя не пойду!
Ролли, ничего не ответив, легко взвалил Рому на плечо и направился вглубь леса, Кел собрал в сумку все, что из нее выпало, и пошел следом за товарищем.

Вопрос: Читается?

1. да		4	(100%)
2. нет		0	(0%)
Всего:		4

@темы: фэнтези, сериал

---

Инквизитор из мегаполиса

[bekochka]

Аннотация: Парень играет в компьютерную игру за инквизитора, ему предстоит решать, карать или миловать. Но игра вдруг становится реальностью, добро и зло перестают быть абсолютными и где искать грань между ними не известно…

Примечание автора: Подозреваю, все это выльется во что-то объемное. Очень рад любым конструктивным идеям, способным сделать текст лучше.

***


— Я дома, — обозначил Рома свой приход, снял обувь и устало скинул сумку с плеча. — Что у нас на ужин?
— Картоху с сыром разогревай, — ответила Марина, не выходя из своей комнаты. Это было немного странно, обычно она встречала его в прихожей.
— А поинтереснее ничего нет? Мяса, например… — проворчал он, заглядывая под крышки кастрюль и сковородок. Там было пусто и грязно, однако удивления и возмущения не вызывало. Марина после ночного дежурства обычно отсыпалась, а уборкой занималась на следующий день. Он заглянул к ней — она сидела на кровати в обнимку с плюшевым медведем, каштановые, чуть вьющиеся волосы рассыпались по плечам.
— Будет мамонт, будет мясо, — мрачно ответила Марина. Отложив игрушку в сторону, она встала и не глядя на Рому, пошла на кухню. Тот проводил ее сочувствующим взглядом — снова расстроена?
— Так, я же позавчера приволок м… носорога, — отшутился он и стал мыть себе тарелку, пока грелась еда.
— Твое «позавчера» было больше недели назад, — вздохнула Марина.
— Намек ясен, пиши список.
Марина протянула ему листок с перечнем покупок:
— Завтра приедет хозяйка за деньгами, если ты не планируешь съезжать, то давай свою половину за квартиру.
— Что, опять? — возмутился Роман, однако достал кошелек и, отсчитав нужную сумму, передал ее девушке.
— Да, представь себе, она приезжает каждый месяц — язвительно ответила Марина, однако Рома не обратил внимания на ее тон, или сделал вид, что не обратил...
— Слушай, давай, может сразу за три месяца платить что ли, а то как-то быстро месяц заканчивается… — он переложил картошку в тарелку,
— Сразу за три месяца я не потяну, да и ты тоже, между прочим! — возразила Марина, нарезая хлеб.
— Тебе Игорь поможет, а я выкручусь как-нибудь...
— Игорь не поможет, — тихо возразила Марина, усаживаясь на табурет напротив Ромы, — мы расстались сегодня.
Рома перестал жевать и уставился на девушку — глаза не красные, но веки слегка опухшие, снова плакала. Они договорились не вмешиваться в личную жизнь друг друга, и он держал свое нелестное мнение об этом смазливом мажоре на "Лексусе", купленном ему папой, при себе. После того, как они начали встречаться, слишком часто Маринка бывала расстроенной и он с удовольствием набил бы Игорю морду, но не хотел расстраивать подругу еще сильнее.
— Теперь понятно, почему такая хмурая, — догадался Рома, но тут же отмахнулся, — как поссорились, так и помиритесь! Первый раз что ли?
— Мы не поссорились, мы расстались, — Марина покачала головой, — насовсем.
Рома отложил вилку, отодвинул тарелку и внимательно посмотрел на девушку:
— Значит, ты теперь свободная женщина, и я, как свободный мужчина, могу пригласить тебя на свидание?
— Рома, мы же договорились!
— Во-первых, мы договорились только на счет того, что не лезем друг к другу с предложениями о сексе, о возможностях свидания речи не было, а во-вторых, не ты ли два… нет… три раза, категорически настаивала послать к чертям все договоренности, или мне приснилось?
— Это ты напоминаешь мне какой ты герой и не воспользовался тем, что я была пьяна и плохо соображала что делаю? — она обиженно сложила руки на груди.
— Нет, это я к тому, что я не железный, и если подобное повториться, геройствовать я больше не собираюсь, особенно учитывая, что с Игорем вы разошлись.
— Кобель, — буркнула Марина и ушла в свою комнату.
Рома допил чай в одиночестве, вымыл за собой посуду и заглянул в комнату девушки. Та молча лежала на кровати, уставившись в потолок. Он подошел и присел рядом на полу:
— Мариша...
Но она отвернулась от него, пробормотав что-то вроде «отвали».
— Я понимаю, тебе сейчас хочется побыть одной, поплакать, пожалеть себя, поискать лишних доказательств, что Игорь придурок, позвонить ему и еще раз сказать все, что о нем думаешь, вдруг он не понял или не расслышал...
Марина села в кровати и недовольно посмотрела на парня:
— Давай ты не будешь строить из себя психолога!
— Боже упаси, — открестился Роман, — но если что, я могу сегодня и на работе переночевать. Надо?
— Нет. Наше расставание окончательное, бесповоротное, обжалованию не подлежит и обратной силы не имеет.
— Но почему, что случилось-то? Дело вроде как к свадьбе двигалось.
— К свадьбе, да не со мной. Родители нашли ему Леночку — умницу красавицу, которая знает три языка, стажировалась в Европе, а с ее папой у его папы бизнес. «Мариночка, ну ты же знаешь, что мне нельзя отказывать папе, а для нас с тобой ничего не изменится…» — со злостью передразнила Марина бывшего жениха и вытерла выступившие слезы.
"Ну ни хера себе" — подумал Рома,
— Блин… Я даже не знаю, что и сказать, — посочувствовал Рома.
— А и не надо ничего говорить… Переживу как-нибудь…
— А хочешь, вместе посмотрим что-нибудь? — попробовал отвлечь девушку от грустных мыслей Рома.
— Хм… Давай, вот только мне хочется чего-нибудь мрачного, красивого и про любовь…
Рома разочарованно присвистнул, но тут же вспомнил:
— Есть тут одно кино, и ты его точно не видела…

***

Остаток дня на работе у Ромы обещал быть тихим и спокойным — шеф с концами уехал на встречу, а с мелкими текущими проблемами подстрахует наполовину курьер, наполовину помощник Ромы — Костик. Он был студентом и учился в том же институте, что закончил Рома. Костя однажды предложил взять на себя мелкую текучку вроде не печатающих принтеров, зависших компьютеров и переставших работать приложений, и Рома не стал возражать, а взамен помогал ему с лабораторными и курсовыми.
Вчера они с Маринкой до поздней ночи смотрели фильмы, начав с «Мрачных теней», которые она действительно не видела — они тогда с Игорем поссорились в очередной раз и в кино не попали — и, закончив какой-то дурацкой комедией, название которой он уже не помнил. Он намеренно постарался отвлечь девушку от переживаний по поводу расставания и не дать ей уйти к подруге плакаться — печальная Марина это гораздо лучше, чем Марина невменяемая.
С одной стороны, после кино-ночи неплохо было бы вздремнуть. С другой стороны он недавно подал заявку на бета-тестера и ему ответили, что он принят.
Рома поколебался немного, решая поиграть или поспать, но решил вопрос в пользу игры. К игрушке ему выдали перчатки и шлем — с виду громоздкие и неудобные. Сказали, что играть можно и без них, но с ними появляются дополнительные возможности и игра становится интереснее. Эти приспособления он решил изучить дома, а пока поглядеть, что собой представляет сама игрушка. Судя по информации от разработчиков — нечто фэнтезийное с мечами, магией, алхимией, монстрами, подземельями и всем, что полагается хорошей RPG.
Первое что привело его в восторг это отлично проработанный конструктор персонажа. Ему нравилось играть девушками, однако здесь пол выбрать не предлагали, зато остальные параметры внешности настраивались очень подробно. Он поиграл немного с конструктором — было интересно, можно ли создать персонажа, похожего на себя: средний рост, сухощавое телосложение, короткие каштановые волосы, светло-карие глаза и, в некотором роде, выдающийся нос — наследство от дальних грузинских предков. Минут через сорок он позвал Костика, чтобы тот оценил похожесть — судя по восхищенному «Вау!», сходство определенно присутствовало. Однако играть самим собой не так интересно — и Рома чуть подкорректировал внешность — добавил своему персонажу роста и массивности, изменил прическу, сделал темнее цвет волос и глаз, сдвинул брови, создав суровый взгляд. Назвав своего персонажа Рамоном, он начал игру...
В демо-ролике персонажа посвятили в инквизиторы, дали напутствие быть «добрым, честным и справедливым» и выпустили за ворота монастыря, с рекомендательным письмом к епископу города Н. Следующий ролик показал, как Рамон приехал в этот город и поселился в таверне.
Набор кнопок управления с клавиатуры был стандартным, Рома вывел своего персонажа на улицу — вокруг сновали разнокалиберные NPC. Они были неплохо прорисованы и обладали, каким-никаким интеллектом — останавливались, разговаривали друг с другом, заходили и выходили из лавок и в данный момент вели себя очень похоже на людей. Этот факт Рому немного порадовал, если разработчики игры уделили столько внимания «неписям», можно предположить, что основным оставляющим игры — движку, геймплею и сюжету — внимания досталось гораздо больше, и игрушка обещает быть довольно интересной.
К Рамону подбежал мальчонка и передал записку с приказом явиться в собор к епископу. Городок был небольшой, и собор был виден издалека. Роскошный такой собор, не соответствующий образу провинциального городка.
Несколько стандартный вводный разговор с сюжетным персонажем — немного информации о равновесии добра и зла в этом мире, пара правил. Рамону удалось в диалоге выбить себе немного «подъемных» денег, разрешение на посещение специального раздела библиотеки и кладовой. Не обошлось и без первого квеста — разобраться со странностями, которые творятся в соседней деревне и если там замешана ведьма, найти и судить ее по всем правилам.
Сохранившись и поставив игру на паузу, Рома встал, размялся, сделав пару упражнений, и поставил греться чайник. Костик, пыхтевший в углу над лабораторной, встрепенулся и с надеждой поинтересовался:
— Может, по домам?
Рома посмотрел на время.
— Ты уже полчаса как мог быть свободен, — усмехнулся он, — чего раньше-то не спохватился?
— Ну… — протянул помощник, скосив глаза на компьютер с игрой, — ты же как бы занят…
Отпустив Костика и сделав себе растворимого кофе, Рома вернулся к игре.
Он прогулял своего персонажа по городу, набрав заданий типа «найди-принеси» или «убей-пару-крыс». Заглянул в библиотеку, пролистал «Трактата о ведьмах» из которого узнал о различиях ведьм и ворожей и правилах суда над ведьмами. Внимательно прочитал «Трактат о зельях», заодно выучив пару полезных рецептов. Забрав книги с намерением перепродать, он сходил в кладовую выгреб из нее все что было, под забавное ворчание местного завхоза: «ходят тут всякие и разоряют…» Пробежался по рынку сбыв ненужное барахло и прикупив новые штаны и обувь — на большее денег не хватило.
В конце процесса мотания по городу неприятным сюрпризом оказалась необходимость поить и кормить персонажа. Пришлось вернуться в таверну. Впрочем, за едой он узнал все местные сплетни, выиграл спор на тему «а слабо набить морду вон тому бугаю», попытался перепить местного пьяницу, но без особого успеха...
Роман сохранился и вышел из игры. Пока что он обратил внимание лишь на пару графических багов в игре, которые и описал. Прикрепив к сообщению логи и пару скриншотов, он отправил письмо разработчикам.
Посмотрев на часы, он присвистнул, времени было уже не мало. Сегодня он задержался и пока доберется до дома, Маринка, скорее всего, уже будет спать.

Вопрос: Понравилось?

1. +		4	(57.14%)
2. -		3	(42.86%)
Всего:		7

@темы: фэнтези, сериал

---

[Rowana]

Старые сказки умерли, вьются лесные тропы, где так легко запутаться, запросто потеряться. Эрге умеет главное: ровно дышать и топать, Эрге умеет главное - не бояться. Что же там дальше, может быть, этот закат - последний, голод, как зверь разбуженный - сам скоро станешь пищей. Эрге не слышит голоса, верно идет по следу, Эрге свое пропавшее сердце ищет, будто не знает, кто теперь станет лишним.

Страх подступает к горлу, но ты не услышишь криков, сердце у пяток замерло, словно затихший бубен, кровью закат окрасили ягоды земляники, Эрге чужие тени целуют в губы. Ветер навстречу шепотом: "Все, что осталось, спето, счастье твое на привязи - плакать о том негоже. Что тебе было дорого, станет золой и пеплом, но, как и прежде, делай лишь то, что должен". Эрге же по-другому и сам не может.

Птицы с седыми перьями боль заплетают в волосы тех, кто свое падение смог обернуть полетом. Не говори об этом, не слушай чужого голоса, чтобы не оказаться к рассвету мертвым.

Солнце упало в озеро, тропы уводят в небо, Эрге покорно следует, зная: не станет проще. Так далеко от прежнего вовсе никто и не был, Эрге узнал, какая весна на ощупь. Старые сказки умерли, новые стали постной кашей из сонной памяти, слов, что затихнут с кашлем. Эрге у самой радуги вдруг замедляет поступь, враз побелевший, будто не дышит даже. Эрге и сам не ведает, что там дальше...

Утром в дорогу, новое прячется в каждом дереве - кто ж его сердце жадное ласково держит в пяльцах? Эрге идет за счастьем, но так и не знает, где оно. Эрге умеет главное - не бояться.

Вопрос: ?

1. +		12	(85.71%)
2. -		2	(14.29%)
Всего:		14

@темы: поэзия

---

Из египетской книги мёртвых

[Clavicula]

Песня Фараона

Я ухожу в кромешный мрак,
Подай же руку мой вожатый,
И направляй неверный шаг,
Туда где высится глашатай!

Я слышу, плещется там Нил,
Ты знаешь, я окреп душою,
Бальзамировщик сохранил –
Искусно плоть под сей плитою.

Но тело мы оставим здесь,
Пускай в тиши моей гробницы,
За ним присматривают днесь,
И полулюди, - звери, - птицы.

Взгляни, вот видишь, скарабей –
Ему положено на сердце,
Весь спуд оберегать страстей,
Защёлкою служить у дверцы.

Теперь о важном, тут сотри,
Да, именно, на той табличке –
Моё там имя, в словари,
Его вносили по привычке.

А после, занося в столбцы,
Меж титулов, высоких званий,
Не раз хвалились им писцы,
Средь черни или прочей дряни.

Забудем это, нам нужней,
Избавиться от нашей тени,
Она лежит здесь столько дней,
Подобно загнанной гиене.

Гони её, а нам пора,
Вступить в Осириса чертоги,
Где ждёт уже Великий Ра,
Где нет людей, а только боги…

Вопрос: понравилось?

1. да		4	(80%)
2. нет		1	(20%)
Всего:		5

@темы: поэзия, мистика

---

Девять кругов. Окончание.

[Тедди-Ло]

предыдущие круги

writermustwrite.diary.ru/p195529353.htm

Круг седьмой

— Возраст?
— Восемнадцать...
— Аборты были?
— Нет...
— Ребёнка оставлять будете?
— Что?..
— Девушка, вы глухая? Я спрашиваю: рожать будем или на аборт, пока не поздно? — Пухлая врачиха выразительно посмотрела на Аню. Ане стало противно и страшно.
— А я точно?.. — пролепетала она, ненавидя себя саму за эту робость. — Мы же всегда предохранялись...
— Стопроцентное предохранение даёт только воздержание, — отрезала врачиха и посмотрела на Аню так, что та мгновенно прочитала в её взгляде, все мысли о «ранних потрахушках». — Десять недель у тебя, красавица. Ещё немного протянешь и будет поздно, по кускам ручки-ножки выковыривать из тебя будут, за большие деньги... А так я тебя без очереди пропихну... Ты ж студентка? Ну вот... Записать тебя на вторник?
— Я... я не знаю... — ответила Аня, глядя на врачиху с плохо скрываемым ужасом.
— Ну как хочешь, — разочарованно сказала врачиха, отталкивая от себя пухлый журнал с записями. — Если папаша тебя назад приведёт — вот, — она сунула Ане в руку бумажку с телефоном, — три дня место за тобой придержу. Три часа и готово, оплата по прейскуранту, наркоз отдельно.
— Спа-сибо, — выдавила из себя Аня, одеваясь.

Когда она вышла из поликлиники, её жутко мутило и трясло. Впрочем, мутило её уже две недели. Она потому и пошла к терапевту — решила, начался гастрит на нервной почве. А терапевт её отправила к гинекологу и вот — десять недель... Аня завернула за угол поликлиники и дрожащими руками достала и прикурила сигарету. Был конец августа, но ветер дул по-осеннему холодный. Аня пыталась осознать ситуацию. С ребёнком она потеряет место на бюджете, куда в июле поступила с таким трудом... Где она будет жить? На что она будет жить? Что скажет папа? И самое главное — что скажет Илья? Она невольно посмотрела на телефон врачихи, написанный на бумажке. Потом вдруг до неё дошло, что беременным курить нельзя. Она ойкнула и быстро выбросила недокуренную сигарету в урну. И неожиданно для себя разрыдалась, поняв, что не хочет делать аборт, что не сможет по своей воле позволить убить то, живое, что уже зачато, даже если оно сломает ей жизнь. Но что, если Илья попросит?.. Что, если мама и папа её уговорят? Прошло несколько минут, она успокоилась как могла и тут же, нащупав в кармане жетон, пошла к телефону-автомату. Она звонила Илье домой, отчаянно надеясь, что трубку возьмёт именно он. Трубку поднял Илья.
— Привет, — сказала она.
— Ань? Что-то случилось?
— Нет, — сказала она и разрыдалась снова. Нестойким оказалось её спокойствие.
— Аня? Аня? Ты что? В чём дело? — тревожно спрашивала трубка искажённым голосом Ильи.
— Я... беременна, — почти прошептала Аня в трубку. — Ты слышишь?
На том конце провода повисло молчание. Потом Илья ответил:
— Конечно, слышу... Только почему ты тогда плачешь? Я рад... Немного рано, конечно, ну и что?
Аня утёрла слёзы и несколько раз шмыгнула носом:
— А как же вуз? И... вообще всё?..
— Ладно, давай так... это не телефонный разговор. Ты молодец, что мне позвонила сначала... Давай встретимся у гаража, хорошо? Поговорим нормально?
— Ладно... Пока.
Аня повесила трубку на рычаг и почувствовала, что всё может быть и в самом деле не так плохо, как ей казалось. Сначала Аня шла быстро, хотела попасть к гаражу как можно скорее, но потом невольно замедлила шаг. Кое-что оставалось действительно плохим. В ту первую ночь, в единственную ночь, когда они не предохранялись, Аня была почти уверена в том, что провела её не с Ильёй, а с Саней. Она убеждала себя, что ошибается, но на деле не сделала ни единой попытки выяснить это хоть как-то. Возможности были. Но Аня боялась ими воспользоваться. И вот теперь перед ней с потрясающей и отвратительной ясностью вставало понимание, от которого она не могла больше отмахиваться: в ту ночь она была с Саней, и ребёнок был тоже его. Шанс, что Илья был отцом этого ребёнка — исчезающе мал, с Ильёй они предохранялись всегда. И что делать теперь? Признаваться Илье? В том, в чём она не уверена до конца? И как ему это объяснить? Сказать Сане? Эту мысль Аня отмела мгновенно. Она не хотела быть с Саней, то, что произошло в ночь выпускного, было случайной ошибкой, итогом опьянения... И чего-то ещё, возможно. Но это «что-то» больше не посещало Аню... Но как быть с ребёнком, если он и правда Санин? Мысль об аборте также претила ей, значит, придётся его оставить и любить, чей бы он ни был. Он же не виноват, что так вышло... Потом Ане пришла в голову дурацкая идея о том, что если Илья и Саня близнецы, то это всё равно, что один человек, с одним набором генов, и ребёнок, значит, всё равно от кого... Она помотала головой, не позволяя себе бредить. Потом Аня начала думать о том, как она справится с материнством и беременностью... Носить ребёнка, рожать его, растить — это пугало Аню, она сама ещё совсем недавно была ребёнком, а теперь ей придётся стать матерью, и она понятия не имела, как с этим можно справиться... С такими невесёлыми, выматывающими мыслями она подошла наконец к старому облупленному гаражу. Илья уже был там. Аня остановилась, почему-то не решаясь к нему подойти, но и мысли её остановились тоже и ненадолго перестали её мучить.

Круг восьмой

Неясное, но приятное предчувствие томило Илью с самого утра. Он проснулся рано утром и открыл окно, откуда пахнуло солнечной осенью, врывавшейся в август. Илья поймал себя на том, что улыбается, как последний дурак, тополю, который рос напротив дома. Жизнь показалась особенно прекрасной именно сегодня. Всё было хорошо. Скоро они с Аней уедут учиться, общежитие ей дали, и он уже договорился с соседом по комнате Лёшкой, так что жить они с Аней будут вместе. «А будет ещё лучше», — шептал внутренний голос, и Илья ему верил. Не было повода не верить.
На подоконник спикировала божья коровка. Илья загадал — если коровка улетит, то его предчувствие точно сбудется, если свалится — то нет. Он щёлкнул по красно-чёрному жуку ногтем, и божья коровка, расправив крылья, взмыла в воздух. Илья чуть не расхохотался от радости, что сбылось его глупое детское гадание.
Он умылся, оделся и, не завтракая, выскочил в город — прогуляться до парикмахерской. Когда он, свежеподстриженый, вернулся через пару часов, на кухне сидел Саня в одних шортах и неторопливо пересчитывал рассыпанные на кухонном столе красные охотничьи патроны. Илья сделал себе бутерброд, налил чаю и сел напротив, мимолётно удивившись, как далёк он стал от Сани за эти годы. Сосед Лёшка казался ему более родным, чем собственный брат.
— Когда едете? — спросил он, подразумевая Санину с отцом традиционную осеннюю охоту.
— Нескоро ещё, — коротко ответил Саня, не поднимая глаз. — Готовиться заранее нужно.
Илья не успел откусить от бутерброда второй раз, как зазвонил телефон. Саня не шелохнулся. Илья, чертыхнувшись, встал, вытер пальцы о кухонное полотенце и снял трубку. Звонила Аня. Илья нервно ходил с трубкой по кухне, стараясь говорить спокойно и даже весело. Присутствие Сани его сковывало. Он не мог говорить свободно, тем более о том, о чём было нужно говорить сейчас. А Саня и не думал проявлять деликатность и уйти, казалось, ему нет никакого дела до этого разговора, что он не слушает и не слышит его, погружённый в подсчёты патронов. Наконец Илья условился с Аней встретиться у гаража (на голубятню после того случая они не ходили, конечно) и повесил трубу. Он долго стоял рядом с телефоном и смотрел куда-то сквозь стену, глубоко задумавшись. Аня беременна. Пока он успокаивал её, заставил себя отложить собственные переживания и вопросы на потом. Когда разговор закончился, вопросы и переживания хлынули в голову потоком, мысли прыгали с пятого на десятое. Что ему делать? Бросать учёбу? Жениться? Искать работу? Где жить? Переводиться на заочку?.. А может... аборт? Но он не будет её заставлять, давить на неё. Тем не менее, он будет рядом в любом случае. Илья потряс головой и потёр пальцами переносицу. Они ведь предохранялись каждый раз, как это могло произойти? Он рассеянно взглянул на Саню и неожиданно наткнулся на ответный, пристальный взгляд. Взгляд этот был не читаем для Ильи. Саня быстро пустил глаза на патроны, и ни один мускул не дрогнул на его лице. «Либо не слышал, либо не понял, либо ему пофиг», — с некоторым облегчением решил Илья.
— Сань, — позвал он и, не дождавшись отклика, спросил: — Можешь дать мне ключи от гаража?
— Лови, — глуховато ответил Саня и, достав ключ из шортов, бросил его, не глядя, Илье. Илья поймал, пробормотал «спасибо» и вышел в прихожую. Он сунул ноги в туфли и ушёл из квартиры, громыхнув в замке ключом.
Илья недолго ждал Аню. Она всё замедляла шаг, подходя к гаражу, а потом и вовсе остановилась, не дойдя всего несколько шагов. Она была очень бледной, какой-то встрёпанной, со сжатыми в нитку губами. И смотрела она на него так, как будто ждала оглашения приговора. Илья сам подошёл к ней и первое, что сделал — это обнял.
— Всё будет хорошо, — сказал он обычное бессмысленное утешение. — Всё будет хорошо.
Всё равно, что говорить, главное, говорить спокойно и ласково.
Аня судорожно вздохнула в его руках. Илья подвёл её к гаражу и, одной рукой продолжая её обнимать, отпер его.
Илья зажёг тусклую лампочку под потолком и закрыл дверь. В гараже стоял только Санин мотоцикл, отец держал свою машину в мастерской. Зато тут была куча разнообразного хлама: старые и новые автомобильные детали, инструменты, тряпки, верёвки. Илья редко заходил в гараж. Это было царство Сани.
Он усадил Аню на низкий табурет, заляпанный старой белой краской, сам сел рядом на корточки. Какое-то время они молчали. Илья держал её руки в своих. Он заговорил первым:
— Просто скажи, чего ты хочешь сама? Оставить ребёнка? Оставим... я переведусь на заочку, буду работать. Поженимся... Квартиру снимать будем. Года через три ты сможешь поступить снова, а может, и место за тобой оставят... А если не хочешь оставить, я тоже пойму. Всякое в жизни бывает, у нас будут ещё дети...
Аня внимательно слушала его и не перебивала. Глаза у неё были воспалённые, красные от слёз. Сказала она то, чего он никак не ожидал услышать.
— Это не твой ребёнок, Илья.
Несколько секунд он молчал, укладывая в голове то, что она сказала.
— Чей? — спросил он наконец, стараясь поймать её взгляд. Аня молча смотрела в сторону и кусала губы. Илья совершил гигантское усилие, чтобы остаться спокойным и не сорваться. В нём острой болью отозвалось это «не твой ребёнок». Такого удара он не ждал. Но он только стиснул зубы: ребёнок ни в чём не виноват, Аня сейчас не в том состоянии, чтобы выяснять отношения. О себе он подумает потом, сейчас главное не это.
— Ань, — снова начал он. — Это всё равно, ты главное скажи — сейчас ты хочешь быть со мной или с отцом ребёнка?
— С тобой... — еле слышно ответила Аня, не глядя на него, и вдруг заговорила быстро и горько, торопясь, проглатывая окончания фраз: — С ним... Я бы никогда... Это была ошибка... Случайно вышло... Я дура... Прости, пожалуйста... Я больше никогда...
Она заплакала. Илья встал на колени и обнял её.
— Уже всё, — сказал он. — Не нужно ничего объяснять, это прошло. Этого больше не будет. Будем вместе... Только никогда больше... Никогда, хорошо? Обещаешь?
Аня кивнула, содрогаясь от рыданий.
— Выращу, как своего... У нас ещё будут дети, слышишь? Всё будет хорошо... Что делать, раз отец твоего ребёнка оказался... — Тут он сбился и задумался на секунду, потом осторожно спросил: — Ань, а настоящий отец вообще в курсе?
Она отстранилась от него, открыла рот, чтобы ответить, но тут дверь в гараж распахнулась от пинка. Вошёл Саня. В руках у него было охотничье ружьё:
— Теперь в курсе, — сказал он и щёлкнул затвором.

Круг девятый

Саня стоял на пороге и молча рассматривал их лица. Дуло ружья он направил на Илью.
— Встать, — отрывисто скомандовал он. — Спиной к стене. Оба, живо.
Он нашарил позади себя створку двери и захлопнул её, задвинув засов одной рукой.
Саня понял достаточно, когда слушал разговор Ильи по телефону на кухне, и, когда тот ушёл к гаражу, недолго сидел над патронами. Как будто кто-то командовал им, нашёптывал ему, подсказывал, толкал под локоть. Он сунул в карман несколько патронов, вышел в прихожую, накинул на голое тело ветровку, надел сандалии, достал с полатей отцовское ружьё и вышел из квартиры.
Закрывая дверь, он заметил знакомую сероватую бумажку, почти вывалившуюся из почтового ящика. Повторная повестка в военкомат. Саня машинально вытащил её и сунул в карман. Он никогда не задумывался над парадоксом, почему он, человек, настолько любивший оружие, игры в войну, так не хочет служить в армии. В армии США он служил бы сколько угодно, но в нашей, по мнению отца, творились «хуйня, мотня и ересь». Саня был согласен. Он думал об этом, пока шёл к гаражу, на ходу заряжая ружьё. Как только он увидел красную облупленную стену, все мысли из его головы исчезли. К дверям гаража он подошёл, очень тихо ступая, так что ни один камешек гравия не хрустнул под его ногами. Он прислонился к холодной металлической створке ворот с облезшей краской и прислушался. Они были там, внутри. Они разговаривали. Тихо, но он мог различить каждое слово. Он не знал, чего ждёт, что хочет услышать, чего не хочет, что он должен услышать и чего не должен. Он просто стоял с заряженным ружьём наперевес и слушал, прикрыв глаза. Чем дольше он слушал, тем большее презрения испытывал к Илье. Он всегда знал, что брат — тряпка, но не подозревал, что до такой степени. Проглотить измену своей маленькой белобрысой шлюхи, изъявить готовность растить неизвестно чьего выблядка, как собственного ребёнка... Всё это было выше понимания Сани. Когда он услышал: «...настоящий отец вообще в курсе?», то как будто по незаметному сигналу распахнул дверцу и вошёл внутрь, понятия не имея, что собирается делать. Понимание пришло само.
— К стене, — повторил он, шевельнув стволом. Илья медленно поднялся на ноги. Аня не шелохнулась. Она сидела на табурете, прикрыв живот руками, и смотрела на Илью. Илья поднял руки ладонями вперёд:
— Сань. — Его голос звучал очень спокойно, Саня мимолётно удивился этому. — Давай...
— Заткнись, — оборвал его Саня. — Ты уже наговорился сегодня.
Но Илья не обратил на его слова внимания:
— Давайте просто обсудим всё спокойно, — продолжил он, глядя прямо в глаза Сане.
— Что мы должны обсудить? — неожиданно для себя сорвался Саня на крик. — Как она трахается? Кто из нас с тобой ебётся круче? Могу сказать, что подо мной она орала громче, чем под тобой, я слышал... — Горло Сани свёл спазм, он захлебнулся воздухом и не договорил.
Илья с прежним неправдоподобным, гипертрофированным спокойствием заговорил снова:
— Сань, опусти ружьё, всё нормально. Всё будет хорошо. Только опусти ружьё.
Сане показалось, что он как будто старается загипнотизировать его, как будто Саня для него сейчас был бешеной собакой, опасным животным, обезьяной с гранатой.
Аня всё так же глядела только на Илью. Даже в такой ситуации она смотрела не на Саню. Она никогда на него не смотрела. Это тоже задело его. Илья всё говорил и говорил. Слова его были полной бессмыслицей, сопливой ерундой. Но Саня знал, как заставить его заткнуться:
Перебивая поток слов брата, он нажал на курок. Грохнуло, руку заломило от отдачи — он неправильно держал ружьё. Илья умолк на полуслове, странно крутанулся на месте, раскинув руки крестом. Его отбросило к стене, куда его так настойчиво приглашал Саня. Илья сполз вниз, оставляя за собой широкий кровавый след. В его глазах навсегда застыло выражение недоверчивого удивления: неужели всё, вот так?
Аня тихо охнула и бросилась к нему, стиснула руку, звала его по имени, щупала пульс на шее. Это было бесполезно. Саня точно знал, что Илья мёртв. Он знал наверняка. Аня тоже быстро поняла это. Не отпуская руку Ильи, она молча повернулась к Сане. Саня неторопливо, не спуская с неё глаз, перезарядил ружьё и щёлкнул затвором. Их взгляды встретились. Он думал, что она начнёт говорить о его ребёнке, но она молчала. В глазах Ани не было ни страха, ни мольбы, ни раскаяния, которых ждал Саня. Одно только незамутнённое ничем... презрение. Как будто и для неё он не был человеком, как будто он какой-нибудь... враг, нелюдь. Фашист.
Саня сжал губы, скорчил невольную гримасу, которую, он знал, всегда корчил, стреляя, и нажал на курок второй раз. Снова грохнуло. Отдача была меньше. Он держал ружьё иначе. Анина голова мотнулась. Не издав ни звука, Аня упала на Илью, как кукла с обрезанными нитками.
Саня вдруг почувствовал, что ноги его не держат. Он сделал два шага и сел на тот табурет, где недавно сидела Аня. Он почувствовал её тепло. Саню трясло. Глядя, как белые волосы Ани быстро пропитывались красным, он скинул с себя нога об ногу сандалии. Он высоко запрокинул голову, держа ружьё между колен.
«Вот и не нужно отмазываться от военкомата», — подумал он, засовывая ствол ружья себе в рот и прилаживая большой палец босой ноги к курку. Третьего выстрела он не услышал.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		7	(70%)
2. Нет		3	(30%)
Всего:		10

@темы: история о любви, проза, ненормативная лексика, рассказ, драма, насилие

---

[Тедди-Ло]

Девять кругов. Круги 4-7

Круги 1-3

writermustwrite.diary.ru/p195364869.htm

Круг четвёртый

Аня поправила на плече сумку и осторожно, злясь за это на себя, выглянула в окно, выходившее на двор школы. Они были там, через дорогу от ворот, стояли под навесом подъезда, курили и ржали, как лошади. Посматривали в сторону школьного крыльца, явно поджидали её. Аня снова поправила сумку и отошла от окна. «Струсила?» — спросил внутренний ехидный голос. Не струсила, но ощущения были не из приятных. Аня хотела есть, хотела поскорее попасть домой, сегодня должен был позвонить Илья. Аня знала, что в его общежитии с телефоном туго — если она опоздает на звонок, следующего раза можно ждать через неделю, не раньше, а то и через две. Но пройти незамеченной мимо компании у подъезда было невозможно. Аня понятия не имела, что именно они хотят с ней сделать, но ничего хорошего не ждала. Эта компания, состоящая из «крутых» девчонок её класса, славилась такими делами, перед которыми меркли «разборки» мужских компаний. В частности, им ничего не стоило избить человека.
— Долго стоять будешь? — не выдержал охранник, которому не терпелось закрыть дверь на ключ и пойти покурить на задний двор. Аня поджала губы и взялась за ручку.
До этого дня у неё с «крутыми» были более или менее ровные отношения. Во-первых, у Ани был Илья, во-вторых, она и сама давала мало поводов цепляться к себе. Но Илья уже год как уехал в другой город учиться в институте, и этот год для Ани, её последний год в школе, неожиданно оказался самым тяжёлым. Началось всё с того, что к ней начали приставать ребята из класса, из параллели и даже те, кто учились на год или на два младше. Аня вежливо, но твёрдо отказывала всем подряд сразу же, ни разу она никому не дала никакой надежды: не было ни прогулок, ни танцев на дискотеках, ни походов в кафе-мороженное, в кино и так далее. Аня даже старалась разговаривать с ними как можно меньше. Тем не менее, по милости кого-то из отшитых, в школе о ней распространилась слава «динамщицы» и при этом «шалавы». Ане было обидно до горьких слёз, но она никогда не показывала, что обращает на эти слова и слухи хоть какое-то внимание. Однако сейчас подобный слух принёс ей проблему, которую трудно было игнорировать: заводиле компании «крутых девчонок» донесли, что её парень увивался за Аней. По мнению «обманутой» вся вина за это лежала на Ане и «наказать» было нужно именно её.
Сегодня они уже поймали было Аню в женском туалете, но им помешала вовремя зашедшая туда же трудовичка. С Аней пообещали «потереть нормально» после уроков и действительно дождались её, хотя у Ани было ещё два факультатива после всех занятий. А Аня надеялась в глубине души, что у них найдутся дела поинтереснее и поважнее.
Аня довольно долго стояла на крыльце за колонной, вне поля зрения компании. Она понятия не имела, что ей делать дальше. В конце концов она просто сжала зубы, шагнула с крыльца и пошла к воротам: «Пусть делают, что хотят, — решила она, — но прятаться и бегать от них я не буду».
Компания заметила Аню и оживилась. Они неотрывно следили за её приближением и нехорошо улыбались. Аня с усилием отвела от них взгляд, выходя с территории школы.
— Подвезти? — услышала она знакомый, но какой-то слишком хриплый голос. Прежде чем Аня обернулась, она почувствовала запах табака, а потом увидела небрежно опирающегося плечом на ограду Саню. Он выплюнул папиросу и оттолкнулся от ограды. Аня инстинктивно сделала шаг назад. Надо же, не заметила его! Саня ещё в восьмом классе бросил её изводить, но Аня всё равно постоянно ждала от него плохого. Шестой класс в новой школе стал бы для неё кошмаром, если бы не Илья, который как мог защищал её от брата. В арсенал Саниных пыток входило всё: от подножек в коридоре и ударов портфелем по спине, до обливания краской и запирания в шкафу кабинета биологии. Один раз он поджёг её портфель. После этого его чуть не выгнали из школы и он немного приутих, хотя всё равно ещё год не упускал случая обозвать её или швырнуться в неё тряпкой для доски, грязью с улицы.
Последние месяцы Саня часто попадался ей на глаза, в основном в окрестностях школы. Он никогда не пытался заговорить с ней или подойти, кажется, он её даже не замечал. Аня решила, что он, скорее всего, встречается с кем-то из школы, хотя всякий раз, как она видела Саню, он был один.
— Подвезти, спрашиваю? — повторил он, и Ане показалось, что в его голосе была насмешка. Аня опять посмотрела на выжидающую компанию девчонок, которые, конечно, не стали бы связываться с Саней, (с ним вообще никто не решался связываться) и почувствовала, что из двух зол она выберет сегодня его.

Девчонки разочарованно наблюдали, как их жертву увозит разбрызгивающий весеннюю грязь мотоцикл.
Аня успела к звонку Ильи. В последнюю неделю перед выпускным Саня ещё несколько раз подвозил её вечером до дому, утром до школы, пока наконец необходимость защищать её от враждебной компании не исчезла вместе с необходимостью посещать школу. Они мало разговаривали, но из тех нескольких реплик, которыми они обменялись за всё время, выяснилось, что Саня работал неподалёку от школы в авторемонтной мастерской. Аня и раньше знала, что, в отличие от брата, он после девятого класса ушёл в училище и выучился на механика. Сейчас Саню больше всего заботил весенне-летний призыв в армию, под который он попадал. Между ними установились нейтрально-приятельские отношения, чему Аня была очень рада.

В ночь после выпускного Аня не спала, она смотрела в потолок и думала, правду ли ей сказал Саня, которого она встретила во дворе, что Илья приедет не днём, а сегодня ночью. Аня гадала, придёт ли Илья сразу к ней, не дожидаясь утра, и волновалась, представляя встречу, и бессонно ворочалась.
Около часу ночи в окно тихо постучали. Аня жила на первом этаже. Стук был особый — их с Ильёй тайный стук. Аня встрепенулась, стряхнула сонное оцепенение, которое уже начинало подкрадываться к ней, и открыла окно. Илья стоял внизу и широко ей улыбался.
— Выйдешь? — спросил он, как будто произнёс заклинание — это слово-пароль было неизменным со времён их детства.
— Выйду, — сказала Аня, тоже улыбнувшись.
Она быстро надела новое платье, на которое потратила все деньги, накопленные за год, нацепила босоножки и вылезла в окно. Илья, снаряжённый рюкзаком, тут же взял её за руку и куда-то повёл, не говоря ни слова.
Обычно после долгой разлуки Аня и Илья подолгу молчали друг с другом. Аня не хотела говорить, потому что с Ильёй ей было так хорошо, что буквально язык отнимался. Илья, как она думала, испытывает сходные чувства. Молчали они и теперь, когда шли в темноте по городу рука об руку. Ночь стояла безлунная и тёплая, Ане было совершенно всё равно, куда приведёт её Илья. Она просто была рада тому, что они вместе. Наконец она обнаружила, что он привёл её на старый двор с голубятней, где Аня не бывала уже давно. Отец до сих пор держал тут голубей, не забрасывал свою голубятню, хотя многие другие голубятни в городе, например, принадлежавшие его приятелям, были давным-давно оставлены и запущены.
— Помнишь, где ключ? — второй раз за ночь подал голос Илья. Ане показалось, что он волнуется.
— Конечно, — уверенно ответила она, шаря на карнизе повыше двери. Ключ был там. Аня открыла дверь и они вошли в ещё более густую, пахнущую птицей, темноту голубятни.
Они устроились в предбаннике. Аня помнила, что в детстве он казался большим и просторным, а теперь им с Ильёй было тесновато тут вдвоём. Илья чем-то зазвякал в темноте, потом что-то громко хлопнуло и тихонько зашипело. Голуби наверху проснулись и заволновались. Прямо в руки Ане ткнулось мокрое горлышко бутылки.
— Шампанское, — объяснил Илья. — Нужно отпраздновать твой выпускной, я всего на день опоздал.
— Ну и правильно сделал, — сказала Аня, смеясь и пожимая плечами. — Тоска зелёная, я сразу ушла после торжественной части, что там делать, особенно без тебя?
Аня всегда очень осторожно относилась к алкоголю, но сегодня она чувствовала себя в праве выпить, тем более с Ильёй, тем более шампанского. Они пили по очереди, прямо из бутылки, изредка обмениваясь короткими фразами ни о чём. Ане было хорошо и спокойно. Жизнь казалась ей длинной нарядной лентой, которая красочно, просто и ясно стелилась сейчас перед ней. Поступление в институт, диплом, работа, свадьба с Ильёй, дети... Ничего особенного, ничего сверхъестественного: именно то, чего хотела Аня. Она немного удивлялась, что не чувствует никакого опьянения, и постоянно прислушивалась к себе: ей только казалось, что узкий топчан, на котором они сидели, кружится, как карусель. Илья расстелил одеяло и предложил пересесть на пол. Аня сама не заметила, как соскользнула с топчана и не села, а улеглась на одеяло. Она услышала, как рядом возится Илья, и почувствовала, что он лёг рядом. А потом — она снова пропустила, как — губы Ильи, горячие и сладкие от шампанского прижались к её губам. От него пахло мятой и ещё чем-то смутно знакомым и приятным. Раньше они никогда так не целовались. Что-то неправильное, даже жуткое, но до конца неосознанное, укололо сердце тревогой. В голубятне было тесно, пахло птицей, но Аня не чувствовала сейчас ничего, кроме запаха мяты, ничего, кроме рук Ильи, которые медленно скользили по её бедрам, забирались под подол платья и выше, стягивали лифчик. Руки его казались Ане руками чужака, незнакомца. У неё мелькнула мысль, что нельзя делать это вот так — здесь, сейчас, в таком состоянии. Но Аня знала, стоит ей попросить остановиться, и он остановится, но вместо этого она сама выскользнула из платья и обняла Илью за шею. Ей стало жарко. Движения Ильи становились всё более грубыми, чужими, непривычными. Аня поняла, что он старается, но не может сдерживаться. Она не знала, как его поощрить, только слепо целовала его то в губы, то в подбородок, то в плечо. От того, как неосторожно, почти до боли он сжал её сосок, как стиснул бедро, как прикусил мочку уха, ей стало ещё жарче. Ей казалось, что пол под ними крутится с совершенно бешеной скоростью. Наконец Илья приподнял её ноги и вошёл так резко, что она до крови закусила губу, чтобы не крикнуть от боли. Он тут же лёг на неё и закрыл ей рот поцелуем. Боль быстро растворилась в дикой карусели ощущений. Аня обхватила Илью руками и ногами, двигалась ему навстречу, не думая о том, что может мешать ему. Она задыхалась, ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Но вот Илья судорожно дёрнулся на ней несколько раз, и Аня ощутила, как из неё вытекает что-то тёплое, но даже теперь она не почувствовала неловкости. Илья затих, Аня крепко прижала его к себе, глядя в невидимый из-за темноты потолок голубятни. Она не сказала: «Нет», хотя знала, что от Ильи не может пахнуть мятой и табаком. И её пугало то, что она не жалеет об этом.

Круг пятый

Когда они наконец увиделись, Аня первым делом обняла его и поцеловала. Это было немного странно, не в их обычае. Это смутило и насторожило Илью. Они не виделись почти полгода: с зимних каникул. От обыкновенной для них глупой, с точки зрения Ильи, неловкости первых дней, в Ане не осталось и следа. Она неуловимо, но значительно преобразилась. Илья никак не мог уловить, что именно и почему вдруг изменилось в Ане, но это мучило его, как крапивный зуд. А она только то и дело заглядывала ему в лицо, как будто проверяя, как он реагирует на одной ей известные крючочки и маячки. Это тоже обескураживало его и сбивало с толку, мешало как следует получать удовольствие от её близости. А ещё Аня начала курить. Илья ничего не сказал ей по этому поводу, но расстроился.
Саня, как всегда, старался поменьше пересекаться с Ильёй. С тех пор, как Саня, который два года подряд с шестого по восьмой класс был персональным преследователем Ани, охладел к ней, он охладел и к брату, который те же два года Аню защищал. Саня больше не пытался обозвать, задеть Илью или подраться с ним, дружба их тоже не восстановилась, так что самым естественным для них способом сосуществования оказалось равнодушное игнорирование друг друга. Саня очень сблизился с отцом и, начиная с девятого класса, дни и ночи пропадал с ним то в гараже, то в авторемонтной мастерской. Каждую осень ездил с ним на охоту. Илья к ним не рвался. Он так редко видел Саню, хотя они жили в одной комнате, что иногда представлял: у него нет и никогда не было брата-близнеца, он просто выдумал его в детстве, чтобы играть было не так скучно, а потом перерос и забыл. Но Саня, разумеется, был. Следы его бытия были заметны во всей квартире, запах табака смешался с постоянным в доме запахом машинного масла и бензина, впитался в обои и мягкую обивку дивана, хотя Саня никогда не курил дома... А теперь табаком пахло и от Ани.
Илья немного удивился, когда однажды вечером Аня с непонятной ему решительностью в глазах предложила сходить на старую голубятню. Они не были там уже давно. Когда им исполнилось по двенадцать-тринадцать лет, у них появились более интересные дела и места, где можно было провести время, так что на голубятне они бывали всё реже и реже, а последние два года вообще туда не заглядывали.
— Теперь там одни белые почтовые голуби, — говорила Аня, пока они шли. — Помнишь тех, двоих первых? Они тоже там, старожилы. Обычных голубей папа давно отпустил.
— Круто, — отвечал Илья и улыбался. Он смотрел на Аню, любовался ею, но почти не слышал, что она говорит. В детстве Аня была красивой девочкой, сейчас она стала красивой девушкой. Самой красивой, как считал Илья. Он никогда этого не показывал, но мучительно ревновал её, особенно в этот год, который они провели вдали друг от друга. Но теперь этот год прошёл, и дело осталось за малым — свозить Аню на поступление (а она поступит, Илья не сомневался), договориться с комендантом общежития, чтобы поселили Аню, а потом с соседом Лёшкой, чтобы он не выписывался из общаги, но при этом продолжал жить у себя на квартире в городе. И всё. Больше они не расстанутся. Илья знал, что в школе к Ане приставали, знал и то, что в школе не было человека, которого можно всерьёз считать соперником. Но это Илья понимал только умом, справиться с чувствами при помощи логики было куда сложнее. Кроме того, он испытывал постоянное, смутное беспокойство, ставшее привычным едва ли не с первого дня их с Аней знакомства — беспокойство о том, не выкинет ли чего-нибудь эдакого Саня. И, хотя уже несколько лет Саня никак не задевал Аню, беспокойство это никуда от Ильи не девалось. Он никогда не обдумывал в подробностях, что мог бы сделать при желании Саня, но время от времени в его мозгу как будто сами собой вспыхивали картинки: Саня сбивает на мотоцикле Аню, Саня плещет Ане в лицо кислотой из карбюратора, Саня поджигает Анину квартиру. Иногда Илье становилось стыдно за такие мысли о брате, в конце концов, Саня с тринадцати лет ни с кем не делал ничего страшного или жестокого, но избавиться усилием воли от вспышек-картин в голове не мог.
Илья очнулся от размышлений, когда услышал, как гремит ключ в замке голубятни.
Они вошли в предбанник, и Илья отметил, что здесь оказалось куда теснее, чем он запомнил из детства. Он собрался влезть по лесенке в курятник к голубям, который был выше, но Аня остановила его, обняла за шею и поцеловала. Илья растерянно ответил на поцелуй, он не был готов к этому. Поцелуй был какой-то новый, уверенный, незнакомый. Через десяток секунд Илья взял её за плечи и отстранил от себя, всматриваясь в лицо. В голубятне стоял полумрак. Аня смотрела Илье прямо в глаза, не отводя взгляда. Илья сам не мог бы сказать, что прочитал в её глазах, какой сигнал к действию он увидел, но он снова притянул её к себе и поцеловал. Илья никогда не задумывался о том, каким должен быть их первый раз, он только знал, что девушкам в первый раз бывает больно. Что Ане должно быть больно. Но сейчас время думать в любом случае прошло.
Кровь прилила к голове. Между быстрыми, лихорадочными поцелуями они кое-как избавились от одежды. Илья прикасался к Ане неловко, переживая из-за того, что руки у него холодные, что он всё делает не так, что может причинить боль. Он не помнил, как они оказались на полу, на чём они лежали. Анина грудь с крупными тёмными сосками белела в сумраке голубятни. Илья благоговейно прикасался к ней губами. Аня сейчас казалась ему загадочным и далёким божеством, только из непонятной прихоти сошедшей к нему и позволившей прикасаться к себе ему, простому смертному. Аня притянула его ближе и ловко надела на его член как будто какое-то колечко. Илья скользнул глазами вниз — презерватив. Аня приподняла ноги, нетерпеливо подаваясь ему навстречу бёдрами. От этого Илья окончательно забыл себя и не вспоминал весь период рваного, дёрганного ритма движения, прерывистого дыхания и приглушённых стонов. Он опомнился, только когда вниз от затылка по хребту заскользили искрящие разряды чистого кайфа.
Илья распахнул глаза со страхом глядя на Аню. Он совсем забыл о том, что нужно быть аккуратнее, чтобы не причинить ей лишней боли. Но, судя по выражению её лица, Ане не было больно. Илья уткнулся лбом в её лоб, снова закрывая глаза, потом благодарно поцеловал её. Аня гладила его по взмокшей спине чуть подрагивающими пальцами. Илья чувствовал, что ей тоже было хорошо. Они оба не сказали друг другу ни слова, когда выбрались из голубятни, и молчали до самого дома.

Круг шестой

Саня целый вечер толок стекло. Старательно, кропотливо. И выкатывал хлебные шарики, подмешивая стеклянную пыль в мякиш. Он всё знал. Он видел, как они заходили туда; он видел, как они выходили оттуда. Он слышал всё, что происходило в голубятне между ними; слышал всё, до последнего шороха, до самого тихого вздоха. Он сам не знал, как удержался и не вышиб дверь, не влетел туда, к ним, чтобы... чтобы... Он не думал, что было бы дальше. Когда они ушли, Саня ещё долго ходил неподалёку от голубятни взад и вперёд по пыльным тропинкам двора, вспоминал ту ночь, когда он был здесь с Аней, выдав себя за Илью. Она их всегда безошибочно различала, а в тот раз — не смогла... И он снова стал первым. И он был почти уверен, что Аня его всё-таки узнала. Узнала, но не оттолкнула. Но тогда почему? Почему на следующий же день она привела сюда не его, а Илью? Опять Илью, мямлю и тряпку Илью! Хотела сравнить? Попробовать как это?
— Шлюха, — прошептал Саня и сжал пальцами хлебный шарик. Шарик расплющился, а на пальцах Сани выступила кровь. Идея со стеклом пришла в его голову сама собой, как самое естественное, что только можно сделать в этой ситуации. Он хорошо знал эту естественность. С детства он твёрдо уяснил: всё, что приходит к нему таким образом — плохо, за это его наверняка захотят наказать. Чем старше он становился, тем опаснее были вещи, которые приходили к нему в голову. Заманчивые вещи, интересные вещи. Классные. Пришлось отказываться от них. Саня мог себя контролировать, он был вменяем. В своём уме. Кто же в своём уме будет делать то, за что его посадят? Даже если очень хочется это сделать. Но за стекло его, конечно, не посадят. Никто и не узнает, что это он сделал.
В какой-то момент Саня решил, что хлеба достаточно, собрал все шарики в пакет и отправился к голубятне. Он убедился, что его никто не видит, забрался к решётке «курятника» и начал быстро пропихивать сквозь решётку свои хлебные заготовки. Белоснежные голуби, похожие на изящные мазки заварного крема, заволновались и стали слетать с жёрдочек вниз, к хлебу. Саня немного понаблюдал за ними, убедился, что они едят, потом спрыгнул на землю и отправился к выбранному наблюдательному пункту на возвышении улицы у мусорных баков между двумя домами. Оттуда Саня хорошо видел голубятню, а его заметить от голубятни или с дороги, было почти невозможно. Саня закурил. Ждать пришлось недолго. Ещё не докурив вторую сигарету, он увидел, как отец Ани идёт к голубятне — он всегда в это время навещал голубей, Саня это знал. Он видел, как тот отпирает дверь ключом и заходит внутрь. Минуту спустя Анин отец выскочил обратно и почти побежал к дому. Саня ждал. Через полчаса Анин отец вернулся в сопровождении дяди Игоря, его друга, и Ани. Ильи не было. Все трое снова скрылись в голубятне. Саня, щурясь сквозь табачный дым, смотрел, как они возятся в «курятнике». Из-за решётки он не мог ясно видеть, что они делали, но он наверняка знал, что они там нашли. Саня подумал, что это должно быть даже красиво — грязный пол клетушки, полностью скрытый под мёртвыми тельцами белых голубей.
Примерно через четверть часа мужчины вышли из голубятни с двумя объёмистыми полиэтиленовыми пакетами в руках. Они направились к мусорным бакам, так что Саня был вынужден на всякий случай отступить вглубь проулка и спрятаться за домом. Когда он через несколько минут вернулся на наблюдательный пункт, их уже не было видно. Рядом с голубятней сидела на корточках Аня и копала землю небольшой садовой лопаткой. Рядом с ней лежало два белых свёртка — голуби. Саня почувствовал какое-то то ли смятение, то ли возбуждение, поднявшееся в душе. Он толком не понимал, что он чувствует — удовлетворение, торжество, жалость? Саня было сделал движение, чтобы выйти из укрытия и подойти к Ане, сам не зная, зачем, но тут же увидел идущего к голубятне Илью. Илья подошёл к Ане, присел рядом, они стали о чём-то тихо переговариваться. Саня медленно отступил опять вглубь проулка, перешёл на другую улицу и побежал, не оглядываясь, как шесть лет тому назад.

Вопрос: Нравится?

1. Да		5	(71.43%)
2. Нет		2	(28.57%)
Всего:		7

@темы: сериал, история о любви, проза, ненормативная лексика, рассказ, драма, насилие

---

Двухместное

[Visioner]

я
и
ты

скроемся
в нашем личном
тёплом и тесном
двухместном

МЫ

скроемся
я и ты

Вопрос: ?

1. +		2	(16.67%)
2. -		10	(83.33%)
Всего:		12

@темы: поэзия

---

[Visioner]

Между нами какая-то разница

Впрочем
какая разница?

Между нами же
всё останется

Вопрос: ?

1. +		2	(9.52%)
2. -		19	(90.48%)
Всего:		21

@темы: поэзия

---

Ведьма

[Рысёнок.]

Полнолуние. Свечи. Кровавая месса.
И платье бордовое с подолом в пол -
Я буду сегодня сама демонесса.
Пусть молится тот, кому жертвенный стол
Заменит последнее ложе.

Усладой мне запах холодного пота,
Мурашками в теле агнца липкий страх -
Невестой мне быть самого Астарота.
Пусть мир обратится внезапно во прах!
Меня это не потревожит.

Душа безнадёжная трижды треклята,
Но если бы мне хоть немного свезло -
Пусть кто-то сказал бы, что не виновата,
То это гремучее чёрное зло
Не стало бы литься под кожей.

Случился тот день одиноким и страшным,
И душу свою я сама прокляла -
Так пусть для других теперь кажется важным
Зачем и по ком звенят колокола!
Меня это больше не гложет.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		6	(60%)
2. Нет		4	(40%)
Всего:		10

@темы: поэзия

---

Лилит

[wasted time]

Лилит
Автор: wasted time
Соавторы: mr._мяу_Blik
Беты (редакторы): Seynin
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Джен, Психология, Повседневность, Hurt/comfort, Занавесочная история

Описание:
Она не может не прийти ко мне среди ночи, чтоб не разделить со мной бессонницу.



— Лови! — она кидает мне мяч. — Лови, я сказала!

Но я пропускаю приказ мимо ушей. Она дует губы, супится. Я молчу, не потакая ее капризам. Притопнув ножкой в красной босоножке, ярко выделяющейся на фоне белых гольф, она бурчит:
— Ты со мной совсем не играешь! — Мяч летит мне прямо в голову. Злюсь, оборачиваясь к ней и строго смотрю. — Не любишь меня, гонишь. Ненавижу! — подбегает к кровати, выдергивает подушку из-под головы и начинает лупить ей по телу.

— Мелкая, прекрати, — я настолько привык ко всему этому, что не обращаю внимание на ее поведение. — Хватит, перестань, - я уже более серьезен. Знаю, что ее это не успокоит, но сейчас точно не время для капризов. — Да успокойся ты уже! — дергаюсь, пытаясь вытащить привязанные бинтами к бортику кровати руки — Тебе нельзя сюда приходить. Слышишь?..

Она роняет подушку, обнимает, утыкаясь личиком в шею. Чувствую, как она трется о щеку, царапая нежную кожу моей щетиной.

— Зачем ты согласился сюда прийти? Я же говорила, что ничего хорошего не выйдет, — смотрит в глаза, обхватывает ладонями мое лицо. Приподнимает брови и, чуть наклоняясь ко мне, нежно бормочет. — Я тебе помогу, — после чего кивает головой, словно желая убедить меня в том, что все просто замечательно. — Уйдем как раньше. Озорно улыбнувшись, — сама улыбается. Отпускает шею и, перебирая ловкими пальчиками, развязывает узел на запястье.

Там, где солнце не восходит,
Где луна кругами ходит,
Где всему хозяйка — тьма,
Мы с тобой сошли с ума…

Тихо напевая и чуть пританцовывая, она развязывает руки и ноги. Потираю затекшие запястья. Она подходит ко мне и, улыбаясь, прикладывает палец к моим губам.

Натянувшись, рвётся нить,
Кто умрёт — тому водить…

— А теперь пошли гулять? – улыбнувшись, тянет за руку; подойдя к окну, забирается на подоконник. Открывает створки высокого окна госпиталя. Стоя в проеме, оборачивается, с визгом прыгая на шею. Ловлю. Платьице чуть задирается, она спускается на пол, чмокнув меня в щеку, поправляет одежду. Делает реверанс. — Пройдемся по парку, месье?

***


Свистит чайник за стеной. Четыре часа утра. Пытка… Страшная пытка, особенно если ты мучаешься бессонницей, осознавая этим самым утром, что тебе еще и на учебу. Голова пухнет, а свист похож на гудок отправляющегося поезда.

Со стоном утыкаюсь в спинку дивана, накрываясь одеялом.

Срываюсь:
— Да выключите вы его, в конце-то концов!

— Не кричи, ночь на дворе, все спят давно.

Оборачиваюсь на звук голоса. Склонившись, она сидит на подлокотнике дивана и болтает ногой. Щурю глаза, отворачиваясь от нее.

— Что ты опять делаешь у меня ночью? Дай поспать, — натягиваю одеяло на голову. — Брысь отсюда, не мешайся.

— Не спишь, — мягкий и в то же время звонкий смех пробегает по комнате, а маленькая ручка стягивает с меня мой кокон.

— Тебя не учили, что нельзя ночью заходить в комнату к мужчине? Хотя, - поворачиваюсь лицом к ней, - тебя бесполезно чему-то учить, все равно делаешь по-своему.

Поворачиваюсь на спину, поднимая лицо к потолку.

Ее волосы, кажущиеся смоляно-черными, превращают лицо в белое пятно с провалами глаз, поблескивающие в темноте.

— Зачем пришла? — натягиваю одеяло обратно . — Рассказывай, все равно иначе не свалишь.

Уже давно привычно засыпать под ее болтовню.

Она не может не прийти ко мне среди ночи, чтоб разделить со мной бессонницу.

Да-да. Мы с ней пьем ее на брудершафт. Регулярно. Маленькая слабость обоих.
Иногда порядком надоедает выслушивать ее разглагольствования, ибо она считает, что знает все. Не суть, что мелкая. И точно так же совершенно не важно, что подросткового максимализма в ней в разы больше, чем элементарной рациональности и логики.
Зато она умеет качественно полоскать мозги, зудя о том, что все тлен и в принципе смысла не имеет. Рамки воспитания и скрученные стереотипами образы мышления — ее конек.
Обхватив мое лицо руками и покарябав подбородок, она треплет волосы. Честное слово, как ребенку. И начинает… Говорить. Много. Обо всем и без остановки.

У нее красивый до безобразия голос, который можно слушать бесконечно. Он обволакивает и завораживает, когда она ловит поток своего сознания и пихает его в твою голову. Все кажется таким простым и очевидным, а полные абсурда истины лежат на твоей ладони. Она обхватывает их руками в дар тебе, как откровение. Но этот неповторимый по силе поток разрывает твои барабанные перепонки, когда ты поступаешь против подаренного ею дара истинного виденья.

Никто из нас не скажет, сколько мы уже знакомы, по негласному договору — это вечность. Она моя сестра, которой никогда не было. Впустив однажды, я впустил ее в себя. Она читает мои мысли, корректируя их по своему усмотрению. Понимая их.

Одна ночь рука об руку с девочкой в белом платье, одна история, разделенная меж нами. Она обещалась быть, как только позову. Неважно, когда и зачем, но она придет. Ее нереальность, осознанная мной, не мешает нам проводить вместе часы одиночества, разбавляя их рассказами и чтением мыслей.

Перебирая ее густые волосы, я не раз разглагольствовал о сути бытия, слушая смех и детское фыркание над пафосом моих замечаний. Непосредственность, которой мне так не хватает, бьет из нее ключом; и достаточно лишь тихо прошептать «где ты», как тут же услышишь тихой голос и теплая ладошка ляжет поверх твоей руки.

Музыка голосов окружающих целый вечер сменяется шепотом, волнами накатывает нега от перебирающих волосы пальчиков. Много ли надо человеку, чтоб расслабиться?


Жизнь студента последнего курса — это ночные зубрежки и конспекты, смешанные со страхом несдачи госов и вылета из ВУЗа.

Потраченные годы на пороге взрослой жизни.

Только ты все так же боишься не оправдать надежды родителей и встать за станок рядом с отцом.

Быть обреченным точно так же вкалывать за гроши на нескольких работах. Чтоб содержать семью.

Ночные курсачи, мельтешение цифр, формул и чертежей, которые сливаются в одно пятно. Чужие контрольные. Решаю их, чтоб оплатить комнату в общаге, которая старше моих родителей.

В студенческом корпусе при ВУЗе я недолго продержался. Возможности заказать контрольную, как делали сокурсники, у меня не имелось. А посему приходилось самостоятельно корпеть над задачами, в то время как в спину тыкал язвительный сосед, а за стеной гоготали старшекурсники.

Отучившись первый курс и немного усвоившись, я снял комнатушку в старом районе города. Деньги, вырученные за сделанные заочникам работы, уходили на оплату. Десятиметровый угол с деревянным погнившим полом и туалетом в конце коридора. Висящий под потолком сливной бачок с болтающейся веревкой, которую дергаешь, чтоб ржавая вода хлынула в надтреснутый унитаз. Маленькая раковина и облезающее зеркало над ней. Старинный кран с барашком и холодная вода, отдающая тухлятиной.

Мой маленький и надломившийся причал.

В комнате стол, диван, лампа и шкаф. Тяжелый, дубовый, с затейливым рисунком и потрескавшимся лаком.
Хозяин его оставил, потому что выволочь эту громаду сил не хватило.
Внутренняя сторона дверцы с огромным зеркалом, немного мутным, отражала в себе чуть искаженное и потемневшее пространство комнатушки.

— Куда ты так поздно? — она как обычно входит в комнату, даже не постучавшись.

— На работу, нашел кое-что. Буду поздно.

— Понятно, — принимает вполне спокойно, пока я быстро натягиваю куртку. — Ты слишком много работаешь, тебе надо поспать, так нельзя, — она качает головой и, наводя порядок в комнате, поднимает с пола носки, брезгливо рассматривая. — Прости, но от тебя попахивает.

— Не важно, на выходных поеду к родителям, там и отдохну.

Каждые выходные я вырываюсь из города к родителям, трясясь в старом автобусе, возвращаюсь в тихий поселок, гордо именуемый городом. В нем несколько пятиэтажек, частные дома и трехэтажки с клочками огородов под окнами.

Мать с тревогой и надеждой расспрашивает об успехах, а отец строит планы на мое будущее. В их глазах я в шаге от светлого кабинета и кожаного кресла, в то время как я не гнушаюсь и грузчиком подработать, чтоб лишний раз не брать у них денег. Лишь по отдельным поводам позволяя себе расслабиться и купить выпить, чтоб забыться и скинуть напряжение, давящее сверху.

Отличный сын, отзывчивый и покладистый.

Твердый хорошист со школы, все вечера просиживающий за учебниками, зубря предметы. Учеба никогда легко не давалась.

Старание и работа над собой — и я в приличном вузе на хорошем счету.

Причем все сам, с первого курса большая часть зачетов — автоматом. По сути, родителям есть чем гордиться. Не зря, получается, просиживал за учебниками.

— Все окупается, — бубню про себя. Просто уверяю, ибо на большее мне нельзя рассчитывать, как только надеется на то, что все так и будет. — Сначала ты работаешь за зачётку, а потом она на тебя. Родители не скажут никогда, что зря меня кормили.


Лежа в кровати в родительском доме, я мучаюсь бессонницей. Рассматриваю узоры на ковре. Причудливо пляшущие отблески от фонаря рождают на нем танец неведомых зверей. Мельтешащие перед глазами, старающиеся увечь вместе с собой в их мир причудливо переплетенных линий. Тот, где я стану всего лишь неведомым цветком, вытянутым к костру, привязанным своим боком к другому, такому же кривобокому и шизофреничному чуду, старающемуся оторваться от меня. Начать собственный танец.

Но все это лишь сплетение. Отдельно разбросанные, они. Кривобокие неудачные шаржи, лишь издали напоминающие нечто образное.

Как мы с девочкой. Моей девочкой.

Вытягиваю руку вверх, представляю ее руку, такую тонкую, с длинными изящными пальчиками, что касаются меня.

Закрываю глаза и пытаюсь воскресить в памяти ее голос. Фантазирую, что она могла бы мне сказать прямо сейчас. Веду с ней мысленный диалог.

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты горбатишься сутками, когда можешь себе позволить спокойно учиться. Ты думаешь, чужие контрольные сделают тебя умнее? Нет, глупый, все, что ты сейчас зубришь, выучивая те истины, которые ты стараешься залить себе под кожу, тебе не нужно. Большая часть информации, полученной тобой в университете, тебе не пригодится никогда. Достаточно понимать, что из чего произрастает, а все остальное тебе придется забыть, как только ты перешагнешь порог экзаменов. И работу тебе это не даст, глупый. Это ты говоришь, что твои сокурсники бестолочи, пьющие и гулящие. Пока они развлекаются, ты сутками просиживаешь за учебниками.

Шёпот вызывает тихое возмущение изнутри, но он так привычен. Глаза сами закрываются, я засыпаю, перемещаясь в старый дом.
Огромная веранда, прикрытые тюлем широкие окна и нагретый деревянный пол с облезающей коричневой краской, белая дверь с круглой ручкой.
Повернув ручку, выхожу в коридор.
Старый велосипед с некогда то ли красным, то ли коричневым сиденьем, давно выгоревшим до розового, тихо скрипнув педалями, чуть откатывается от стены.
Старые половицы прогибаются под моим весом. Пара шагов — и еще дверь.
Они идут вдоль всего коридора, одинаково белые, облезшие, с помутневшими латунными круглыми ручками.
Пол застелен дорожкой, пыльной, с некогда яркими полосками.
Приоткрытое в конце коридора окно и тихое пение, доносящееся с улицы.
Лилит.
Опускаюсь на пол, садясь на пыльный и сбитый половик: пусть поет, я просто послушать.


Она приходит все чаще. Уже не ждет, когда я позову, просто всегда рядом со мной. Когда просыпаюсь, она читает книгу, сидя за столом.

Когда я выхожу в универ, она держит мою руку, весело вышагивая рядом, пока я делаю вид, что не замечаю ее.

Она меняет привычное мне платье на длинную футболку, а босоножки — на кеды, как только наступает май, и ходит за мной по пятам.

Скоро госы, поэтому я стараюсь не обращать на нее внимание. Даже когда она стоит за дверью мужского туалета и слушает, как я ссу.

Когда она терпеливо ждет, наблюдая, как чищу зубы. Ее равнодушное лицо в мутном зеркале туалета. Лакированной дверце шкафа, фойе универа, в витрине магазина. Ее голос в комнате.

Я врубаю музыку, чтоб заглушить его и создать видимость уединения. Тогда она дожидается, пока соседи не заорут и мне не придется вырубить колонки. Покупаю наушники, чтоб спрятаться, но они мешают готовиться. Ей плевать, что я перестаю ее слушать и все больше погружаюсь в учебу, она только ближе подходит, и я все чаще чувствую на себе ее руки.

Она спрашивает:
— Ты решил завести себе девушку? Разве я тебя не устраиваю?

Только тогда замечаю, насколько она выросла и превратилась в очаровательную девушку: хрупкая фигурка, смуглая кожа, черные волосы, на лице с узкими чертами большие карие глаза. Маленькая грудь виднеется под свободной футболкой. Неизменные белые гольфы выше колена.

— Лилит! Выйди, — не смотрю на нее, лишь строго рявкаю. — Не смей приходить без разрешения.

Я сам не ожидал от себя такой грубости. Но неконтролируемый гнев удушающей волной подходит к горлу. Она нагло смотрит на меня:
— Ты сам меня сюда приволок. Помнишь? — она подлетает ко мне, ударяет руками по столу. — Помнишь, как ты говорил, что без меня не сможешь, что я должна быть рядом, иначе ты не выдержишь? — Наши глаза встречаются. Она строго смотрит на меня, вся нервная и напряженная, как натянутая струна виолончели. Дерни, скажи не то — и она издаст самый невероятный звук… Или вовсе порвется.

Ее глаза сужаются, лицо бледнеет, нижняя губа поджимается.

— Ты не можешь быть рядом постоянно! — я срываюсь, переходя на крик. — Я устал от твоего присутствия! Понимаешь? У-с-т-ал! — произношу по буквам, цедя сквозь зубы. —Мне нужно лично пространство. Я хочу побыть один. Ты крутишься рядом каждую минуту, у меня ни какой возможности уединиться, — вскакиваю с места, взмахивая руками. Чувствую, как гнев расплывается по мне. В порыве ярости срываюсь на грозный тон. — Я, блядь, подрочить спокойно не могу!

Резко поднявшись, подхожу к ней, хватая за подбородок:
— Я — взрослый, я трахаться хочу, а здесь ты шастаешь! — надоело. Теперь рвусь я. Выпаливаю прямо в лицо.

Она бьет по моей руке:
— Ты меня сюда приволок, — так спокойно говорит. Факт фактом, она права. — Я здесь только из-за тебя, — ее голос пронзает барабанные перепонки.

Краски тухнут.

Ярко-красные босоножки — единственное яркое пятно в комнате. Она с ненавистью смотрит мне в глаза:
— Я не могу уйти, пока ты держишь. Не могу. — И тут мы оба понимаем, какая это пытка для нас. Я ее гоню, но подсознательно не отпускаю… — Ты выкинешь меня? — наконец, успокаиваюсь. Этот вопрос пугает меня. — Я с тобой была все это время. Отдала все, что могла, только б помочь тебе, — ее волосы треплет ветер из окна в конце нашего коридора. Толкнув меня в грудь, распахивает ближайшую дверь.
Гул в ушах. Взмахнув рукой, она скрывается в комнате.

Коридор растет, еще больше дверей, хаотично нарастающих и отдаляющих от меня. Окно, которое еще пару минут назад было в паре метров от меня, уже виднеется вдали крохотной светлой точкой. За ворот меня затаскивает в одну из комнат.
Веранда.

— Ты сам меня сюда приволок.

Я снова маленький.
Лилит сидит на кровати.

Я реву.
Кошмар.


В ту ночь я оказался в забытом городе. Его укутал туман. И казалось, что никого рядом не было. Напоминало старый фильм ужасов, что крутили в полночь по телику. Я мчался от гула трубы. Улицы были все такими же пустыми. Ожидал любого монстра, который бы выпрыгнул на меня и сожрал в ту же минуту. Завернув за угол, оказался в каком-то непонятном месте. Огроменная заброшенная больница. Тут сильнее слышен гул трубы. Это звучит с завода, который начал свое производство.

Холодно и мокро. Под ногами шлёпает грязь. Обхожу больницу серого цвета с обшарпанными полуразваленными стенами. Из-за какой-то маленькой двери выскакивает грузный мужчина, одетый в грязную форму санитара. Он хватает меня и утягивает внутрь. Не успеваю вскрикнуть, как он шепчет:
— Все хорошо. Тут ты в безопасности.

Хватает меня за руку и ведет к лифту. Мы едем на третий этаж. Самый верхний в больнице. Он толкает меня вперед, но я в ужасе замираю на месте. Вдоль расставлены койки, а к ним привязаны люди. Их тела в язвах, синяках и кровоподтеках. Мужчина толкает меня вперед, а сам берет огромную палку и начинает бить женщину прямо по ногам. От громкого вопля шарахаюсь в самый угол. Все эти «жертвы» пялятся на меня, грозно смотря за моим ужасом. Они громко дышат и хрипят. Грузный мужчина проходит вдоль коек, бьет каждого человека. Они орут от боли.

Я начинаю реветь, забившись углу. Наконец он подходит ко мне:
— Тише, малыш, все хорошо. Они безумны, какая им разница, больно или нет, не так ли?
Захохотав, хрипло, словно старый ворон, он вновь идет по рядам и размахивает своей дубиной, с упоением ударяя всех, кто посмел дернуться.

Слышу какой-то шелест, стук в дверь. Но этот стук не такой громкий, нежели грохот и гул труб.

— Ты знаешь, что это шумит? — его голос доносится из комнаты; он все ходит вдоль рядов, развлекаясь. — Это завод по переработке вот этих отходов, - со скрипом он катит тележку. — Хоть какой-то от них порок.

В дверь стучат громче. Раздается звук отпирающегося засова.
Шум и возня. Выглядываю из-за ширмы, зажав ладонью себе рот, чтоб не выдать ненароком криком.

В дверях девочка. Растрепанные волосы черными прядями лежат на худеньких плечах. Она, подняв голову, смотрит вверх, видимо, на мужчину, что-то шепчет, выставив вперед руку.

Вздрогнув, я осторожно высовываюсь.

— Бежим отсюда! — девочка хватает меня за руку, выдергивая из убежища.

— А как же...

— Нет его, не бойся, — распахнутое окно, а санитара нет в комнате. Только ровные ряды каталок со стонущими людьми с перебитыми ногами.

Мы выскакиваем на улицу, летим кубарем по ступеням.
Он лежит под окном. Его ноги от него отделяет жестяной бордюр клумбы. Перерезавший его прямо под коленями. Он орет от боли, пока не наклоняет голову и не видит, что у него нет ног.
Тогда он начинает толкаться вперед и прямо опираться на обрубки. Они проваливаются в размякшую землю. Из здания выползают стонущие люди. Они тоже хотят есть. Они ползут к нему с чавкающими звуками.
Девчонка, схватив меня, тянет за собой по улицам, пока мы не выбегаем в сырое место. Прячемся за стенами разрушенного здания.

— Все это — секрет человеческой похоти, — говорит она, тяжело дыша вместе со мной.

— Чтоб утолить голод тех, кто потом сам же и пойдет на переработку… — тихо шепчу; она согласно кивает.

Мы бежим, взявшись за руки, по узким улочкам, пока я не замечаю знакомую дверь. Моя дверь, та самая, через которую я сюда попадаю. Крепко держа ее ладонь, я тащу ее к выходу.

— Ты должна пойти со мной. Один я не справлюсь, — дергаю ее на себя. Распахнув дверь, мы валимся в комнату на мою кровать.

Поднимаю лицо, обнимаю девочку, хриплым зареванным голосом прошу ее остаться. Говорю, что не смогу без нее.

Так я впервые знакомлюсь с ней.


Каждый раз, когда я засыпаю, мое тело остается здесь, в реальном мире. А мой разум, раскрывая дверь между реальностью и мирами «снов», отправляется в другое измерение.
Скептики взмахнули бы руками, сказав, что сон — это лишь полет человеческой фантазии.
Именно. Полет.
У каждого из нас есть еще одна дверь, в которую должен войти разум. Там и находится другой мир, тоже наш. Только он предназначен исключительно для разума. Нужно всего-то пройти всего-то по огромному зеленоватому коридору с сотней дверей, чтобы попасть из одного мира в другой.
Все наши кошмары — это ошибочные двери. Мы попадаем не в свой мир, отчего и видим ужасы чужого мира.
Она — верный хранитель моего сна. Каждый раз, засыпая, она берет за руку другую часть меня и ведет по коридору именно в нужную дверь.
Я уже давно не вижу кошмаров…

— Вы не понимаете, она постоянно рядом, — объясняю мужчине, сидящему через стол от меня. — Что б я ни делал, где б ни был, она рядом. У меня нервы сдают.

— Это банальный нервный срыв, учеба, напряжение, бессонница. Не переживайте так. У вас сейчас есть возможность лечь в стационар? Вы же отучились?

— Да я свободен, месяц у меня точно есть. Выпишите направление.

***


Собрав вещи, я закрываю комнатку, оставив мою Лилит одну перед дверью. В комнате с распахнутым шкафом наедине с отражением.

Мне жалко ее? Вероятно, да. Поправив сумку, отбрасываю желание попрощаться по-человечески.

В больнице я отдаю документы, расписываюсь в согласии на лечение. Мне отводят палату на одного, за дополнительную плату — в отделение для тихих. Светло, просторно. Отдельный санузел и минимум мебели. То, что мне нужно.

С собой у меня пара книг, ноутбук и тетради. По инету с удаленки я вполне могу набирать тексты, заполнять анкеты, благо время позволяет. К врачу на прием меня вызовут на следующий день, после осмотра. Так что я вполне могу выспаться.

Не спал толком пару дней, и это помимо ночных бдений в обычное для меня время. Просто лежал и слушал, как она насвистывает мелодию. Я не отвечал ей. Это никак не помогало: она все так же приходила, проводя у меня все время. Следил, как она сидит в кресле, читая при свете луны книгу, иногда вставал, включал ей лампу — словно невзначай, просто идя в туалет.

— Кошки пью дыхание спящего человека, — важно, словно великую тайну, шепчет, закрыв дверь, парень. Наверно, мой ровесник. С темными взлохмаченными волосами, красными от постоянного недосыпа глазами. — Мой кот пил мое, пока я не уехал сюда. Он ложился спать со мной, такой теплый и пушистый. Мне нравилось с ним ложиться, он пинался и клал голову на плечо. С ним было так тепло, что у меня прошла бессонница. Он мешал спать, пинаясь и топчась по моей спине, а потом укладывался на мою подушку, или мне под голову или даже просто рядом. Так мы засыпали. Это сестра заметила, что со мной что-то не так: мой милый Пушистик пил меня. Я спал по двадцать часов и все равно не мог выспаться, у меня болела голова и резало глаза. Она привела меня сюда, — он взахлеб тараторит, словно я первый, кто его услышал. — Никто не поверит, что виноват кот. Такого не бывает. Знаешь, я скучаю по Пушистику. У меня жуткая бессонница, и я хожу ночами по отделению. Сестры ругаются, — он удрученно мотает головой. — Я скучаю по нему, хоть на день его б сюда, я б выспался.

Псих. Реальный псих, несет полный бред. Поэтому просто киваю в знак согласия и выпроваживаю его из комнаты.

Идея лечь сюда мне уже не кажется такой уж хорошей, моя девочка была все ж адекватнее этого персонажа.

Выхожу в коридор, к ординаторской, мой лечащий врач уже на месте. Медсестра сказала, должен вызвать. Вскоре из кабинета выходит парень в халате.

— Новенький? Пройдемте.

В кабинете я выкладываю ему все как есть. Говорю, что Лилит — это мой личный кошмар и друг. Воображаемое спасение, которое на меня давит. И я ничего не могу с ней поделать. Когда-то она научила меня держать себя в руках, но я зашел далеко, и ее, как мое подсознание, полностью с той стороны, это не устраивает. И я сам понимаю, что моя зацикленность на работе, на учебе, на том, чтоб быть лучше, быть идеальным — это всего лишь пережиток старых комплексов, но я не могу ничего поделать. А внутренне напряжение сводит меня с ума. Непосредственность девочки. Ее улыбка и простота отношения к жизни меня пугают.

Рассказывая ему, я вижу, как она входит в кабинет. Кивает врачу и с умным видом садится в кресло записывать мои слова. Поддакивая, когда я заикаюсь о бессоннице и нагрузках, о моем страхе не оправдать ожидания родителей.

Я не выдерживаю.
Опрокинув стул, вскакиваю:
— Она, она, опять рядом! Ее нельзя пускать сюда. Я с ума сойду!

— Тихо, — доктор подходит ко мне, равнодушно смотря и делая участливый вид. — Ее здесь нет, она лишь ваше воображение, расслабьтесь и посчитайте до десяти.

— Забудь все, чему тебя учили в вузе! Забудь, в жизни все иначе. То, чему тебя учили, — это лишь теория, относительная и далеко не точная на практике, — ее слова сами вырываются из меня. Я выпаливаю их в лицо врача, а он, взяв меня за руку, ведет обратно в палату, уговаривая лечь:
— Не беспокойся, тебе надо поспать. Это нервы.

— Не просто нервы, — она грызет карандаш, глядя на нас, — Лилит и есть я!!!

— Она твои страхи и стремления, — он согласно кивает, подталкивая меня к кровати, —распиши их на листе к завтрашнему дню. Сейчас тебе сделают укол, и ты поспишь. Проснешься, напиши мне и себе, попробуем понять, что к чему. Договорились?

Лилит осталась там, в его кабинете. Я послушно ложусь на кровать. Колите, только бы забыться и не видеть ее.

Медсестра делает укол.

— Не бойся, но руки привяжем, чтоб ты не встал, возможна слабость и озноб, так что не пугайся, как проснешься.

Согласно киваю, засыпая.


Там, где солнце не восходит,
Где луна кругами ходит,
Где всему хозяйка — тьма,
Мы с тобой сошли с ума

Тихо напевая и чуть пританцовывая, она развязывает руки и ноги. Потираю затекшие запястья. Она подходит ко мне и, улыбаясь, прикладывает палец к моим губам.

Натянувшись, рвётся нить,
Кто умрёт — тому водить…

— А теперь пошли гулять? – улыбнувшись, тянет за руку; подойдя к окну, забирается на подоконник. Открывает створки высокого окна госпиталя. Стоя в проеме, оборачивается, с визгом прыгая на шею. Ловлю. Платьице чуть задирается, она спускается на пол, чмокнув меня в щеку, поправляет одежду. Делает реверанс. — Пройдемся по парку, месье?

Взяв ее за руку, поднимаюсь на подоконник. Запах ветра, солнца… Свободы.

— Ты готов хоть раз сделать что-то неожиданное, хоть раз почувствовать адреналин и шагнуть вперед?

— Сейчас я готов.

Почувствовать свободу на вкус, расправить крылья в последний раз, оставить позади бессонные ночи и обязательства, оставить страх остаться серостью и не приложить достаточно усилий.

Шаг вперед, пара мгновений ветра, бьющего в лицо. Удар.

— Лови мяч!

Желтый шарик прокатывается у меня перед глазами. Хватаю его, приближая к лицу, поднимаюсь на ноги, отряхивая шорты и футболку, белые гольфы и босоножки. Улыбаюсь ей:
— Побежали?

Со смехом мы несемся по пустынной улице.

Вдвоем.

Только мы и топот босоножек по брусчатке, отдающийся эхом меж стенами серых домов.

***


— М-да. Этот пациент меня определенно беспокоит, — мужчина в халате наблюдает через стекло двери за юношей, лежащим на кровати, бесцельно смотрящим в потолок.

— Все так плохо? — медсестра обеспокоенно смотрит на парня. — Такой молодой, симпатичный... Сам пришел.

— А вы сами почитайте, что он написал, — врач протягивает ей распечатанные листы. — Почитайте, почитайте, довольно интересная история.

Вопрос: Нравится?

1. да		3	(75%)
2. нет		1	(25%)
Всего:		4

@темы: проза, рассказ

---

Крылья

[Рысёнок.]

Повезло кому-то с крыльями родиться,
А мои пушатся в глиняном горшке.
Я их поливаю талою водицей,
И они набрали дюйма два в вершке.

Страшными ночами я им напеваю
О прекрасных птицах с крыльями подстать.
Может, оперимся мы к началу мая
И начнём учиться понизу летать.

И однажды утром в маревом когда-то
Мы взойдём неспешно прямо на карниз
В непреклонной вере, в вере не предвзятой,
Что мы рухнем в небо, а не камнем вниз.

Вопрос: Нравится?

1. Да		11	(91.67%)
2. Нет		1	(8.33%)
Всего:		12

@темы: поэзия

---

[Flex Ferrum]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Тедди-Ло]

Название: Девять кругов
Размер: 9814 слов
Краткое содержание: Человек-ружьё стреляет в последнем акте.
Примечание/Предупреждения: смерть персонажей, смерть животных, нецензурная лексика, эротические сцены.

Круг первый

Аня сидела на расхлябанных железных качелях и наблюдала за тем, как взрослые таскают наверх старую мебель из прежней квартиры. Всё время перед переездом мама твердила, что «нужно выкинуть половину этой рухляди», но в итоге выкинули только старую Анькину кроватку и гигантское бабушкино трюмо. Мебели было много, пока всю её не перетаскают в квартиру, пока всю её не расставят там, в дом Аньку не пустят. Папа так прямо и сказал: «не путайся под ногами» и «если уйдёшь со двора — пришибу». Детей во дворе не было, в этом дворе вообще ничего не было, даже голубей. Только старые качели. Ане было тоскливо и скучно. Качели противно скрипели, стоило Ане пошевелиться, поэтому она старалась не двигаться совсем. Старый дом остался всего в двух кварталах отсюда. Ане не хотелось переезжать, она даже ревела несколько раз ночами, гладила старые шершавые обои, на которых знала каждое пятнышко, залезала на подоконник, — посмотреть на тополь под окном и на голубятню. Как-то по-особенному посмотреть, по-прощальному. «Аня, у тебя там будет своя комната! Бабушка будет жить в зале». Очень Ане была нужна своя комната, как же. Да ещё и школу пришлось поменять. В этом году Аня перешла в шестой класс и ей было очень жалко оставшихся в классе подруг. Самое обидное, что они все жили далеко от школы, и то, что папа специально искал дом поближе, — чтобы продолжать ухаживать за своей голубятней, видится с подругами Ане помочь не могло. Зато Аня всегда может придти и просто навестить свой двор... Если папа разрешит.

Тем временем ей стало не только скучно, но и жарко. Деревья, которые могли бы дать тень, в этом дворе не росли, только чахлые пыльные кусты торчали по обеим сторонам от дома и между гаражами. Гаражей вокруг было целое поле — разноцветные одинаковые железные коробки стояли плотными рядами, одна к одной. Аня подумала, что здесь гаражи для машин со всего города, и что, когда закончится рабочий день, всё наполнится лязганьем металлических дверей и чиханьем автомобильных моторов, как на гонках.
В этот момент из второго подъезда вышли двое черноволосых мальчишек в белых майках и штанах защитного цвета. Они выглядели чуть постарше Ани. А ещё они были похожи, как две капли воды. Не обращая никакого внимания на суету у соседнего подъезда (что удивило и немного разочаровало Аню), оба быстро завернули за угол дома и скрылись в кустах. Вид у них был ужасно деловой и таинственный. Прежде чем их белые спины скрылись из виду, Аня разглядела, что у одного был с собой большой игрушечный автомат, а у второго — настоящая военная сумка. Как у папы. Анюта не удержалась, спрыгнула с качели и тоже пошла к кустам. Ей было так скучно, что она бы пошла следом за бродячей кошкой или собакой, за голубем, не то что за мальчишками. Она бросила опасливый взгляд на фургон с мебелью. Папа стоял спиной к ней и ругался с дядей Борей. Аня уговорила себя, что территория за кустами — это практически двор, так что папа её не «пришибёт», и нырнула в кусты.
Те оказались совсем негустыми, но Аня всё равно не могла понять, куда идти, чтобы нагнать мальчишек. Она пошла к стенке красного гаража, видневшейся из-за пыльной листвы и казавшейся ей своеобразным сигнальным знаком. Вокруг было совсем тихо, даже воробьи не чирикали. Анюта дошла до гаража и стала обходить его кругом, прислушиваясь, чтобы хоть по звуку попробовать определить, где сейчас мальчишки.
Вдруг раздался глухой стук: кто-то спрыгнул с крыши гаража совсем рядом с Аней. Она не успела оглянуться, как её пребольно схватили за волосы и дёрнули в сторону.
Аня удержалась на ногах. Она завизжала и замахала руками, стараясь достать того, кто её держал. Но держали её крепко.
— Не дёргайся, шпионка, — зло гаркнули над ухом.
— Пусти, — визжала Аня, — псих, мой папа тебя пришибёт!
— Твой папа тебя не узнает, — пообещал её обидчик. — Сейчас мы придумаем, что с тобой сделать... Илья!
Аня увидела как с крыши гаража прыгает мальчишка — тот самый — в белой майке и «военных» штанах. Второй, очевидно, сейчас держал её за волосы. Ане стало страшно и захотелось разреветься, но она только сосредоточенно пыхтела, стараясь освободиться из рук мальчишки, не желая радовать «этих уродов» слезами.
— Чё ты, Сань, девчонка же... — заговорил Илья, рассматривая извивающуюся Аню.
— Отвечай по уставу, — рявкнул Саня и закрутил волосы Аньки так, что она взвизгнула ещё раз. Она не знала, услышат ли папа и остальные, если она будет долго и громко визжать, но почему-то не решалась попробовать. А вдруг этот псих ей рот заткнёт грязной тряпкой или ударит?
— Так точно, сержант Роджерс, — крикнул Илья вытягиваясь и отдавая честь.
— Вольно, рядовой, — ответил Саня; судя по его голосу, он был доволен. — Я поймал тут вьетнамскую шпионку... Ты плохо следишь за территорией, мать твою... Давай-ка придумаем, что с ней сделать...
— Допросить? — предположил Илья, почёсывая руку, искусанную комарами. Он смотрел на Аньку с состраданием, так, что у неё появилась надежда на спасение.
— Ничего она не скажет. — Саня снова дёрнул её за волосы. — Руки ей держи, эта коза меня исцарапала всего... Вьетнамки настоящие бестии. Если бы я её не заметил, весь отряд бы положила, маленькая сучка.
Илья, извинившись одним взглядом, осторожно, но крепко перехватил оба её запястья. Аня перестала дёргаться и бесстрашно посмотрела ему прямо в глаза: справились, двое на одного, да?
— Придурки, — заговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды и страха. — Я с вами не играю в вашу дурацкую войнушку. Отстаньте от меня, мы только сегодня переехали...
Но Саня её перебил:
— Видишь, рядовой, её не расколоть просто так. Нужно пытать эту дрянь, пока у неё мозг из носа не полезет.
Илья с тревогой перевёл взгляд с Аньки на Саню. Саня продолжал:
— Давай отстегаем её по ногам крапивой, а? До крови. Или засунем по колено в муравейник.
Аня чувствовала себя точно как военнопленная. Только эти двое были фашистами, а она — советской партизанкой. Илья молчал.
— Или нет... давай свяжем её и бросим в гараж... Пусть её разговорят крысы. Объедят ей лицо, — не останавливался Саня. Хватка у него была железная. А вот из рук Ильи Аня, пожалуй, могла бы вывернуться. Но от страха совсем ослабела. Крыс она боялась до обморока.
— Нет у вас никаких крыс и никакого гаража, — звенящим голосом крикнула Аня, снова дёргаясь. — Врёте вы всё... гады, фашисты.
У Ильи стал совсем виноватый вид, он ещё больше ослабил хватку. Но Аня этого даже не заметила.
— Тварь, — коротко сказал Саня, дёргая её так, что Аня подумала — сейчас скальп снимет. — Сама себе приговор подписала, коза... Зажигалку дай. — Это было сказано уже Илье.
Тот, воспользовавшись моментом, отпустил Аню и поспешно начал копаться в своей сумке на боку.
— Спалим ей волосы, — спокойно сказал Саня. Аня поняла, что в этот раз её уже не просто пугают, что мальчишка сейчас действительно подожжёт её. — Вспыхнет, как та кошка.
Аня не стала дожидаться, пока Илья найдёт в сумке зажигалку. «Бей врага в колено», — всплыли в голове слова папы. Аня изо всей силы лягнула садиста Саню, стараясь попасть ему прямо по коленной чашечке. Попала она или нет, ей повезло: Саня взвыл и хватка, стягивающая ей волосы, исчезла. Тут же Аня бросилась бежать, не разбирая дороги, лишь бы подальше от братьев-психов.
— Догоняй! — орал кто-то из них сзади.
Аня услышала, как за ней кто-то шустро захромал. И хромоты в его шагах было всё меньше, а двигался он всё быстрее. Мимо просвистел камень. Потом второй. Аня даже не поняла сначала, что кидают в неё.
— Хватит!
После этого крика шум шагов сменили звуки борьбы. Аня мельком оглянулась и увидела, как двое сцепившихся мальчишек катаются по земле. Через несколько секунд она выскочила к дому из кустов, красная, перепуганная и растрёпанная.
Аня примостилась на подоконнике второго этажа в подъезде и наблюдала сверху, как в квартиру заносят оставшуюся мебель. В квартиру её так и не пустили: ещё не закончили расстановку. И всё же здесь Аня чувствовала себя в большей безопасности, чем во дворе. Отец сначала наорал на неё, но потом махнул рукой: она действительно здесь никому не мешала.
Внизу хлопнула дверь, и Аня увидела одного из мальчишек, взлетающего через ступеньку вверх по лестнице. Он выскочил на площадку первого этажа, поднял голову, и они встретились глазами. Он что-то нёс в горсти, и Аня даже не хотела знать, что это могло быть. Она начала лихорадочно озираться, соображая, как и куда ей удрать. Она и подумать не могла, что мальчишки так обнаглеют, что придут за ней на виду у взрослых, но именно сейчас взрослых в подъезде не было. Мальчишка, уловив, что Аня прицелилась сбежать, остановился и вытянул вперёд руки, сложенные лодочкой. В руках у него было что-то красное. Аня вздрогнула: ей показалось, что это кровь. Но потом она разглядела, что в ладонях он держал крупные яркие ягоды виктории. Во всём его жесте было столько отчаяния, раскаяния и покорности судьбе, что Аня мгновенно почувствовала, — он пришёл извиниться, опасности нет. Аня осталась сидеть на окне, напустив на себя выражение высокомерного равнодушия, хотя её до сих пор колотило. Мальчишка в несколько скачков одолел лестницу и оказался рядом. Он снова вытянул руки перед собой, предлагая ягоды Ане.
Она помедлила несколько секунд и нерешительно взяла одну ягоду. Мальчик тут же сел рядом на подоконник, как будто она дала ему сигнал.
— Тебя как зовут? — хрипловато спросил он.
— Меня — Аня, а тебя — Илья, — ответила она, не глядя ему в лицо, и взяла ещё одну ягоду. Она была уверена, что это не Саня.
— Точно! — обрадовался Илья.
Некоторое время они сидели молча, ели викторию и барабанили пятками по батарее под окном, наблюдая как в Анину квартиру заносят последнюю (оставшуюся?) мебель и вещи. У Ани вертелось на языке всё, что она думала по поводу Сани, но она не стала ничего говорить.
— А что это у тебя? — спросила она вместо этого, указав на маленький синий крестик на верёвочке, видимо, выбившийся у него из-под майки во время бега. Илья лапнул его, оттянул в сторону и посмотрел, скашивая глаза:
— Это просто мой крестик, — сказал он, пожимая плечами. И убрал его под майку.
— Красивый, — сказала Аня, качая ногами, и взяла сразу несколько ягод. — А у меня нет, я некрещёная.
— Хочешь, подарю? — неуверенно спросил Илья.
— Так не положено, — возразила Аня. Илья опять пожал плечами. Он рассказал ей, что других детей во дворе нет, поэтому они с Саней привыкли считать тут всё своим. Рассказал, что на Саню «иногда находит», и чтобы она его не боялась. Аня рассказала ему про голубятню и свой старый двор. В середине рассказа на площадку вышла Анина мама и, наконец-то, позвала её домой, неодобрительно глянув на мальчишку.
— Пока, — пробормотала Аня, соскальзывая с подоконника.
— Пока, — торопливо ответил Илья и тоже слез с подоконника. Аня сбежала по лестнице и шмыгнула за дверь, даже не посмотрев на него.

Круг второй

Илья проснулся рано, но всё же не раньше, чем Саня. Илья лежал в своей кровати, отвернувшись к стене и слышал, как Саня гремит чем-то в углу, где у них хранились инструменты. Солнце косыми пятнами ложилось на обои, день обещал быть хорошим, но у Ильи на душе было паршиво. Вчера Саня ничего не сказал ему по поводу той девчонки, Ани. По поводу его «военного преступления». Но Илья слишком хорошо знал брата, чтобы решить, будто он спустит измену просто так.
— Вставай, уже семь, — раздалось над ухом. Илья повернулся и посмотрел на Саню — тот был одет и экипирован: за спиной висел автомат, а на ремне болталось «секретное оружие» — дальнобойная рогатка, которую они вдвоём делали два дня. Саня обещал, что если испытания пройдут успешно, второй экземпляр достанется Илье. Саня считал себя старше Ильи — фактически так и было. Он был старше на целых пять минут.
— Что будем делать? — спросил Илья, садясь на кровати и протирая глаза.
— Казнить дезертира, — насмешливо ответил Саня и вышел из комнаты.
Живот у Ильи противно сжался, а сердце заколотилось быстрее. Ясно, кто будет дезертиром. Но несмотря на это, Илья быстро оделся и выскочил за дверь. На кухне он густо посыпал сахаром два куска хлеба и затолкал их в сумку вместе с бутылкой воды. За провизию в отряде отвечал он. Саня был сержантом и генералом, а Илья — рядовым, капралом, фуражиром, рекрутом, подрывником, разведчиком... одним словом — всеми остальными, кто был младше по званию на момент игры.
Отец ушёл на работу, а мама пока спала. Саня, очевидно, уже был на улице. Илья на цыпочках прошёл в прихожую, обул растоптанные кроссовки, открыл дверь, стараясь не греметь замками. Огромными скачками спустился по лестнице и выбежал из подъезда. В глаза ему ударило солнце. Сани нигде не было видно. Илья поправил сумку и пошёл к гаражу. Ощущение у него было такое, какое бывает в день похода к зубному или перед контрольной по математике.
Он издалека увидел Саню: как он хмурился, шевелил губами и ходил взад и вперёд вдоль красной стены гаража. «Репетирует приговор», — определил Илья, подходя к нему. Желудок снова неприятно скрутило.
— Рядовой Джонс, — гаркнул Саня, как только увидел его, — к стене!
Илья вздохнул и шагнул к уже нагретой солнцем стене гаража.
— Лицом к стене!
Илья повернулся и стал смотреть в стену. Вблизи краска оказалась мелко потрескавшейся, слоящаяся чешуйками, которые немедленно захотелось отковырять.
Это был не первый расстрел Ильи. Обычно Саня полосовал его крест-накрест из автомата-воздушки. Это было не очень больно. Но сам факт расстрела, ожидание и приговор — всё было неприятно, оставляло мерзкое чувство. Илья не любил играть в это.
Саня молчал ещё некоторое время. Илья слышал, как он ходит взад и вперёд за его спиной. Наконец он остановился и не без холодной торжественности начал:
— За предательские действия по отношению к своему командиру, за халатность на боевом посту, за преступные сношения с врагом и шпионаж в его пользу...
Илья невольно дёрнулся. Игра впервые показалась ему дурацкой... Тоже мне, шпионаж... преступные сношения.
— За трусость на поле боя, из-за которой отряд потерял взятого врага, рядовой Джул Джонс приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.
Что-то не понравилось Илье в тоне Сани. Он беспокойно повёл лопатками, но не обернулся.
Саня притих, очевидно, доставал оружие и целился. Илья задержал дыхание. Перед его глазами по стенке гаража ползла божья коровка. Илья подумал, что нужно на неё что-то загадать, но все мысли занимал Саня и его приговор.
Рядом с локтем Ильи раздался металлический звон. Илья скосил глаза. В одном месте краска осыпалась, в стене появилась небольшая свежая вмятина. Илья похолодел: Саня стрелял в него металлическими шариками из подшипников. Из дальнобойной рогатки. Практически в упор. Спина, затылок и шея Ильи как будто загорелись — такими незащищёнными показались они ему.
Раздался ещё один такой же металлический звук. На этот раз совсем рядом с его ухом. Илью прошиб пот. Саня хорошо стрелял — может, он просто пугает его... Или пристреливается к новому оружию?
И тут Илья совершил ещё одно военное преступление — сбежал из-под ареста, не дожидаясь, когда Саня влепит ему металлический шарик промеж лопаток.
Он сорвался с места, бросился в сторону и вломился в густой кустарник слева от гаража. Сразу за гаражом начиналась заросшая крапивой канава: туда Илья прыгнул, не смотря под ноги, не дрогнув, а потом что есть духу припустил по канаве, подстёгиваемый обжигающими прикосновениями крапивы.
Он понимал, что фору ему даёт неожиданность. Саня наверняка несколько секунд был в ступоре оттого, что Илья удрал с казни. Но потом он, конечно, пришёл в себя.
Саня преследовал его безмолвно — Илья слышал только треск кустов позади и бежал всё быстрее, лихорадочно думая: куда дальше? Куда дальше, если все укромные места известны им обоим?
Канава закончилась, и Илья вылетел на небольшой пустырь за домом, вдали от гаражей. На пустыре сидела та самая вчерашняя девочка, Аня, и во что-то играла сама с собой. От неожиданности он остановился. Руки горели огнём. Аня при виде Ильи торопливо и испуганно поднялась с места. Они смотрели друг другу в глаза не больше секунды. Илья тяжело дышал и прислушивался, далеко ли от него Саня. Он никак не мог заставить себя оглянуться.
Аня, не говоря ни слова, шагнула вперёд, взяла его за покрытую крапивными волдырями руку и потащила прочь с опушки. Илья не сопротивлялся.

— Что это такое? — с недоумением спросил Илья, почёсывая горевшие локти и озираясь, когда они поднялись в тесную клетушку, стоявшую на сваях в незнакомом ему дворе.
— Ты что, голубятен никогда не видел? — удивилась Аня и откинула назад волосы, собранные в хвост. Илья покачал головой.
— Это — голубятня, она моего папы, — объяснила Аня, — пойдём, покажу голубей.
Она открыла маленькую дверку, и из одной клетушки они попали в другую, побольше. У этой были сетчатые стенки и множество карнизов, по которым сидели самые разные голуби. Илье показалось, что тут пахнет, как в курятнике его бабушки. Голуби, потревоженные детьми, курлыкали на все лады.
— Круто, — сказал Илья. — А они умеют письма носить?
— Почтовых тут всего два, — с сожалением и одновременно с гордостью сказала Аня. — Вот они, смотри.
Она сняла с карниза красивого белого голубя. Второй такой же остался сидеть на прежнем месте.
— Можешь его погладить.
Илья осторожно, одним пальцем провёл по спинке и головке птицы. Голубь глухо курлыкал и смотрел на Илью то одним, то другим глазом, беспокойно поворачивая голову.
— Его как-нибудь зовут? — спросил Илья.
Аня отрицательно покачала головой.
— Давай их выпустим, пусть полетают. Папа разрешает мне без него их выпускать и кормить. Ему так даже проще, он же работает.
Аня отдала голубя Илье и ловко вскарабкалась по приставной лесенке к потолку. Подёргала за железный засов, потом за верёвку, приставленную к крышке люка, крышка со щелчком и лязгом отскочила вверх. Голуби заволновались сильнее.
— Гони их, — крикнула Аня, — свисти, руками махай!
И тут же подала пример, пронзительно, не хуже любого мальчишки, засвистев. Илья заорал: «Хей-хей-хей!» и замахал руками. Птицы с шумом стали подниматься в воздух и вылетать в открытый люк. Аня выгнала самых ленивых с насиженных мест и полезла на крышу голубятни. Обернувшись к Илье, она сказала, поправляя выбившиеся льняные прядки волос:
— Давай за мной, без нас они даже два круга не сделают, лентяи толстые. — И впервые улыбнулась ему.
У Ильи вдруг занялось дыхание, ему показалось, что он никогда не видел ничего более красивого, чем эта улыбающаяся под потолком голубятни девочка с испачканными травой коленками. Как будто что-то изменилось именно в этот миг — он увидел её по-другому и видеть опять, как раньше, не мог. Он смотрел на неё, а она уже отвернулась и выбиралась на крышу. Он опомнился, только услышав второй её пронзительный свист, и полез наверх, за ней следом.
На голубятне они пробыли до вечера. В меньшей каморке у Ани оказались припасены большой пакет чипсов и две шоколадки. Илья запоздало обнаружил, что его сумка с припасами осталась либо у гаража, либо в канаве, по которой он убегал — пить им было нечего. Но Аня быстро сбегала к бывшей соседке и вынесла целую полуторалитровую бутылку домашнего кваса.
Загнав голубей внутрь и закрыв люк, они сидели на крыше голубятни и хрустели остатками чипсов. Было уже часов восемь вечера, оранжевое тёплое солнце бросало на них прощальные лучи, постепенно опускаясь за зубчатый горизонт города. Редкие тополиные пушинки лениво плыли в безветренном воздухе. Илья и Аня молчали, но в их молчании не было неловкости.
— От кого ты убегал утром? — вдруг спросила Аня.
Илья часто заморгал, собираясь соврать, но ответил почти честно:
— От военного суда.
— Ясно, — коротко ответила Аня. Илья подумал, что она, конечно, догадалась, что военный суд — это Саня.
— Ты завтра выйдешь? — спросил он.
— Выйду, только в вашем дворе гулять не буду, — ответила Аня, не глядя на него.
— Из-за Сани? — чувствуя вину и неловкость, уточнил Илья.
Аня пожала плечами. Илья хотел было сказать, что Саня её больше не тронет, но это было бы очевидным враньём. Он не хотел, чтобы она считала его вруном и балаболом.
Илья никогда точно не знал, что у Сани на уме. Некоторые люди думают, что близнецы буквально могут читать мысли друг друга. Может так и бывает, но не с Ильёй.
Пока он мучительно выбирал, что сказать, глядя на Анин профиль, ему вдруг страшно захотелось поцеловать её. Как в кино целуются взрослые. И он забыл, что искал только что какие-то слова, потянулся к ней, заворожённый, не думая о том, что будет дальше, что сделает или скажет она.
Мимо его уха что-то просвистело, глухо стукнуло и, отскочив, зазвенело по жестяной крыше голубятни. Аня вскрикнула. Илья растерянно проследил взглядом за крутящимся металлическим шариком от подшипника. Шарик был вымазан красным. Илья посмотрел на Аню. Она держалась за голову. Из-под её пальцев ручейками струилась кровь. Илья обалдело, медленно, как во сне повернул голову в сторону выхода со двора: он успел заметить белую спину и чёрный затылок брата, мелькнувшие и исчезнувшие за поворотом дорожки.

Круг третий

Неделя прошла с того дня, как Саня впервые её увидел. Более того — он увидел её первый. И что теперь? Теперь он стоял один в середине их с Ильёй комнаты, чтобы его не заметили с улицы, и наблюдал в окно, как она бегает по двору с его братом, как они обливают друг друга водой из пластиковых бутылок. Белый пластырь у неё на лбу — его, Санина, отметина.
В другое время брат и девчонка не смели бы так спокойно развлекаться во дворе, Саня бы им не позволил, но сейчас он уже третий день сидел дома — был наказан за то, что побил из новой рогатки почти все стёкла в чужой теплице за домом, разорил клубничные грядки. А ведь всё из-за неё. Саня невольно сжал кулаки.
Илья хотел тоже сидеть дома, но отец почти силой отправлял его гулять.
Так что сейчас Сане не перед кем было держать марку, и он не старался напускать на себя надменно-равнодушный вид. Он то и дело утирал набегающие злые слёзы. В конце концов Саня забрался на второй ярус кровати, лёг ничком и накрыл голову подушкой.
Слёзы всё текли и текли, сами по себе. От этого Саня злился ещё сильнее — распустил нюни, как девчонка. Но сейчас ему было больнее, чем когда он в прошлом году сломал руку, ныло больше, чем кровавая ссадина, жгло сильнее, чем крапива. Сжигало всё у него внутри и никак не отпускало — уже неделю.
Почему его никто не предупредил, что бывает такая боль? Почему ему никто не сказал, как от этой боли избавляться? Что ему делать?
Родители вечно долдонили: не играй с острым, не суй пальцы в розетку, не трогай горячее — будет больно. Почему же они не рассказали, что если девочка с белыми волосами и синими глазами смеётся вместе с твоим братом, а на тебя даже не смотрит — это гораздо, гораздо больнее? Больнее всего на свете.
От того, что предал собственный брат — только горько, не больно. Илья всегда был слабаком. Но почему же тогда она предпочитает слабака? Саня тихо замычал и стащил подушку с головы. Он снова посмотрел в окно — та же картина. Играют и смеются, даже не думают о нём — ни он, ни она. Она никогда не смотрит на него так, как на Илью, и она никогда не путает их. Это нечестно! Так не должно быть! Саню вдруг охватила такая ярость, что он задрожал.
Нечестно, что он так мучается из-за этой девчонки, а она даже не пытается ему помочь. Нечестно, что из-за неё его предал брат. Она должна понимать, что Илья принадлежит Сане! А она всё равно дружит с ним! И раз так, её просто не должно быть. Не должно быть на свете таких красивых белых волос, к которым он не может притронуться, таких синих глаз, которые смотрят не на него.
Саня сел на кровати. Слёзы высохли, кулаки сами собой сжались. Ярость билась в его груди, как огненная змея. Илья и Аня смеялись на улице, и он слышал их смех. «Нужно спалить её волосы — пусть ходит лысой, нужно выколоть ей глаза — пусть ни на кого не смотрит. Пусть её не будет, не будет, не будет!»
Саня снова упал на кровать и заплакал бессильно, судорожно всхлипывая.

Продолжение следует

Вопрос: Нравится?

1. Да		4	(50%)
2. Нет		4	(50%)
Всего:		8

@темы: сериал, история о любви, проза, ненормативная лексика, рассказ, драма, насилие

---

[lynx_147]

- Знаешь, где были эти губы?

Я указываю пальцем на свои губы, плотно сомкнутые и напряженные. Он молчит. Ни намека на то, что он намерен вести разговор.

Иногда, лучше выслушать кучу нравоучительных лекций и оскорблений, получить хорошенького такого леща, быть далеко и надолго посланной, но только не испытывать тишиной нервы на прочность.

- Знаешь, что делали эти губы?

Я не шепчу, не срываюсь на дикий крик, не бью его в грудь кулаками, заставляя его сказать мне хоть слово. Я даже не спрашиваю. Я говорю. Говорю спокойно, ровным голосом, чуть с хрипотцой.
Он стоит передо мной, руки в карманах, волосы расчесаны и не торчат во все стороны как обычно. Молчит.

Я медленно иду в ванную, даже не тревожась о том, что он может повернуться и свалить. Я возвращаюсь. Он стоит на том же месте. Молчит.

Я беру лезвие, оттягиваю немного губу. Смотрю на него. Мягкое нажатие и острый кончик впивается в нежную кожу, оставляя темно-алую тропу. Его реакция на нуле. Его глаза направлены на мои глаза.

Рот медленно наполняется кровью, солоноватой и теплой.

- А если ты увидишь обнаженного мужчину, ну совершенно случайно, ты выколешь себе глаза? - хриплым и томным голосом интересуется он.

Что ж. 1:1.

Я неспешно киваю. Губа бессовестно сильно щиплет, вызывая нежданную сырость на глазах. Я сдерживаю слезы, но не могу сдержаться от другого: сглатываю кровь, накопившуюся во рту, приоткрываю его и ярко-бардовым языком провожу по нижней губе, медленно и спокойно.
Его глаза загораются, я знаю что он хочет сделать.

Хах! 2:1, засранец.

Е. Последняя. "За последней страницей"

иллюстрация

Вопрос: Понравилось?

1. Да		0	(0%)
2. Нет		1	(100%)
Всего:		1

@темы: история о любви, проза, ненормативная лексика, насилие

---

Стужа

[Рысёнок.]

Крепкий кофе, потёртая книга
И в колонках надорванный бас.
Так внезапно всё стало безлико,
Так внезапно и в тысячный раз.

Ты сидишь неподвижная в кресле,
Греет ноги залатанный плед.
Где-то бродят твои мысли, если
Как бы есть ты, но как бы и нет.

Началось всё с осенним туманом -
Слишком много глотнула дождя.
И тогда этот холод обманом
Незаметно проникнул в тебя.

Ты чужая мне стала до дрожи,
Но целую я лёд твои рук:
Каждый пальчик губами тревожу -
Вдруг очнёшься, очнёшься ты вдруг.

Потерпи, моя девочка, ну же,
Где-то там за бугром февраля
Мы с тобой ещё вспомним о стуже,
Когда снегом пойдут тополя.

Не смотри на меня так сурово.
Мы всего лишь немного больны.
Отогрею, даю тебе слово,
Твою душу до нашей весны.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		8	(80%)
2. Нет		2	(20%)
Всего:		10

@темы: поэзия

---

Для тех, кто идёт по своей Дороге

[Лорелина]

Ты однажды придешь домой и внезапно увидишь солнце,
Расплескавшее тёплый свет из квадратов оконных рам
И тогда, разрывая быт, снова сказка твоя вернется.
Ты увидишь свою Дорогу, по которой ты шел всегда.
Там - твой первый весенний дождь над костром из сосновых игл,
Там - читаешь свои стихи под июльской своей звездой.
И ты вспомнишь, как можно жить лишь одним - только этим! - мигом,
Из зеркал и путей пространства выбирать для себя - любой.
Вечный город тебя хранит от холодной циничной скуки,
Вечный город... мечта и явь... Твоя крепость в стране мечты.
И из города выйдут те, кто навстречу протянет руки.
И вернувшимся к ним героем, ну конечно же, будешь ты.
На серебряных берегах, сохраненных твоим народом,
Голос флейты прогонит тьму и развеет тяжелый сон.
Для тебя, Государь и Брат, будет кубок наполнен мёдом,
Возвращайся скорее - слышишь? - в этот мирный уютный дом.
...Ты однажды придёшь домой. Ты не сможешь остаться прежним.
Ты забудешь ключи и зонт, и отправишься в те края,
Где тебя уже так давно ждут знакомые побережья,
На которых горит вовеки и в любой темноте - маяк.

Вопрос: Понравилось?

1. да		3	(60%)
2. нет		2	(40%)
Всего:		5

@темы: поэзия